Сквозь тьму

“Не задерживай дыхание”, - посоветовала ему Краста, идиому, которую, возможно, к счастью, он не расслышал. Выражение ее лица стало резким. “Что Лурканио делает в Приекуле?”

Капитан Градассо снова пожал плечами. “Что бы это ни было, я не посвящен в это”.

“Посвящен в это?” Это заставило Красту снова захихикать. Ее веселье озадачило Градассо. Ей не хотелось ничего объяснять, и она ушла. Когда она оглянулась через плечо, Градассо смотрел ей вслед, почесывая затылок. “Посвящен в это!” - повторила она и разразилась еще большим хихиканьем. “О, дорогой!”

Альгарвейцы, которые помогали Лурканио управлять Приекуле, все с любопытством смотрели на Красту, когда она возвращалась мимо их столов. Они часто видели ее сердитой, иногда заговорщицкой, но вряд ли когда-либо веселой. Некоторые из них, те, что постарше, улыбались и подмигивали ей, когда она проходила мимо.

Она не обращала на них внимания. Они были мелкой сошкой, недостойной даже ее презрения, если только не позволяли своим рукам становиться смелее, чем своим лицам. И ее хихиканье вскоре утихло. Когда она подумала о туалете, она подумала о том, чтобы выбросить кусочки, на которые она разорвала листовку, написанную ее братом.

Скарну жив, подумала она и покачала головой в медленном изумлении. Она по-прежнему не знала, кто прислал ей листовку и откуда она взялась, но она не могла ошибиться в сценарии своего брата.

Когда она поднималась наверх, в свою спальню, ей пришло в голову кое-что новое. Некоторое время назад Лурканио спрашивал ее о каком-то провинциальном городке или что-то еще. Она нахмурилась, пытаясь вспомнить название. Это не приходило. Она пнула ступеньку. Но ее альгарвейский любовник - ее альгарвейский хранитель - казалось, думал, что этот город, как бы он ни назывался, имеет какое-то отношение к Скарну.

Она не могла спросить об этом Лурканио, если его не было дома. Как невнимательно с его стороны, подумала она. Затем она поняла, что не сможет спросить его об этом даже после того, как он вернется. У него был чертовски подозрительный ум и острая память. Он все еще знал бы название этого жалкого маленького городка, и у него была слишком большая вероятность выяснить, почему она начала задавать вопросы об этом. Нет, ей придется хранить молчание.

“Будь он проклят!” - прорычала она, проклятие, адресованное в основном Луркани, но также и ее брату. Для Красты молчание было действием гораздо более неестественным, чем любое из развлечений Лурканио в спальне. Вероятно, даже более ненатуральное, чем все, чем Вальну наслаждается в спальне, подумала Краста.Этого было достаточно, чтобы она снова захихикала. Она так и не узнала, чем наслаждался Аллвальну в спальне. В один из этих дней, сказала она себе. Да, в один из таких дней Лурканио снова выведет меня из себя. Это не должно затянуться надолго.

Она как раз добралась до верхнего этажа, когда Маля начала выть.Краста стиснула зубы. Незаконнорожденная дочь Бауски в эти дни не была такой раздражающей, какой была сразу после рождения, когда все время визжала.Она тоже не выглядела такой уродливой; когда она улыбнулась, даже Краста поймала себя на том, что улыбается в ответ. Но это не означало, что она не была помехой.

И теперь Краста тоже улыбнулась, хотя и не могла видеть ребенка. “Бауска!Бауска, что ты делаешь? Иди сюда немедленно, ” позвала она, как будто тоже не могла слышать плач Мали. Возможно, у ее служанки был маленький визжащий паразит, но будь Краста проклята, если позволит этому причинять ей неудобства. “Бауска!”

“Я буду с вами через минуту, миледи”. Голос Бауски звучал так, словно она выдавливала слова сквозь стиснутые зубы. Улыбка Красты стала шире.Конечно же, она задела за живое.

“Поторопись”, - сказала она. Нет, она не стала бы облегчать задачу своей служанке. И вот появилась Бауска, рукава ее туники были закатаны, выражение лица напускное. Но когда Краста увидела - и почувствовала запах - рук Бауски, ее улыбка испарилась. “Силы небесные, идите, смойте эту грязь!”

“Вы говорили мне поторопиться, миледи”, - ответила Бауска. “Я всегда стараюсь доставить удовлетворение любым способом”.

Судя по выражению ее глаз, она думала, что выиграла раунд. Но Красту было нелегко одолеть. “Если бы ты не доставил капитану Моско всяческого удовлетворения, твои руки сейчас не воняли бы”, - отрезала она.

Бауска выглядела так, как будто собиралась сказать что-то еще, что-то, что, вероятно, привело бы ее к настоящим неприятностям с гермистрессой. А затем, очень заметно, она сдержалась. Сделав глубокий вдох, она спросила: “Чем я могу служить вам, миледи?”

Краста даже не подумала об этом. Она позвала свою служанку, чтобы позлить, а не потому, что хотела чего-то конкретного. Ей нужно было подумать о том, что могла бы сделать Бауска. Наконец она произнесла что-то знакомое: “Спустись вниз и скажи конюхам и водителю, чтобы приготовили мой экипаж. Я собираюсь сегодня пройтись по кое-каким магазинам”.

“Да, миледи”, - сказала Бауска. “Могу ли я, с вашего милостивого позволения, сначала вымыть руки?”

“Я уже говорила тебе сделать это”, - сказала Краста с видом человека, оказавшего большое незаслуженное благо. Бауска ушла. Пока она не ушла, Краста не сомневался, что в ее словах был сарказм. Маркиза покачала головой. Бауска не посмела бы: она была убеждена в этом.

На самом деле она не планировала ехать в Приекуле, но мысль о дне, проведенном на проспекте Всадников, главной улице с магазинами и изысканными закусочными, была слишком соблазнительной, чтобы устоять. Она спустилась вниз и стояла, кипя от злости, пока кучер не вывел экипаж из конюшни. Когда она решала что-то сделать, ей всегда хотелось сделать это немедленно.

Но даже поездка в город не сделала ее такой счастливой, как это было бы в довоенные дни. Хотя она спала с альгарвейским полковником, ей не нравилось видеть альгарвейских солдат в килтах на улицах, глазеющих, как соманские фермеры, на достопримечательности большого города или обнимающих желтоволосых женщин из Вальмиеры. Альгарвейцы даже осмелились повесить уличные указатели на своем языке, чтобы направлять солдат к главным достопримечательностям. Они как будто думали, что Приекуле будет принадлежать им навсегда - и, судя по всему, так и было.

Краста также хмурилась каждый раз, когда видела валмиранца, будь то мужчина или женщина, в килте. В каком-то смысле это показалось ей даже хуже, чем лечь в постель с рыжеволосыми: это отбросило саму суть каунианства. Она не беспокоилась о таких вещах, пока не узнала почерк своего брата на том листке. Если Скарну беспокоился о них, она полагала, что ей тоже следует.

Но на фоне витрин на Аллее всадников Каунианство не казалось таким уж важным. “Высадите меня здесь”, - сказала она своему водителю.

“Да, миледи”. Он натянул поводья. После того, как он помог Красте выйти из машины, он забрался обратно на свое сиденье и достал из кармана фляжку.Краста едва ли заметила. Она уже начала исследовать.

Она не только осматривала витрины, но и совала нос в каждую забегаловку на аллее Всадников. Капитан Градассо сказал, что Лурканио был где-то здесь. Если бы он был не со своими соотечественниками, а с какой-нибудь маленькой белокурой шлюшкой, Краста позаботилась бы о том, чтобы он запомнил это надолго.