Следователи

Звонил Гаврилов:

— Нож складной, самодельный, раскрывающийся по типу «лиса». Общая длина 177 миллиметров. Длина лезвия — 77, ширина — 14 миллиметров. Нашли не в подвале, а в трех с половиной метрах от колонки, в канаве, в куче листьев. Я осмотрел его, но пятен крови не обнаружил. Отправил в лабораторию. Умолял, чтобы сделали побыстрей, к вечеру.

Локунев совершенно не отреагировал на звонок, хотя продолжал на каждого входящего поднимать голову. «Кого высматривает? Чего ждет? Или просто дикий страх в груди? Неужели чувствует? Не может не чувствовать...»

Наконец, как договорились, появился и Александр Попцов. Он, видно, бегал в гараж, к своей машине, и сейчас был в штормовке. Водитель сразу двинулся к Локуневу:

— Я с полмесяца назад разовый пропуск Кирово-Чепецкого филиала за 28 августа вместе с накладной на коробки тебе не отдавал?

— Пропуск? Лежал где-то... Чего это спохватились?

— Требуют.

— Где-то был... В бумагах. Я не знал, что с ним делать. Последний раз видел... в пятницу. Прибирал в столе... — Локунев полез во внутренний карман пиджака, достал записную книжку. — Сюда положил. Хотел спросить, куда его сдавать. Кому он понадобился?

— Вот ему, — выдавил Попцов, показывая на подошедшего следователя. — Он из милиции.

— Из прокуратуры, — поправил Гарусов. — Где пропуск?

Глаза Локунева словно заледенели. Он побледнел, руки, держащие записную книжку, напряженно замерли.

— Не знаю.

— Вы хорошо помните, что клали в пятницу пропуск в записную книжку?

— Часов в пять... В конце дня... Прибирал в столе...

— В пятницу положили, а в субботу обронили. Вспомните. Там!..

— Где... там?

— Напротив своего дома. Около девяти вечера. Минут без двух-трех девять. Вспомнили? Ну что, поехали?

— Я же на работе.

— Уже обговорено и это.

Все в комнате, за исключением Бокова, смотревшего во все глаза, не обращали на разговаривающих никакого внимания. Многие потом и не вспомнили, когда исчезли эти трое: Попцов из транспортного, Николай Локунев и третий, неизвестно откуда появившийся («Кажется, он был из Ярославля»). Да и были ли они?

Прокурору Первомайского района

от Н. Ю. Локунева

Повинная

13 сентября я ходил в баню. Долго был в парилке, после чего, когда я вышел, у меня наступил психический кризис и сильная головная боль, так как я ранее лежал с ушибом головы в больнице с сотрясением мозга. Приступ начался у меня в этот вечер. Я унес белье домой и пошел прогуляться. По направлению к бане я встретил женщину, не знаю, что я ей сказал, и ударил ножом, потом пошел домой. У дома я встретил девушку и тоже ударил. И, видимо, пропуск вывалился тут. Нож брал дома, в столе. Никто не видел, как я брал его. Прошу направить меня на судебно-психиатрическую экспертизу. И вменить мне ст. 104 и ст. 38 УК. Так как писал явку с повинной.

Дополнение к повинной

Искренне сознаюсь в следующем: к женщинам, раненным мною, подходил, чтобы познакомиться. Когда они мне отказали, я ударил ножом. Первая женщина меня оскорбляла, говорила: «Уйди, я не хочу тебя знать». Девушка сказала, когда я ударил ножом: «Ой, мамочка». Дома после происшествия я переоделся и сел смотреть телевизор. Нож купил в магазине, в Одессе, год назад. Хранил в своей тумбочке, туда и положил. Товарищ прокурор, прошу простить за малодушие, что сразу не явился, а только сегодня. Это все случилось впервые. Пропуск выкинул в корзину для мусора, на работе. В понедельник, я помню, корзина была пустая. Каким образом пропуск очутился на месте преступления, это для меня совершенно непонятно. Я сообщил все искренне и чистосердечно. Убедительно прошу направить меня в психоневрологическую больницу на излечение.

Кончается вторник. Сергей Гарусов вновь на улице Володарского. Следователь медленно приближается к месту, где трое суток назад упала девочка. Он ясно представляет, как все произошло, как Локунев бежит, озираясь по сторонам, к колонке. Подставляет нож под струю холодной воды. Старательно моет. Вспоминаются сухие строчки цитологической экспертизы.

...Исследование производили методом тонкостной хроматографии в двух модификациях: горизонтальная хроматография в чашках Петри и вертикальная хроматография. Предварительно все смывы подвергали экстрагированию — 50 часов в холодильнике... Для контрольных исследований была приготовлена вытяжка из заведомого пятна крови в разных разведениях... По капле вытяжек последовательно наслаивали на листы хроматографической бумаги «Сулифол» и помещали для соответствующей разгонки в заранее подготовленные камеры... Разгонка в чашках Петри протекала 15 минут, в вертикальной камере — 50 минут. Пластинки прогревали и затем последовательно проявляли 0,1% спиртовым раствором подкисленного основного бензина и 3% перекисью водорода. Положительные реакции — синие зоны окрашивания вблизи линии финиша — получены лишь с заведомой кровью. Со всеми исследуемыми вытяжками реакция была отрицательной. На представленном на экспертизу ноже кровь не обнаружена.

«Не обнаружена, не обнаружена... — думал Гарусов. — Смыл все-таки! Обмыл со всех сторон. Этот Локунев очень и очень не прост. Сплав трусости и холодного расчета. Голыми руками не возьмешь — выскользнет. Выскользнет, как слизень... Додумался — симуляция душевнобольного. Желание выиграть во что бы то ни стало время для выработки тактики? Запоздалое отчаянное желание отказаться от пропуска? Запутать, запутать... На всякий случай внедряет в события еще одну женщину, якобы им раненную. Сместить акцент в сторону... Уверен, что нож не найден, а чтобы не искали, ненавязчиво подставляет другое орудие преступления («куплен в магазине, в Одессе, год назад»). И настораживающее знание статей уголовного кодекса. Но главное — выиграть время. Ведь стационарное обследование в областной психиатрической больнице продлится не меньше двадцати дней. Утопающий хватается за соломинку. Имеет право. Но этот шаг будет для преступника единственным и последним. Ибо почва у него из-под ног будет выбита».

12 октября, воскресенье

— Здравствуйте, — в голосе не слышалось ни тени сомнения. Уверенность. Или показалось?

Локунев прошел и сел на стул, лицом к двери. Следователя и его разделял стол.

Молчание.

Гарусов читал полученные еще вчера и потому уже хорошо знакомые две страницы убористого машинописного текста. Блеклые глаза Локунева ощупывали три пухлые папки на столе. Взгляд насторожен («Что в них?»). Медленно поднял глаза на следователя («Почему ничего не спрашивает?»). Повел плечами, как бы ненароком, стараясь незаметно сбросить начинающую давить тишину.

«Все-таки волнуется», — отметил Гарусов, а вслух сказал:

— Познакомьтесь с актом стационарной судебно-психиатрической экспертизы.

«И руки дрожат», — следователь отвернулся к окну. Сегодня еще и семи не было, как он уже сидел за этим столом. А за окном глубокая осень. И низкое пасмурное небо. Скоро, скоро повалит белый снег. Деревья уже давно без листвы...

— Прочел.

— Распишитесь в протоколе ознакомления с заключением экспертизы.

Расписывался Локунев медленно, словно тянул время.

— Читаю еще раз. Для ясности. «На основании вышеизложенного комиссия пришла к заключению, что Локунев в настоящее время психическим заболеванием не страдает, способен отдавать себе отчет в своих действиях и руководить ими. 13 сентября Локунев не страдал хроническим или временным психическим заболеванием, мог отдавать себе отчет в своих действиях и руководить ими. В отношении инкриминируемого ему деяния Локунева следует считать вменяемым». Что скажете? А?

— Я отказываюсь давать какие-либо показания для органов следствия. Я не совершал убийства и говорить об этом лишний раз не хочу. Никто не видел меня, и никто не подтвердит этого. — Локунев весь как-то выпрямился, глядя мимо следователя, словно уверовав во что-то.

— Почему вы так убеждены в том, что вас никто не видел?

— Я был дома.

— Взгляните на показания Титляновой Лидии Афанасьевны.

Локунев торопливо схватил бумагу. «Разговор только-только начался, а он — всё! Нервы сдали. Заторопился-то как...»

— Она пишет, что не опознает в лицо. Так на любого можно указать.

— Она вас видела. Хотя и не опознала, конечно. Было темно. Вы дошли до конца квартала и повернули назад.

— Не-ет. Меня никто не видел. Свидетелей, кто подтвердит, не было. Ни один суд в мире не признает виновным без свидетелей.