Сквозь тьму

Скарну не хотел верить в это Красты. Конечно, он тоже не хотел верить, что его сестра отдалась рыжему, но у него не было выбора. Он сказал: “Продала она меня или нет, этот Лурканио вряд ли оказался здесь случайно”.

“Нет, совсем не похоже”. Меркела нахмурилась, затем оживилась. “Ты прав - тебе лучше исчезнуть. Ватсюнас и Пернаваи тоже должны пойти с тобой. Они не могут звучать как настоящие валмиерцы. Рауну может остаться - если рыжеволосые приедут на ферму, я стану вдовой, сводящей концы с концами с наемным работником ”.

Она руководила людьми в своей жизни, как если бы была генералом, командующим армиями. “Это может сработать, - сказал Скарну, - но может и не сработать. Множество людей в этих краях могут сказать альгарвейцам, что я жил с вами ”.

Она задумалась, но ненадолго. “Я скажу, что мы поссорились, и я, будь я Проклят, вышвырнул тебя вон”. Затем она повысила голос до яростного крика: “Ты, вонючий петушиный пес, если ты не будешь держать свои глаза и руки на месте, я позабочусь о том, чтобы ты пел сопрано до конца своих дней!”

Люди глазели. Лурканио был одним из таких людей. Его лицо скривилось в довольной ухмылке. На мгновение Скарну разинул рот - привлекать внимание Лурканио было последним, чего он хотел. Но, немного медленнее, чем следовало, он увидел, как Меркела строит свое алиби, и вспомнил, что в данный момент Лурканио не мог его узнать. Он изо всех сил старался проникнуться духом происходящего, крича: “О, заткнись, шумная сука! Я должен дать тебе хорошую взбучку - и я тоже это сделаю, если ты не будешь молчать ”.

“Попробуй это, и ты пожалеешь больше, чем когда-либо”, - прорычала Меркела. Она говорила так, как будто тоже имела это в виду; из нее получилась прекрасная актриса.И она тоже не просто играла. Скарну не хотел бы быть мужчиной, который поднял на нее руку, когда она не хотела, чтобы к ней прикасались.

Они продолжали ссориться, пока не покинули Павилосту. Как только они остались одни на дороге обратно на ферму, они начали смеяться. Однако Скарну не смеялся, когда уходил в лес с Ватсюнасом и Пернаваи.Он чувствовал себя трусом из-за того, что оставил женщину - и особенно женщину, носящую его ребенка, - одну с рыжеволосыми. А каунианцы с Фортвега были городскими жителями, не имевшими ни малейшего представления о том, как позаботиться о себе в этой, казалось им, очень дикой местности. Скарну был занят тем, что показывал им, что нужно делать. Он попытался вспомнить, что он тоже не знал, пока не пошел в армию.

Он мог прокрасться обратно на ферму за едой; ему не нужно было охотиться.Примерно неделю спустя Меркела сказала: “Они пришли сегодня. И, конечно же, этот придурок, который соблазняет твою сестру, опасный человек. Но мы с Рауну одурачили его и отправили восвояси ”.

“Достаточно хорошо”, - сказал Скарну. “На самом деле, лучше, чем достаточно хорошо. Но я еще не вернусь, чтобы остаться на некоторое время. На что ты готов поспорить, что они снова нагрянут сюда, чтобы посмотреть, не разыгрывал ли ты их?”

“Да, этот Лурканио смог бы”, - сразу же сказала Меркела. “Он может даже вернуться три раза, будь он проклят. Позволь ему. Он тебя не поймает. И борьба продолжается”.

Скарну кивнул. Словно заклинание, он повторил эти слова. “Бой продолжается”.

Иштван изучал шрам на своей левой руке. Он все еще причинял ему боль время от времени; капитан Тивадар нанес глубокий порез. Иштван не винил командира своей роты. Тивадару пришлось снять грех с него и с людей его отделения. Иштван просто надеялся, что порез оказался достаточным искуплением.

Капрал Кун возвращался к нему из-за деревьев. “Никаких признаков ункерлантцев впереди, сержант”, - сказал он.

“Ладно, хорошо. Тогда мы будем двигаться вперед”, - сказал Иштван. Кивнул. Они были странно официальны друг с другом. Все мужчины, которые ели козлятину, были такими в эти дни. У них была связь. Никто из них не хотел бы этого, но она была. Почувствовав это, Иштван понял, как и почему преступники и извращенцы иногда ищут козлятину. Это отличало их от остального человечества - во всяком случае, от остального человечества Дьендьоси. Они должны были объединиться, потому что никто другой не хотел иметь с ними ничего общего.

“Сержант?” Кун снова спросил тем странно официальным тоном.

“Да? В чем дело?” Иштван хотел подразнить ученика мага в очках, как он делал до того, как они поделились содержимым того котелка с тушеным мясом, но обнаружил, что не может. Он снова посмотрел на свой шрам.

Кун увидел, куда устремились глаза Иштвана, и он разжал свою собственную левую руку.Он был точно так же отмечен - и, без сомнения, такие же шрамы остались и на его душе.Он испустил долгий, несчастный вздох, затем сказал: “Как ты думаешь, остальные в компании знают ... что произошло там, на той поляне?”

“Ну, во всяком случае, никто не называл меня козлоедом”, - ответил Иштван. “И еще кое-что хорошее - если бы кто-нибудь назвал меня как-нибудь в этом роде, мне пришлось бы попытаться убить его ради моей чести: либо так, либо признать это”.

“Ты не мог признать это!” В ужасе воскликнул Кун. “Звезды не светили бы тебе, если бы ты это сделал”.

“Конечно, они бы не стали”, - сказал Иштван. “Вот почему мне пришлось бы сделать то, что должен делать воин. Может быть, люди знают, что произошло, и они сохраняют спокойствие, потому что они тоже знают, что мне пришлось бы сделать. Или, может быть, они действительно не знают. В конце концов, капитан Тивадар был единственным, кто вышел на поляну, и он не стал бы разбалтывать, по крайней мере, после того, как очистил нас, он не стал бы.

Кун медленно кивнул. “Я продолжаю говорить себе то же самое. Но еще одна вещь, которую я продолжаю говорить себе, - это то, что такого рода дела не остаются секретными. Почему-то этого не происходит ”.

Иштван тоже кивнул. Тот же страх наполнил его. То, что он сделал, было достаточно плохо. Если бы другие - люди, которые этого не делали, которые не были связаны друг с другом той странной связью - узнали, было бы намного, намного хуже.

Тем временем, наряду с беспокойством о состоянии своих грехов, ему также приходилось беспокоиться о том, чтобы остаться в живых. Каждый раз, когда он перебегал от сосны к березе к зарослям папоротника, он брал свою жизнь в свои руки. Кун не видел никаких юнкерлантеров на этом участке бесконечного леса, но это не означало, что их там не было.

Его внимание привлекло какое-то движение. Он замахнулся палкой в его сторону и ударил, не задумываясь. Если бы это был ункерлантец, парень был бы мертв. Как бы то ни было, рыжая белка свалилась с ветки и лежала, слабо брыкаясь, среди сосновых иголок. Примерно через минуту она перестала двигаться.

“Красиво горит”, - сказал Кун. “Надо бы захватить его с собой и бросить в горшок, когда мы остановимся. С белкой все в порядке”.

“Нет”, - сказал Иштван. Он не знал, имел ли Кун в виду, что мясо было вкусным или что животное было ритуально чистым. Он не хотел спрашивать; это повлекло бы за собой сравнения с животными, которые не были ритуально чистыми.