Скандальная история старой девы

Военачальник бросает на меня испытывающий взгляд, а затем скупо кивает.

Спустя полчаса мы уже на соседней улице, где гудит жизнью ярмарка – шумная, многоголосая. Она раскинулась вдоль мощёной дороги, под высокими полотнищами навесов, между торговыми рядами, где пестреют шкуры, ткани, глиняные горшки и ярко разукрашенные деревянные игрушки.

Запахи здесь смешались в густую, тягучую волну: жареные пироги с капустой, дым от смоляных факелов, пряные травы и мёд, свежевыпеченный хлеб, овчина, пот и лошади. Где-то звонко поёт гусляр, перебирая ноты, а рядом детвора гогочет, крутясь возле бочки с мёдом, который разливают прямо в кружки.

Женщины в широких сарафанах и нарядных платьях торгуются с бородатыми торговцами, дети тянут за подолы матерей, прося сладостей. Здесь же то и дело мелькают красные платья и чепцы старых дев. Впервые за долгое время их выпустили в город на праздник. И даже позволили гулять.

На перекрёстке мужчины обступили странника с ручным соколом на плече – он показывает старинную карту, якобы ведущую к забытому кургану, где хранится клад. Кто-то смеётся, кто-то уже суёт ему монету, пытаясь выкупить карту.

И всё это под низким, зимним солнцем, что ложится сквозь снежную пыль и делает воздух серебристым. Ярмарка живёт своей жизнью, словно отдельный мир, в котором забываются беды. И, погружаясь в него, я чувствую лёгкость, и ужасы прошлого отступают.

– Милая лира, давайте вам погадаю!

Пока я высматриваю в толпе знакомые лица, пытаясь найти Есю, Зоряну или Раду, меня тянет за рукав какая-то женщина, увешанная амулетами. От неё пахнет чем-то терпким, как настой из лунного корня. На гадалке старый кафтан, вышитый незнакомыми символами, платок закрывает пол-лица, но глаза – чёрные, как угли – смотрят внимательно и пронизывающе.

– Милая лира, судьба стучит в твою дверь громче, чем колокольчики на ярмарке, – щурится она, глядя мне в глаза.

– Руки убрала, – Орм пытается вклиниться между нами, чтобы защитить меня. – Не дадим мы тебе монет, поняла?

– У меня и правда нет денег, – я мягко улыбаюсь женщине.

Женщина вдруг подаётся ближе:

– Ты беременная, так ведь? Вижу, что волнует это тебя. Необычный твой ребёнок, и даже родной отец его не признал.

Я замираю, будто в грудь вонзился ледяной нож. Откуда она знает?

А женщина будто мысли мои читает:

– Близость Нави размывает грань между этим миром и миром мёртвых. Если уметь читать знаки, видеть тени, слышать, как дышит земля – тогда всё становится ясным.

Она говорит тихо, но каждое её слово звенит в висках будто удар колокола.

Орм рычит, как рассерженный пёс, вставая между нами:

– Откуда знаешь? Кто тебе шепчет такие вещи? Ведьма что ль?

??????????????????????????– Оставь её, – останавливаю я его.

– Я отвечаю за вашу безопасность, лира Анна! Военачальник мне голову оторвёт. Она ещё и лицо прячет, точно ведьма!

Гадалка убирает с лица платок и мрачно усмехается, глядя только на меня. Ей не больше сорока лет, на её шее жуткий ожог, он касается и подбородка. Поэтому она прятала лицо.

– Оставь нас на две минутки, – прошу я Орма. – Дай поговорить. Можешь стоять рядом, глаз с нас не спускать.

Орм зло глядит на женщину, но всё-таки отходит в сторону, но взгляда с нас не спускает.

Гадалка протягивает руку, предлагая мне вложить ладонь в её. Внутри звенит тревога, но я поступаю, как она просит. На удивление, ладони незнакомки мягкие, тёплые, её прикосновение успокаивает. Она сжимает мою руку и на миг прикрывает глаза.

– Соперница твоя, что нашла свою смерть в лесной могиле, навела на тебя и твоё дитя порчу, – задумчиво произносит она. – Но с её гибелью нить не оборвалась. Ты и твой ребёнок чисты.

Неужели она говорит о том, что этот треклятый камень показывал, якобы ребёнок не дракон? А я всё гадала, как так вышло…

– Разве моя соперница была чёрной ведьмой? – удивлённо спрашиваю я. – На неё это непохоже.

Образ Милы никак не вяжется с магией. Да и умерла она довольно глупо для колдуньи.

Острый взгляд женщины впивается в меня, а на её лице появляется тень страха:

– Не чёрной ведьмой, а служительницей, – понижает голос она. – А служила она той, чьё имя давно забыто. Той, кого Морена изгнала на заре времён. Леса хранят много тайн, милая лира, и не все из них добрые. Есть силы, что шепчутся в темноте, питаются завистью, злобой, болью. Служительницы таких сил не носят на лбу знаков, не кричат об этом на каждом углу. Они улыбаются и прячутся за шелковыми платьями, золотыми украшениями и прочей ничего не значащей ерундой.

Я чувствую, как холод ползёт по спине. Будто сквозняк коснулся души.

– Но Милу я знала с ранних лет... – выдыхаю я. – Она была глупой, заносчивой, высокомерной.

– Потому и опасной, – перебивает женщина. – Таким всегда горько живётся, счастливыми они не бывают. Слишком пустые, чтобы жить без зависти. А леса любят таких. Они шепчут им: «Ты недооценена. Тебе должны. Возьми своё.».

Мила умерла в лесу, и её явно убил волк, который не просто зверь.

Гадалка вдруг подаётся вперёд и касается рукой моего живота. Я не чувствую от неё угрозы, поэтому замираю.

– Близнецы, – вдруг улыбается она, и её глаза теплеют. – Мальчик и девочка. Мальчик сильный дракон…

Я счастливо улыбаюсь в ответ. Моё сердце вздрагивает, но уже не от страха – от удивления и странного, волнующего восторга.

Близнецы!

Как будто сама судьба, желая воздать за боль и потери, решила подарить мне больше, чем я осмеливалась бы попросить.

– Если мальчик дракон, а девочка? – выдыхаю я, с трудом веря, что не ослышалась.

Гадалка медленно отводит руку, её лицо становится задумчивым, почти торжественным.

– Она… нашей породы, нашей крови. Её сила будет иной. Не в крыльях, не в пламени.

Мурашки пробегают по коже, и я невольно глажу плоский живот, будто уже чувствую их обоих крошечных, живых, тёплых.

– Вы говорите, моя дочь будет ведьмой? – спрашиваю я.