Скальпель для шейха

Женька обиженно надувает губы. Полина едва не плачет от зависти. Я в ауте. Катюха тоже.

— Поздравляю, — хлопает в ладоши декан.

Инициативу подхватывает аудитория. Мы слышим спасительный звонок в честь окончания лекции. В следующие минуты поток людей выходит через узкие двери. Я одна из последних. Надеюсь пройти мимо декана, преподавателя и Марса незаметно.

— Верочка, — окликает декан.

Вот же черт! В замирании сгораю от негодования.

— Подойди сюда.

— Я спешу, — оборачиваюсь я, пятясь задом.

— Ничего.

На секунду прикрываю глаза.

— Вот, — сообщает декан. — Очень многообещающий молодой специалист.

— Найдите вторую девушку, — велит Марс, и декан с преподавателем, слушаясь, идут выполнять приказ.

Я поворачиваюсь к нему, как кролик перед удавом. Сердце бьется шальным ритмом. Кажется, я не видела его вечность, и тело знает, как он привлекателен. Оно соскучилось, я волнуюсь от желания уйти. Мы с ним явно не договоримся. Я остановилась перед ним, и в его темных глазах читается нечто стальное, сокрушительная твердость в решениях. Это не облегчает задачу уйти и отделаться от него. Ведь что было, то прошло. Зачем нам снова видеться, зачем общаться? На его губах медленно проявляется улыбка.

— Ты не рада меня видеть? — произносит он. — Покувыркались и забыли?

Мои глаза сощуриваются от нехорошего намека и подозрения:

— Я похожа на шлюху?

Он подавляет смех, но улыбка остается приклеенной к губам. Взглядом он скользит по фигуре, задерживаясь на нужных ему местах.

— Я лишил тебя девственности, — сдержанно произносит он. — И хотел бы знать, что значит для тебя наша связь?

Не могу игнорировать жадный сексуальный блеск в его глазах. То, как он смотрит. На мгновение отвлекаюсь от избыточных чувств, рассматривая его словно со стороны. Он чертовски красив. В черном костюме и белой рубашке он выглядит как крутой бизнесмен. Каким и является. Богатым, успешным и независимым. И этот великолепный мужчина не скрывает, что жаждет меня. Ждет ответа.

— Я... — пытаюсь подобрать нужные слова, но они не идут из меня. — Нет. Ничего не значит. И...

Мне хочется сказать ему, что я больше не хочу Галиба и не люблю. Но признаться себе и ему, что связь для меня была не важной, у меня нет смелости и сил. Я не готова сказать ему об этом. Я вижу, как леденеет выражение на мужественном лице, и как оно становится колючим и отчужденным.

— Очень мило, — цедит он, больше не улыбаясь. — Ну, хотя бы честно.

Сердце в груди пропускает удар. Да, вовсе не честно. Совсем нет!

— То, что случилось с нами, ничем, кроме как случайностью, не назовешь, — я отвечаю с холодной вежливостью, понимая, что часть меня вопит об обратном. Вопит внутренним протестом.

— То есть ты еще испытываешь чувства к Галибу? — он и удивлен, и озадачен. Я же считала, что его нужно отправить в тюрьму.

— А вы со своей семейкой дожидаетесь, пока его попытки убить кого-нибудь не завершатся успехом?

— Что ты знаешь о тюрьмах, девочка?

— Что они лучше, чем миллиардный особняк с парой сотен слуг и банковским счетом, — отвечаю дерзко, сама в шоке от сказанного. Что я несу?

Марс шумно и громко вздыхает и смотрит на меня, как на нерадивое дитя.

— Поверь мне, его накажут, и мало не покажется, — отзывается с такой суровостью, что по спине ползет озноб.

— Как? — не представляю, что это может быть.

— Будет сидеть дома на лечении, пока не станет овощем. Психопатии его случая не лечатся.

С тяжело бьющимся сердцем и с нарастающим страхом я посмотрела ему потрясенно в глаза. На твердом лице Марса отразилась злость. В какой-то момент я решила, что он будет милостив к Галибу, но как же я ошиблась. Нет. Он не собирался его жалеть. Полиция не нужна семье, ровно как и огласка. Они сами его убьют по-тихому.

— Отправьте его в лечебницу. Он хотя бы с кем-нибудь будет общаться. Это не так жестоко, — сама не понимая, что делаю, умоляюще положила ему на грудь ладонь, упрашиваю. — Он больной. Не виноват. Он же не ведал, что творил. Даже если это не лечится, пусть живет. Прошу, не убивай его!

Марс опустил взгляд на мою руку, лежащую на его груди. Я ощущаю, как сердце бьется даже сквозь слои ткани, как он возбуждается от одного моего прикосновения. Его выражение глаз приводит в замешательство, потому что он не просто желает. Он горит. Мне живо представилось то, что происходило между нами, когда я по собственной воле, изнемогая от страсти, отдавалась ему.

Мои глаза, полные изумления и мольбы, прикованы к нему.

— Прошу, — тихо прошептала я, не понимая, почему он молчит. — Галиб не заслужил смерти, даже если сам преступник. Что нужно сделать, чтобы ты смилостивился? Скажи, чего ты хочешь, я сделаю.

— Всё?

Я не заметила, лихорадочно кивая, как он смотрит на меня странно, сердито, сжав зубы, фактически в гневе.

— Всё! Я буду лучшей студенткой. Я отработаю практику и всем буду давать рекомендации на твою компанию. Я напишу лучшую дипломную работу.

— Нет, — перебил он.

Я хлопаю глазами, не понимая, как заставить его прийти к согласию, как заставить передумать.

— Нет? А что тогда? Что тебе нужно?

Он смотрит плотоядно, очень резко.

— Ты.

Я отпрянула от него, в то время как он продолжил бесстрастным голосом:

— Понимаю, любовь зла. Но я хочу тебя видеть в своей постели, в своем доме. Добровольно.

Не могу поверить. Облегчение от сознания, что он ставит условия и согласен смилостивиться над Галибом, перекрывается внутренней волной возмущения.

— Любовницей? — спрашиваю несколько ошарашенно.

Это цена за жизнь? Я не думала, что он окажется так жесток. Или суров?

— Да. Ты любишь чудовище, готовая из-за него на всё. Ты готова заключить со мной сделку?

Я смотрю в пол и ничего не отвечаю. Он ничего не знает. Считает, что я люблю Галиба, но все равно хочет сделать меня своей. Разве это не плохо?

— Но я не люблю тебя, — произношу медленно, прижимая руку к животу.

— Мне это и не нужно. Достаточно, что я могу купить всё, что пожелаю. Если мой племянник для тебя так дорог, цена невысока.

Поднимаю на него взбешенные и гневные глаза. Меня еще никто так не унижал. Даже Галиб. Кажется, что у мужчины нет в душе ничего благородного, ни совести, ни чести. Лишь сердце торгаша.

— Я вещь? — спрашиваю, ощущая ярость.

— Согласна?

Я молчала. Готова ли я продать себя за жизнь, будущее?

— Нет, — произношу тихо, а затем смотрю на человека, который покупает людей. — И больше не приближайся ко мне. Никогда. Я не продаюсь.

Кровь приливает к лицу, от желудка и до колен разливается слабость, мне хочется плакать только при одном лишь воспоминании о тех жарких объятиях, поцелуях и ласках, что были между нами.