Слава – вещь липкая
Шрифт:
Тут и меня соизволили посетить воспоминания. Почти яркие. Увидел я, как наяву, недавний праздничный вечер, веселую Любку да увивающегося возле неё вертлявого хмыря. Мне стало обидно, и я в сердцах грохнул кулаком по прилавку, отчего на пол упала картонная коробка со столовыми приборами.
– Ты это, того! – тут же свирепо рявкнула в мою сторону тетя Клава. – Нечего имущество казенное здесь портить, а, коли, кулаки чешутся, так иди Витьке нос разбей, а не получится Витьке, так дай Любке в глаз, чтоб показать, что мужик ты настоящий! А то ишь ты, счастливая она… Запомни, Андрюха, настоящий мужик никогда обиды не простит! Это тютя какой-нибудь утрется да промолчит, а настоящий мужик он себя в любом деле покажет! Вот мой, бывало, так разойдётся, что и мне за милую душу прилетит. И ты покажи себя – пусть она с подбитым глазом на курорт свой улепетывает. Вот смеху-то будет!
– Да какой он мужик! – визгливо вдруг завопила, неизвестно
Лицо у Кирки – красное, хоть прикуривай. И дышит она часто, поди, от злости, что бывшая подчинённая улетает в дальние края без всякого зазрения совести. Я хотел тут же достойно ответить руководительнице магазина на её злой выпад, но подбежавшая ко мне Люся быстренько указала, как быстрее пройти к хоромам моего обидчика и номер квартиры назвала. И я, конечно же, предпочёл не ввязываться в словесную перепалку со злой бабой, уже разменявшей тридцатник, а стремительно припустил по указанному из окна магазина маршруту, чтоб расквитаться за попранную честь и оскорблённое достоинство. На крыльце магазина меня догнала Антонина и торопливо зашептала на ухо:
– Не ходил бы ты туда, Андрюша! Витька-то, бандит! Он у нас в районе почти за главного! Не ходил бы ты! Я ведь тебе добра желаю. Злятся они все очень на Любку, особенно Кира и тебя специально подстрекают. Из вредности. Не ходи, добром там дело не кончится…
А мне уже плевать было на всех: и на бандитов, и на Тоньку с её добрыми советами, и на прочих продавщиц с уборщицами. Да пошли б они все вместе куда подальше! Я вырвал рукав у пожелавшей мне добра сердобольной девицы и почти бегом рванул к нужному дому. Сейчас я им всем покажу куку-маку! Ох, попляшут они у меня!
Дом этот, как впрочем, и всё в нашем районном центре, был рядом. На соседней улице. Врываясь в сумрак подъезда трехэтажного строения, я наткнулся на грудь крепкого и сердитого парня. До того крепкого, что меня после столкновения отбросило от его груди, как мяч от штанги футбольных ворот. В другой раз я, может быть, и возмутился бы столь бесцеремонному отношению к себе, но сейчас мне было не до этого. Не до выяснения отношений, другое у меня на уме, но из подъезда я выглянул. Я высунул голову из приоткрытой двери, посмотрел как белобрысый здоровяк с лицом, здорово смахивающим на кукиш, правую щеку которого пересекал глубокий шрам, садится в серебристую машину не нашего производства, плюнул в сторону удалявшихся красных фонарей и рванул вверх по лестнице. Нужная мне дверь была приоткрыта, и я, оглушенный до легкого умопомрачения жестокой обидой, не ожидая здесь никакого подвоха, смело шагнул через порог. Шагнул и решил без лишнего разговора бить любого, кто под руку попадет. Бандит – так бандита! Любка – так Любку! Любому в торец, а дальше будь что будет! Под руку мне, однако, никто не подвернулся, а вот на глаза попался труп.
Глава 6
На полу посреди комнаты лежал парень с огромной алой раной на шее. Рядом с шеей натекла лужа крови. Почти черная лужа. По всему было видно, что парень этот свое уже на белом свете отстрадал. Убитого я сразу да с разбега как-то не признал, но, скорее всего – это был нужный мне Витька-бандит. Бить его в лицо расхотелось.
“А если он здесь, – почему-то очень ясно и без какого-либо волнения подумалось мне, – то и Любка должна быть где-то рядом. Непременно должна быть, подлая. Вот её-то я сейчас… Ну, где ты прячешься, гнида подколодная?”
Мне б, дураку, прочь поскорее бежать от этого смертоубийства, забиться в какую-нибудь щель как клопу да не трепыхаться там, а я в мечты о поисках изменщицы ударился. Любки я не нашел, а вот в кровищу ботинком вляпался здорово. Идти на улицу с кровавой обувью мне не захотелось, и я решил почистить ботинок. Сначала подумал воспользоваться шторой, закрывавшей половину дверного проема, но одумался, больно, материя красивая. И я стал искать глазами еще что-нибудь. Рядом с кровавой лужей валялась какая-то бумага. Её я и решил использовать для ухода за обувью. Вот, дурак! Это теперь я себя корить да обзывать всячески могу, а в тот момент на меня затмение напало. Конечно, затмение! А иначе, как объяснить, что я в чужой квартире, рядом с теплым еще трупом, обувь почистить решил. Жуть!
Окончательно очистить ботинок я не успел. На пороге объявилась Любка. Объявилась, и, как мне показалось, ничуть не удивилась моему пребыванию в гнезде своего нового любовного счастья. Она смерила меня этаким презрительно-надменным взглядом, сделала короткий вздох, чтобы меня поприветствовать или плюнуть в лицо, но тут заметила труп на полу. Надменность с презрением мигом смылись лица моей бывшей возлюбленной, а на смену им (мне так показалось) сперва нахлынуло
легкое уважение ко мне, а потом тяжкий ужас. Такой тяжкий, что у Любки поначалу и закричать не получилось. Она только рот открывала, подобно выловленному из тины карасю. И только секунд через десять завопила подлая изменщица громко, истошно да с различными причитаниями. Завопила и – шасть на улицу! Я за ней! Но Любка оказалась проворней, наверное, всё от того же ужаса. Пока я из подъезда выбегал, а она уж на крыльцо районного отдела милиции влетает. Я уже говорил, что в нашем районном центре всё рядом. Преследовать вопящую беглянку на территории правоохранительного учреждения я как-то не посмел и шмыгнул на всяких случай за дряхлый полуразвалившийся деревянный сарай, что доживал свой век возле нового кирпичного дома. На мою удачу доживал без всяких там собак и прочей шумной дичи.Только я за сараем укрылся, а Любка уж обратно мчит. И не одна. Два сержанта бегут с ней да капитан при красной повязке. Уже перед домом, Любка с милицией перешли на шаг, и я отчетливо услышал часть их разговора.
– Это всё из-за меня, – часто дыша, ведала свои мысли правоохранительным органам моя бывшая. – Приревновал он меня и прирезал Витеньку. Вот ведь чего удумал, гад. Вот ведь каков! Он же и меня мог… А с первого взгляда и не подумаешь. Из-за меня это всё…
Не успела за передовым отрядом милиции захлопнуться дверь подъезда, а уж перед ней тормозит белый «Жигуль» с синей полосой. Начальство с большими звездами к месту преступления, как и положено, на машине пожаловали. Возле подъезда стал собираться народ. Начальство долго в квартире убиенного не задержалось, и через несколько минут вышло на свежий воздух, отошло как раз к месту моего схорона и остановилось, чтоб наметить некоторые контуры плана по расследованию столь громкого для нашего района преступления. Хотя они, соблюдая правила конспирации, говорили в полголоса, но я всё слышал явственно. Контуры-то операции по моему задержанию намечались рядом с моим укрытием. В полуметре. Только стенка из подгнивших досок была между нами и всё.
Из разговора офицеров милиции я понял: дорога к родному дому на ближайшие годы мне заказана. Туда уже выехала засада. Интересно, сколько у Лехи денег отсталость? А то ведь при отсутствии наличности скучно будет служивым в засаде сидеть, при деньгах же, Лёха ряды своей партии сможет здорово укрепить, а у нашего участкового появятся соперники в борьбе за министерский портфель. Пока милиция уточняла планы по моей поимке, я, вдруг, подумал, что нет худа без добра. Ежели новый Любкин хахаль теперь труп, то на курорт ей уже не с кем лететь. Трупы по курортам не летают, у них совсем другие маршруты. Квартиру трупа, сто процентов, опечатают, и придется Любке в деревню идти. Так, значит, честь моя перед соседями будет спасена! Вот это уже хорошо! Никто теперь не посмеет сказать, что я с Любкой маньячил и варил из неё кулеш. Вот она! Живая, здоровая и полна впечатлениями по самую маковку! Любуйся народ! Хороший я, стало быть!
На фоне радости мелькнула ещё одна мысль, правда, глупая: может мне пойти с повинной и рассказать всё, как было. Чего они не люди? Не поймут что ли? И хотел я уж разрушить гнилую стену между собой и милицейским начальством, даже бумажку, какой ботинки чистил, сунул под застреху, чтоб улик поменьше стало, но в тот самый момент к дому подкатили граждане на крутой иномарке. По внешнему обличию, не иначе, как бандюки. Если чины полиции различаются по погонам, то чины криминального мира, вполне можно различить по рукам расписным. Глянув на их руки, я четко осознал, что чины к дому подкатили не из мелких. Сдаваться, как-то сразу расхотелось. Этим меня не понять. У них сперва дело будет, а потом разборки что да к чему. Вон как разоряются.
– Что за козел племяша моего замочил?! – ослепительно сверкая фиксами, истошно орал златозубый авторитет. – На ремни его порежу! Везде достану! Сукой буду!
Милицейские чины мигом поделились информацией с бандитами, и те умчали в сторону моей родной деревни. Мне теперь оставалось одно – бежать. Вот только куда?
Для начала я решил отбежать подальше от места «преступления». Когда служители правопорядка пошли еще раз глянуть на труп, я выбрался из своего укрытия и перебежал к сараям соседнего дома. От сараев, через чей-то огород, пробрался к развалинам городского туалета. Место в городе всем известное, потому как туалет в нашем городе принимались строить при каждой власти, начиная с Александра Миротворца и до нашенских времен. На легендарном месте были: и развалины, и две полуразобранных пачки силикатного кирпича. В развалинах я немного отдышался и метнулся к зарослям ивы возле грязных остатков бывшего пруда. Перебегая, споткнулся об торчащие из земли останки гнилого столба, поморщился от боли и притаился. Дальше бежать было сложнее. Впереди виднелась центральная улица нашего райцентра, слева глухой забор, а справа продавали дешевое пиво в разлив. Впереди и справа народу полно – мигом опознать могут.