Сказание о пустыне

Рашид привел его в дальние комнаты, где сохранились сундуки с тканями и подушками. Служанка не теряла времени даром, успокоила и уложила младших девочек спать, смастерив им постели. А близнецов приставила наблюдать за входом. Или они сами полезли из-за врожденного любопытства?

Стоило войти, и на него устремились три пары глаз, в которых читался один и тот же вопрос. Саид сказал то же, что уже сообщил старшему сыну аттабея, а затем добавил:

— Ночью нужно будет уйти.

— Куда? — всплеснула руками женщина.

А дети отошли в сторону и занялись оружием. Кажется, ножей нужно было взять больше… Старшая из дочерей аль-Назира вполне уверенно взялась за рукоять, проверяя баланс. Тяжело ей будет в городе…

— В пустыню, — он протянул служанке шкатулку: — Спрячь подальше в один из мешков.

— Небеса… — пробормотала та, но драгоценности забрала и сделала, что он сказал. — Зачем уходить из города?

— Оставаться опасно. Кади обещал приют детям и жене аттабея. Госпожу увезли к аль-Хатуму…

Вскрик сорвался с губ женщины, она прижала ладонь ко рту и взглянула на него огромными глазами, в которых снова плескался ужас. Но теперь за ним стояло знание.

— Потом ты расскажешь мне все, что знаешь о нем, — сын пустыни указал глазами на детей, что ловили каждое их слово. — А пока отдыхайте и набирайтесь сил. Вечером я постараюсь добыть мулов и припасов в дорогу.

— Но где?.. — тихо спросила служанка, приходя в себя. Для той, что всю жизнь провела в хорошем доме и никогда не знала тревог и нужды, оправилась она быстро.

— Разберусь…

Саид не стал говорить, что к вечеру в городе появится очень много бесхозных вещей. И достанутся они тому, кто лучше владеет саблей, или тому, кому повезет. В удачу он верил мало, но сейчас у него на руках оказалось пятеро детей и женщина. Их нужно защитить. Накормить. Напоить. А значит, нет права на ошибку. Или милосердие к другим.

Кочевник подвинул сундук с лекарствами, привлекая к нему внимание.

— Знаешь, как ими пользоваться?

Меж тонких бровей пролегла складка. Быстрые руки откинули крышку, а ловкие пальцы пробежали по склянкам и горшочкам, на которых не имелось подписей. Оставалось только гадать, как жена аттабея в них разбиралась.

— Это остановит кровь, а это ускорит заживление, — она останавливалась на некоторых и говорила, а он старался запомнить. Лишним не будет. Неизвестно, что случится в дороге. — Это снимет жар. А это…

Служанка накрыла ладонью кожаный кошель и запнулась, закусила губу, явно не зная, стоит ли говорить.

— Мне лучше знать, что там, — спокойно произнес Саид, готовый уже ко всему.

— Яды. Разные. Для некоторых есть противоядия. Но не для всех… Госпожа лучше в них разбиралась. После того, как господина ранили, она… Она собирала яды. Разные. Не чтобы отравить… Она никогда никому не желала зла. Просто… Когда знаешь яд, можно спасти.

Женщина говорила так, будто госпожа ее уже умерла, и одно только это сказало кочевнику больше, чем все сплетни, слышанные об аль-Хатуме.

— Значит оставим только те, от которых есть противоядия, — решил сын пустыни. — Остальные нужно выбросить. Здесь, в саду. Лишние случайные неприятности нам ни к чему.

Она кивнула и стала медленно доставать маленькие, с детский палец размером, склянки.

— Аттабей, — неожиданно произнесла женщина. — Он будет искать детей. Не лучше ли остаться в городе?

Саид усмехнулся ее упрямству, заметил краем глаза, как замерли дети, сжимая каждый по кинжалу.

— Мы не знаем, что с ним. Шейх будет усмирять беспорядки. А в такое время случиться может всякое… Легко избавиться от наследников аттабея и свалить все на обезумевшую толпу. Мы не можем рисковать и оставаться здесь. Нужно уходить. Когда я доставлю вас к народу пустыни, обязательно вернусь в Аль-Хрус. Не один. Кади не бросит своего друга в беде. Если аттабей жив, мы найдем его. А если нет… Мы должны исполнить его волю…

…Город кипел. Он будто разом выплеснул всю накопившуюся годами обиду. И теперь жаловался. Жалобы его слышались в криках людей, что растаскивали товары с базара. В проклятиях торговцев, пытавшихся защитить свое добро. В голосе муллы, что пытался призвать обезумевшую толпу к порядку. В плаче напуганных женщин и детей. В стонах раненных и умирающих…

…Злость и ненависть завладели людьми. Почему? Как получилось, что все они, уже смирившиеся со своим положением, вдруг решили взбунтоваться? Без чужого вмешательства тут не обошлось. И наверняка тот, кто стоит за происходящим, успел уже скрыться. Зачем наблюдать и рисковать жизнью, если уже знаешь исход?..

…— Где хуже всего? — кони летели по чистым кварталам, примыкающим к дворцу. Здесь погромы задавили сразу, только кровь и мертвые тела напоминали о том, что происходит нечто страшное. И тишина… Непривычная. Мертвая. И лишь стук копыт отражается от стен домов.

— На рыночной площади! — хмур был Сулейман. Не злился, скорее уж волновался. Переживал за правителя, который остался на попечение дворцового лекаря. — Шейх велел разогнать толпу. Мы ринулись и увязли… Кого-то стащили с лошадей, кому-то и так досталось… Я не уберег…

Он умолк и тряхнул головой, отгоняя память, которая жалила сильнее любых ран. Карим кивнул и начал раздавать указания…

…И потекли по улицам города отряды охраны. В обход рыночной площади. В обход белокаменной, что раскинулась перед самым дворцом. Дальше, ближе к стенам, где селились бедняки, и где злости и боли должно быть больше. Рынок нужно отрезать. Взять в кольцо и задавить погром. Закрыть ворота, не дав виновникам уйти безнаказанными. Пусть это будет небыстро. Пусть потребуется время, чтобы стянуть все силы, но лучше уж так, чем ринуться напролом и потерпеть неудачу. Ему еще рано умирать…

…Самым сложным оказалось ждать. Сдерживать злость и гнев охраны, жаждущей навести порядок и отомстить за раненного господина. Смотреть, как гибнут люди в попытках защититься. Давить погром по кусочкам, отрезая каждый квартал, чтобы в конце остался лишь центр, где люди уже устали и успели понять, что бежать им некуда. Вокруг лишь стража и охрана правителя, а значит, пощады не будет…

…Аттабей не любил проливать кровь. Пусть и вспыльчив нрав, и горяча кровь, но он предпочитал договариваться. Играть в шахматы, вести долгие беседы с другими шейхами, убеждать, обещать… Простой народ не понимает слов, когда доходит до предела. Лишь силу, и только силой его можно задавить и заставить слушать…