Скальпель для шейха
Шрифт:
Бросила недовольный взгляд:
— Хочешь уехать? Всё бросить?
— Что именно? — обвёл кругом взглядом, мол, глянь. — Что ты видишь вокруг? Это же жопа. Хуже — Дальний Восток. А там Москва, столица, карьера, деньги. Возможности.
— А дом? Мой отец.
Он обиженно замолчал. А я подумала: вообще, обещание, данное в университетские годы Марсу, уже можно не держать. Галиб вон здравствовал и даже убивал. Его, конечно, вновь схватили и отправили домой, но всё же…
— Я не прав?
— В целом прав. Мы не допускали мысли о переезде, никогда. У нас и будущего-то нет.
Я иронично рассмеялась и посмотрела на Андрея, разглядывая его в футболке и домашних шортах, остановившись взглядом на последних.
— И ты знаешь почему!
Тот скривился, бурно вздохнул, занёс руку за шею, разминая.
— Вер, ну сколько можно? Нет их. И никогда не будет. Они бросили тебя. Кинули. Ты им никогда не была нужна.
Он замолчал, оценивая сказанное. То, как она воспринимает его слова.
Я отвела взгляд в сторону, сделав ещё глоток в резко пересохшем горле, втянула губы.
— Ну, чего молчишь?
— Я думаю, ты не прав, — подняла на него тяжёлый взор. — Мне кто-то дал жизнь? Я не появилась ниоткуда. И я хочу знать, кто? Уехать означает бросить. Забыть о корнях, о поисках. Тебе легко говорить. Ты знаешь, кто ты. Я же нет.
Решительно поставила бутылку на прикроватную тумбу, встала и подошла к нему.
— Предложение, конечно, интересное, но я не хочу переезжать.
Он окончательно обиделся. Настолько, что не сдвинулся с места. Возвышался напряжённой горой, разглядывая из-под бровей. Во мне мгновенно щёлкнуло чувство момента. Если уступить чуть-чуть, взять за руку и потянуть в постель, и немного подтолкнуть, то...
Я облизнула губы, соблазнительно повела плечом, и с него соскользнула шёлковая бретелька сорочки. Наклонила голову, оголяя шею, подошла к нему совсем близко, почти на цыпочках, и взяла за руку.
— Хочешь помочь с похмельем? Всё в таком мрачном свете, — прошептала, поднеся руку Андрея ко рту и неприлично облизывая его средний палец.
Он замер, задышал крепче, взвешивая предложенное.
— Отец, — вытянул губы вперёд, дёрнул бровями и понизил голос. — Куда он денется от тебя, а? Ты же знаешь, он меня не любит.
Занёс свободную руку за мою спину и слегка притянул к себе.
Уголки моих губ виновато дрогнули в полуулыбке-полусожалении — верно, недолюбливает. Знал бы за что? Руки обвились вокруг его торса. Я ласково прильнула. Хотелось снять напряжение, томящее с ночных видений. Кокетничая, повела носом по мужской груди, ласково касаясь бёдрами.
— Может, ты обсудишь это с ним? — спросил он.
34-1
Непонимающе подняла глаза. Руки скользнули на пах мужа, задели мужское естество сквозь ткань. Утро — прекрасное время, чтобы говорить без слов. В тишине бессвязных вздохов и сокрушительных стонов. Протяжных, нежных, грубых… любых. Хотелось именно этого разговора давным-давно.
— С кем?
— С отцом. Я отвезу тебя.
Вновь подняла на него затуманенный взгляд, хлопая ресницами. Млея от скользящих прикосновений сильных мужских рук по спине, от растущей охоты. Всё что угодно, лишь бы он не останавливался.
—
Сначала похмелье.Губы мужа накрыли мой рот, и я ответила на поцелуи взахлёб. Изголодалась, жадничая, дрожа от ожидания. Прильнула к нему, закрыв глаза. Ни к месту перед глазами всплыл образ Марса. Кого он целовал в данный момент — было всё равно. Хотелось разрядки, хотелось Марса Блицкрига.
— Обещай, что поедем сегодня.
— Да, — с этими словами сорочка соскользнула на пол. Туда же полетели футболка и шорты с трусами. Скороспелое обещание было тут же забыто и потеряло значение.
И только полчаса спустя, когда я отдышалась и сняла напряжение, взглянула на мужа и ситуацию реальней. Для него важно переехать, иначе бы он не потратил целый день на поездку. И ведь знает, он, скорее всего, получит поддержку от моего отца. Тот никогда не хотел, чтобы я оставалась в Улан-Удэ. Если бы не поддержка Курумканского, давно работала и жила где-нибудь в Иркутске. Я потянулась, разглядывая потолок спальни, зная, что всё равно откажусь, даже если это приведёт к полному и окончательному разрыву. Терять, в общем-то, было нечего.
Спустя час я стояла у шкафа и обдумывала, что надеть в поездку. Дорога в дацан займет четыре часа в одну сторону и столько же назад. Андрей помог восстановить события вчерашнего вечера, и, сидя уже в машине, я размышляла о случившемся. Приятно, когда тебя ценят высоко, но так ли это на самом деле? По словам Тукаева, шейха осмотрели врачи в Лондоне. Их впечатлил уровень мастерства. В это хотелось верить. Можно от всего абстрагироваться и решить: коли другие думают, значит так и есть, но внутренний голос нашептывал: не настолько я хороша. Так не бывает. Вторая же часть натуры шептала: после происшествия в спа-салоне, кто ей докажет, чего бывает и не бывает?
Слова Тукаева успокаивали, и в самом деле, может, я выгодное вложение и опытному глазу виднее, какой из меня выйдет специалист через пять лет. Но сам Тукаев с предложением как кадровик и события в спа-салоне, казавшиеся ничем не связанными, вызывали во мне чувство страха и сопротивление. Не хотелось ничего менять.
Даже если я соглашусь на операцию, в глубине души я знаю, что откажусь от предложения по работе. Андрей будет обижаться, может, даже не будет какое-то время разговаривать.
Делая остановки в положенных местах, мы оставляли подношения в виде монет духу местности, духу дороги, читали мантры, сведя ладони вместе и подносили их ко лбу, а затем продолжали путь. Долго проезжали сёла, любуясь шумящим льдом Байкала. Я поглядывала на мужа, не в силах понять, как я могла думать, что люблю его? Теперь то, что казалось когда-то важным, исчезло.
– Дома. Почти дома, – шептала, отмечая, как ближе к пункту назначения асфальт сменился белым настилом.
Чаще встречались избы с седыми столбами коновязи, обвязанными развевающимися на морозном ветру цветными лентами. Без хуралов в дацане не шумно. Один-два посетителя, не больше десятка в день. Андрей решил ждать в машине. Я прошла гороо, натаптывая заметенный путь, готовясь к встрече, чувствуя, отец знает. Ждет. Когда закончила, поклонилась и зашла в маленький домик возле дацана.