Слово и дело

— Кто знает? — рассмеялся он. — Насчет чего покрепче не решились? Всё же хорошее дело сделали, да и повод есть!

Я обдумал эту мысль. С одной стороны, пить не хотелось совершенно, с другой — такие тихие алкоголики могут стать смертельными врагами, если посчитают, что им отказали без уважения.

— А давайте! — я махнул рукой. — Несколько капель не повредит. А что за повод?

— А я тоже скоро на новую должность перехожу! Недели через две переезду в кабинет на втором этаже! — радостно объявил Макухин, но заметил мой недоуменный взгляд и объяснил: — Там секретари обкома сидят, меня назначают на идеологическое направление. Очень ответственная должность! [4]

Он даже пальцем ткнул в потолок. В принципе, да — серьезное повышение, с этого поста рукой подать до второго или первого секретаря, хотя я и сомневался, что этот «почвенник» сможет продвинуться до таких высот. А вот в Киев, в ЦК КПУ, его могли перевести, хотя и не на первые роли. Вот только это повышение также означало, что «заукраинцы» окончательно подминали под себя Сумскую область.

«Интересно, что со мной сделают, если узнают, что я завербовал секретаря обкома партии?», вяло подумал я. Впрочем, влезать в такую авантюру я не собирался. Мне вдруг захотелось просто доработать срок своей командировки и уехать в Москву, к понятным артистам балета и более интересному финансированию диссидентов.

* * *

После второй рюмки Макухин стал выглядеть привычным для меня образом — до этого он казался слишком официальным, затянутым, а тут даже галстук слегка распустил и откинулся на спинку кресла.

— Очень непростой отдел мне поручили, — доверительно говорил он. — Я же в школах работал, знал ситуацию с той стороны, сам, бывало, поругивал начальство областное, что продыху не дают, то одно им дай, то другое. А сюда сел — и понял, что иначе никак! Здесь те же самые вводные, да ещё и постоянные звонки — всем всё нужно вчера. Я даже фронт вспомнил, там такая же неразбериха была…

— На фронте понятно, — я пожал плечами. — Туман войны, штабы в реальном времени работают, вот и отдают приказы — ему на запад, а ей в другую сторону, потом меняются.

— Как ты сказал — туман войны? Верное определение, я запомню с твоего позволения… ну да, примерно так и было. А здесь этому туману откуда взяться? Учебные планы на год сверстаны, праздничные даты и каникулы закреплены — нет, всё равно. Дай, Иван, срочно то, срочно сё, а текущую работу никто, между прочим, не отменял!

— У нас то же самое, — я покривил душой.

Мы все свои планы составляли сами и, соответственно, сами же были дураками, если не могли их выполнить. Впрочем, неожиданные вводные тоже случались, но до постоянных авралов дело не доходило.

— Мне кажется, такое везде, — Макухин печально махнул рукой. — И на идеологии, наверное. Петро Козырев последний месяц на чемоданах сидит, через силу на бюро высказывается.

— А он куда? — поинтересовался я.

— В Полтаву переводят, на такую же должность.

— Странно…

— Ничего странного! — Макухин снова рассмеялся. — У нас такое было у каждого, никто на одном месте надолго не задерживался, один Петро тут с пятидесятых остался, я его помню ещё когда первый раз директором школы стал — вызвал меня к себе и начал рассказывать политику партии, хотя я и сам мог ему рассказать то же самое и не хуже, всё-таки один «Коммунист» читали.

— Ясно, — кивнул я, очень надеясь, что он забудет про оставшуюся водку.

Но он не забыл.

— Ну, за наши должности! — провозгласил Макухин. — Чтобы нам на них работалось хорошо и спокойно.

За это было грех не выпить. Я даже почти забыл, что пью с апостолом незалежной Украины, но именно «почти». У меня вдруг оформилась мысль, как этого «заукраинца» можно использовать и в своих целях.

— Иван, а ты украинский хорошо знаешь? — спросил я. — Всё же и в школах работал, и здесь, в обкоме…

— А что? — насторожился он.

— Да есть у меня одна задачка… — я достал из кармана сложенный листок и аккуратно подтолкнул его к нему. — Нужно перевести этот стих на украинский, желательно с соблюдением размеров и рифм.

Макухин нацепил очки, вчитался, а потом глянул на меня поверх оправы.

— Это же песня, я правильно понял?

— Правильно, — кивнул я. — Это песня для нашей художественной самодеятельности, смотр в апреле будет. Сам я украинский знаю только в пределах школьной программы, да и было это много лет назад…

Он тоже кивнул и положил листок на стол.

— Знаешь, Виктор, я сам за такой перевод не возьмусь, — решительно сказал он. — Одно дело — обычный текст, а стихи — совсем другое. Но я знаю, кто у нас сможет это сделать. Тебе когда нужно?

«Вчера».

— Да побыстрее хотелось бы, нам ещё порепетировать надо, — я добавил в голос капельку жалобности.

— Да… Постой, скоро вернусь!

Я не успел ничего сказать, как он подхватился с кресла и унесся из кабинета, даже не закрыв дверь. Буквально тут же вошла секретарша, которая с привычной сноровкой убрала пустую бутылку и наши рюмки, посмотрела на меня с легким сочувствием и тут же вышла.

«Коммунистическая идеология в надежных руках», — подумал я, провожая её взглядом.

Ждать пришлось долго, в какой-то момент я подумал, что пора отправляться на поиски. Но водка сделала своё дело — я расслабился и пытался получить от жизни удовольствие. Было трудно, но я старался.

Макухина не было полчаса, зато в кабинет он залетел буквально на крыльях, размахивая знакомым листком.

— Вот! Получилось! Сделала всё Нина Петровна, в лучшем виде! — почти прокричал он.

Дверь за ним захлопнулась без его участия.

Он сунул мне этот листок, и я смог полюбоваться на плоды трудов неведомой мне Нины Петровны — прямо под строчками песни «Позови меня с собой» был написан её украинский вариант, причем в размер, насколько я мог понять после краткого изучения.

'Знов тебе від мене лихий вітер змін

Десь забирає.

Навіть тіні твоєї не лишить мені,

І не спитає'.

— Великолепно, — сказал я, с ужасом представляя, как пою эту ахинею со сцены республиканского смотра. — А Нина Петровна кто?