Слом

Ванна, откуда вышел Сафен с мокрыми волосами, босиком и в простых штанах из некрашеного льна на резинке. Комнатка, заполненная до потолка паром, высохла, стоило закрыть и открыть дверь. Во вновь ставшей первозданно чистой ванной Катя тоже с удовольствием вымылась и привела себя в порядок, прочесала отросшие волосы найденной тут же расчёской. И на свежее тело надела розовое хлопковое домашнее платье, с забавными котятами, нарисованными по подолу и на животе. Короткая юбка оставляла открытыми колени, а на Катиных ногах красовались пушистые тапки в виде укуренных зайцев.

Пока она мылась, Сафен разжёг камин и перенёс приготовленную Катей еду в комнату. И они вместе обедали, негромко беседовали, смотрели на огонь и наслаждались покоем. И здесь, напротив живого пламени, они смогли спокойно рассказать обо всех своих страхах, переживаниях, сомнениях, о тенях прошлого и надеждах. Это было легко и правильно, освободить себя и того, кто сидит рядом, от тяжести, скопившейся на сердце.

И за разговорами, окутанные живым сухим теплом, они ощущали себя пьяными от счастья, от той лёгкости разговора, да и просто от того, что сидели рядом. Ощущение безусловного счастья кружило голову, но мысли оставались ясными, а язык не заплетался.

Наговорившись вволю и дождавшись, когда прогорят подброшенные последними поленья, они перемыли посуду, смели золу с остывающих камней и закрыли за собой дверь спальни. Для них настала самая мирная ночь за последние годы. Ночь, когда можно было выспаться рядом и видеть только хорошие сны. И эти сны тоже были одни на двоих, такие же причудливые, как окружающие их вещи.

***

В своём новом доме Сафен и Катя жили тихо и размерено. Готовили, дурачились, разговаривали и смеялись. И совершенно сбились со счета, потерялись во времени. У них не было часов, а свет не менялся. Поэтому, когда они уставали, то для них наступала ночь, когда надоедало спать — приходило утро.

Иногда из-за входной двери доносился приглушенный шум, в котором угадывались голоса. Порой даже казалось, что кто-то снаружи берётся за дверную ручку, но не было понятно, пробует ли он открыть дверь или чувствует, что заперто. Только тревожные минуты проходили, страх утихал и пара продолжала наслаждаться тем, что имеет, и делать вид, что за дверью ничего не происходит, что там просто тишина.

Может, это продолжалось неделю, может, месяц. Но в один из дней они заметили, что зеркало больше не сопротивляется уборке. Катя протёрла стекло и перед ними предстали их отражения. Удивительно, что они не заметили перемены раньше, ведь друг друга же они видели каждый день, каждый час и почти каждую минуту.

Сафен немного раздался в плечах и стал ещё выше ростом. Его медные волосы стали мягче и теперь цветом больше напоминали осеннюю листву. А глаза, всё равно большие, теперь не казались через чур огромными. Кожа посветлела и на лице и руках проступили бледные весёлые веснушки. Но по сравнению с Катей он совсем не изменился.

А девушка даже не сразу узнала себя в отражении. Болезненная худоба, шелушащаяся обветренная кожа, иссушенная палящим Солнцем — подарки долгой дороги — исчезли. Катя не стала полненькой, какой когда-то была, но и худышкой больше не была. Кожа стала просто приятно загорелой, гладкой и ровной. А волосы больше не были по-эльфийски светлыми, они приобрели приятный русо-золотистый цвет и начали чуть-чуть завиваться на концах. А сильней всего изменился её взгляд — в нём больше не было страха и вечного сомнения, исчезла даже тень затравленности, а на их место пришло уверенное спокойствие. Перед ней в зеркале была не та Катя, которую помнили мать и сёстры, и не тело эльфийки Яль-Марисен. Перед ней была она сама, прежняя и неуловимо другая, собравшая в себе всё лучшее, что могла взять из прошлого.

Неведомая сила, поддерживающая уютный мирок волшебной квартиры, мягко намекала своим гостям, но всё равно заботливо оберегала. На следующий день ближе к тому, что Катя и Сафен сочли вечером, в холодильнике рядом с крынкой молока появилась бутылка вина, а среди овощей нашлась корзинка с яблоками и апельсинами.

Этот вечер Катя и Сафен вновь провели перед камином, в котором разожгли большой огонь, скормив разом чуть ли не половину дров. Они сидели, обнявшись, смотрели на яростное пламя, скованное выложенными камнем стенками камина и чёрной решеткой, не спеша пили красное вино с густым терпким вкусом виноградных косточек и ели сладкие фрукты.

— Нам пора уходить? — негромко, чтобы не разрушить хрупкую атмосферу уюта и доверия, царящую вокруг, спросил Сафен.

— Наверное. Дождёмся утра? — Катя поудобней устроила голову на его плече.

— Завтра. Да, мы уйдём завтра. — Он задумчиво кивнул и потянулся за очередной долькой яблока.

Когда вино было допито, фрукты доедены, а камин прогорел, они неторопливо прибрали квартиру и легли спать. Это была первая ночь, когда их сон не был безмятежен. Что-то тревожило, волновало, но почти не прорывалось в сны. Вот и утро наступило быстрее, чем хотелось бы.

Неторопливо позавтракав, они начали собираться. Долго перебирали и примеряли разномастную одежду из шкафа, смеялись некоторым забавным сочетаниям, но при этом даже не посмотрели в сторону тех вещей, в которых попали сюда. И кожаные куртка с кожаными штанами, и белое эльфийское платье надоели и напоминали о мире, который они оставили. На верхней полке в шкафу нашлись и две сумки, в которые можно было сложить одежду, бельё на смену, разные полезные мелочи и, конечно, немного еды в дорогу.

Уходить отсюда очень не хотелось, но они понимали, что действительно пришла пора сказать спасибо ставшему родным убежищу. Так они и сделали, поклонившись, стоя в прихожей и искренне поблагодарив гостеприимный дом. Катя и Сафен взяли каждый по связке ключей, отперли все замки, откинули щеколду и, замешкавшись на секунду, распахнули тяжёлую железную дверь, легко и бесшумно провернувшуюся на петлях. Впереди, за высоким порогом, была новая неизвестность, в которую они сделали свой первый шаг. Вместе. И надеясь, что это вместе — навсегда.

Приложение

Мир и народы

Мир этот, населённый шестью народами, можно разделить на четыре территории:

1. Самый большой кусок земли — покрытую лесами равнину заняли народы людей и эльфов. Так получилось, что по отдельности им жить стало почти невозможно и пришлось объединиться. Люди уступили эльфийским домам власть над собой, а эльфы получили возможность развиваться и продолжаться. За тысячелетия два народа так хорошо ужились друг с другом, что уже совсем успели забыть, с каких противостояний начиналась эта дружба.

Теперь любой эльф стал по статусу выше любого человека, но при этом без людей ни один эльф ничего не стоит, без людей эльфийские дети не взрослеют, а взрослые эльфы останавливаются в своём развитии.

И всё же только каждый пятидесятый, если не меньше — эльф, остальные — люди. Эльфы живут в отдельных кварталах городов, а люди заселяют и деревни, и сёла, и города.

2. Почти такую же большую территорию заселяют вперемешку орочьи и гоблинские племена. Их земли — степи, упирающиеся в богатые камнем и рудами низкие пологие горы. Орки постоянно воюют между собой и с гоблинами, иногда несколько родов договариваются и вместе нападают на Королевства, опустошая приграничье и угоняя всех подряд в рабство. Добытое в рудниках и каменоломнях сырьё самими обитателями степей почти не перерабатывается, а почти полностью уходит на то, чтобы выменять у гномов и людей еду и атрибуты роскоши.

3. Гномьи горы дугой охватили границы Королевств и немного задели степи. Сами гномы предпочли, насколько это возможно, отгородиться от соседей. Но, увы, в горных долинах оказалось невозможно вырастить достаточные урожаи, чтобы прокормить горных мастеров. Поэтому многое они вынуждены покупать у людей и эльфов. А сами горы хоть и богаты многим, но в них очень мало своих железа и олова, которые гномам приходится закупать у орков.

Но только уже тысячелетия как гномы никого не пускают в свои горы, ни купцов, ни послов. Сами они послов тоже не высылают, лишь порой отпускают мастеров на заработки вместе с людскими караванами.