Сквозь тьму

Хотя Корнелу с надеждой вглядывался на юг, он не заметил никаких новых кораблей, приближающихся со стороны Сетубала. Что бы он и его товарищи ни должны были делать, они должны были делать это сами.

Солдаты побежали обратно к пляжу и грузились в лодки, с которых они отправились убивать и жечь. Сверкая веслами, они направились к кораблям, которые доставили их в Валмиеру. Но из тех кораблей осталось не так уж много, и некоторые из выживших подверглись нападению. Корнелю захотелось увидеть наказание, которому подверглись солдаты. Это было не так, как если бы они были сибийцами, но они сражались с альгарвейцами.

Матросы спускают сети и веревочные лестницы, чтобы помочь тем, кто добрался до лей-линейных кораблей, подняться на борт. Как только все солдаты были подняты, корабли заскользили на восток вдоль своей лей-линии, пока она не пересекла одну, направляясь на юг к Лагоасу. Корнелу тоже направил своего левиафана на юг, чтобы прикрыть их отступление.

Ни один альгарвейский военный корабль не преследовал их, что его удивило - люди Мезенцио обычно не были склонны к полумерам. Но драконы с материковой части Дерлаваи преследовали флот почти весь обратный путь в Сетубал.Корнелю задавался вопросом, сколько людей, высадившихся в Дукстасе, снова увидят свои дома. Он был бы поражен, если бы хотя бы половине из них так повезло.

Левиафан доставил его в столицу Лагоаны только после восхода солнца на следующий день. Измученный почти до предела, он, пошатываясь, добрался до сибирских казарм и заснул, даже не завернувшись в одеяло на своей койке.

Его никто не разбудил. Когда он выбрался из койки, солнце уже ползло по небу. Вместо ячменной каши он съел жареные креветки и запил их элем. Затем он вышел, чтобы узнать все, что мог, не в гавани, а в тавернах по соседству с ней.

Он ожидал увидеть матросов в ярости от такого неудачного нападения на альгарвейцев. Вместо этого они казались достаточно счастливыми. Это озадачило его, но ненадолго. Ему пришлось купить всего пару кружек, прежде чем лагоанец рассказал ему, чему он хотел научиться. “Да, ” сказал парень, “ мы сделали то, зачем пришли, мы сделали, и никакой ошибки”.

“И это было?” Спросил Корнелу на своем запинающемся лагоанском.

“Разве ты не знал?” Моряк уставился на него с чем-то, приближающимся к жалости. “Они строили лагерь для пленных за тем городом, они были. Служили бы нам так, как они служили Илихарме, они бы. Сейчас это невозможно сделать, они не будут. Позволь множеству бедных проклятых каунианцев побегать на свободе, мы”.

“А”, - медленно произнес Корнелу, как только до него дошел смысл лагоанского диалекта, что заняло некоторое время. “Так вот в чем была игра”.

“Это была игра, несомненно, была”, - согласился моряк. “Это стоило нам некоторых денег, но Сетубал не рухнет у нас на глазах, этого не будет”.

“Нет, так не пойдет”. Корнелу поднял палец, показывая на деловитого парня за стойкой, и купил лагоанскому моряку еще кружку эля - и еще одну для себя. Моряк залпом выпил свой. Корнелю сделал глоток более задумчиво.

Сколько еще раз лагоанцам придется наносить удары по валмиерским улицам, чтобы не дать альгарвейцам использовать массовые убийства для усиления магии против их столицы? На это был очевидный ответ - столько, сколько потребуется. Корнелиус кивнул. Рассматриваемый только как рейд, удар по Дукстасу обошелся дорого.Рассматриваемая как защита Сетубала, она была действительно дешевой. Ему было трудно представить Лагоас, продолжающий сражаться, когда его величайший город разрушен. И Лагоас должна выстоять в борьбе, подумал он. Если она этого не сделает, Алгарве, скорее всего, победит. Как бы ему это ни не нравилось, он не видел способа обойти это.

Талсу был убежден, что большую часть времени альгарвейцы были бы гораздо счастливее, если бы у Скрунды вообще не было газетных листков. Однако время от времени рыжеволосые находили их полезными. Когда вражеские драконы сбросили яйца на город, новостные ленты кричали и ревели об этом в течение нескольких дней. Теперь они кричали и ревели снова.

“Лагоанские пираты пытаются вторгнуться на материк Дерлавай!” - прокричал хокершоу, размахивая листом. “Враг отброшен с большими потерями! Генералы говорят, что их приглашают попробовать еще раз! Прочтите это здесь! Прочтите это здесь!”

Талсу дал ему медяк, как для того, чтобы заставить его заткнуться, так и по любой другой причине. В новостном листе ему сообщили не намного больше, чем лоточнику. Он просто повторял одно и то же снова и снова, каждый раз пронзительнее предыдущего. Когда он закончил эту историю и другие, о великих победах альгарвейцев в южном Ункерланте, он скомкал листок и бросил его в канаву.Затем он вытер чернила от дешевой типографии с ладоней и о брюки. Его мать будет жаловаться, когда увидит там темные пятна, но это будет позже. Сейчас он хотел, чтобы его руки были где-нибудь поближе к чистоте.

Еще больше разносчиков со стопками газетных листов выкрикивали заголовки "асТалсу", шагая по рыночной площади. Насколько он мог судить, они использовали те же слова, что и оборванец, у которого он купил простыню. Ему было интересно, продавали ли разносчики по всей Елгаве точно такие же истории с точно такими же словами. Он бы ни капельки не удивился.

Когда он проходил мимо продуктового магазина, к нему подбежал отец Гайлизы, он выглянул в окно, надеясь мельком увидеть ее. Не повезло: ее отец неторопливо вышел из-за прилавка, чтобы расставить по полкам банки с засахаренным инжиром. Талсу был искренне рад, что Гайлиса благоволила к своей матери; будь она пухленькой, рыхлой и волосатой, он не захотел бы иметь с ней ничего общего.

Ее отец увидел его в окно и помахал. Талсу помахал в ответ, больше из чувства долга, чем из привязанности. Он с нетерпением ждал женитьбы на Гайлизе - он определенно с нетерпением ждал некоторых сопутствующих событий, связанных с женитьбой на Гайлизе, - но он не особенно стремился быть связанным ярмом с остальными членами ее семьи.

Он завернул за угол прежде, чем ее отец смог выйти и начать брызгать слюной на него. Однако такая поспешность вызвала у него болезненный укол в боку. Этого не было бы до того, как альгарвейский солдат ударил его ножом; он слишком хорошо это знал. Но он не мог допустить, чтобы этого не произошло.

Его собственный отец раскрыл номер газеты на прилавке, за которым он работал. Траку кройал и шил тунику, пока читал. Его руки знали, что делать, настолько хорошо, что ему приходилось лишь время от времени поглядывать на свою работу. Он поднял глаза от газетного листа, когда вошел Талсу. “О, это ты”, - сказал он.

“Ты ожидал кого-то другого?” Спросил Талсу. “Может быть,короля Доналиту?”

Он бы не отпускал таких шуток до того, как Доналиту сбежал от альгарвейцев, если бы только ему не захотелось провести некоторое время в одном из королевских подземелий. Рыжеволосые поощряли шутки о короле. Что касается шуток о самих себе, то у них были собственные подземелья. Отец Талсу, зная это, понизил голос, когда ответил: “Нет, я думал, ты один из сотрудников Мезенцио, готовый позлорадствовать по этому поводу”. Он постучал пальцем по листку новостей.

“Я видел это”, - сказал Талсу. “Даже если бы я этого не видел, я бы услышал об этом. Весь город уже слышал об этом, о том, как в хокерскипе мычат, как множество клейменых бычков.”

Траку усмехнулся. “Они действительно продолжаются”.

“И так далее, и тому подобное”, - согласился Талсу. “С минуты на минуту они будут размещать копии для электронных таблиц. Если и есть что-то, в чем альгарвейцы хороши, так это хвастовство собой ”. Они также были хороши, даже слишком хороши, на войне, иначе они не оккупировали бы Скрунду и остальную Елгаву. Талсу не нравилось думать об этом, и поэтому он не стал.