Слой 3

– Ну и правильно, – сказал Слесаренко. – Он должен быть как папа римский...

Он не римский! – почти выкрикнул Гарик. – Он тюменский.

– Тем более. Пусть пошерстят, пусть почистят конюшни.

– Витя, ты одурел! Ты о чем говоришь! Это же все равно по нему ударит. Ты думаешь, хоть кто-нибудь поверит, что он ни при чем? А если даже и поверит, так еще хуже: почему допустил, почему не проконтролировал? Хреновый, значит, губернатор, гнать его в шею!

– Это смотря как подать...

– Чудесно! – Гарик даже рассмеялся. – Узнаю влияние твоих новых дружков-имиджмейкеров. Чепуха собачья, Витюша Александрович. Народ чего хочет? Чтобы сбылись его чаяния. И ты думаешь, народ обрадуется, ежели вдруг узнает, что его начальник – честный человек? Черта с два! Он всей душою верит, что начальник пройдоха и вор, и будет страшно рад любому доказательству, потому что так легче и приятней объяснять, почему народ сидит в дерьме и ничего не делает, чтоб выбраться оттуда.

– У тебя здесь горячим не кормят? – спросил Слесаренко. – А то от кофе...

– Не нравится, что правду говорю?

Не нравится, потому что говоришь ты, Гарик, себе удобную неправду.

Идеалист ты, Витя, тупой и безнадежный. А завтрак сейчас подадут, успокойся, здесь все предусмотрено.

В голове от сигареты зашумело, надуло давлением лоб и виски, повело, как от выпитой рюмки, и тогда назло себе Виктор Александрович достал из пачки и подпалил вторую: моряки не сдаются! Чернявский проследил глазами ритуал закуривания и сказал без оценки:

– А мне говорили, ты бросил, – и тут же, взвинтившись до прежнего пыла, продолжил отложенный спор: – Все не так, все не так, как ты думаешь! Вот чиновники губернаторские. Они что, почуяв опасность, бросились исполнять обязанности с утроенным рвением? Ха-ха, Витюша! Они вообще сложили руки и не делают ничего. Ничегошеньки! Потому что поняли: хозяин, если что, не защитит.

– Так это – если что... А если не за что?

– Ну как это не за что? – Чернявский ударил в сердцах кулаком по колену. – Как может человек существовать на восемьсот рублей зарплаты?

– Существуют же другие: врачи, учителя... Плохо, трудно, но существуют, однако...

– Да им же просто нечего украсть! И взяток им никто не предлагает. Хотя насчет врачей ты извини. Сестра тебе утку не сунет, если червонец не дашь. А в институтах на экзамены с пустой зачеткой лучше не соваться. Ты в каком мире живешь, Витюша, ты же не с луны свалился? «Врачи, учителя!..». Волшебники в белых халатах с большими карманами! Сантехники душ человечьих! Люди государевы, слуги народа!.. Вот сидит простой чиновник, бумажки перекладывает, а у него над столом миллиарды летают. И вдруг узнает, что ему премиальные срезали, так сказать, в целях экономии бюджетных средств. Он так обрадовался, так обрадовался! Правильно, говорит, надо еще и окладик мне урезать, тогда я уж точно никакой взятки от Иван Иваныча ни в жизнь не возьму!.. Ты своим там, на Севере, премиальные еще не урезал?

– До меня урезали.

– Верни, Витюша! Больше сэкономишь, потому что меньше украдут.

Виктор Александрович скептически покачал головой.

– Вряд ли, Гарик. Я никогда не смогу платить своим людям столько, чтобы не было соблазна взять со стороны.

От кого я слышу эти речи? Выходит, коррупция вечна? Зачем тогда в мэры намылился? Или у самого аппетит разыгрался?

В глазах Чернявского отсутствовал вопрос.

– Ты знаешь, Гарик, у меня давно есть желание хотя бы раз набить тебе морду. Ты его не провоцируй, я по-дружески прошу.

– Руками машут, Витя, когда ответить нечего. Но обиделся ты зря. Я ведь так, по инерции... Как будто я тебя не знаю... Была же у тебя возможность и от меня изрядно... отстегнуть, но ты же ею не воспользовался. За что и люблю я тебя, дурака. И одного добра тебе желаю.

А помнишь, Гарик, – спросил с улыбкой Виктор Александрович, – когда-то очень давно, в самом начале твоего бизнеса, ты приехал ко мне рано утром с бутылкой водяры, пил и плакал: «С какими подонками приходится дело иметь!». Теперь уже больше не плачешь по утрам?

– Я свое отплакал, – сказал Гарик Леопольдович. – А ты еще умоешься, Витюша. Еще умоешься, поверь. Ну что, по брэкфесту ударим? Тогда прошу в столовую. Хороший у нас разговор получился – глубокий и содержательный...

За едой почти не говорили, а после чая, когда снова закурил и испытал почти забытое удовольствие, Слесаренко поинтересовался, как бы между прочим, пойдет ли областной губернатор Рокецкий, по мнению Гарика, на новые выборы или не станет выдвигаться.

– Тебе-то что? – с неостывшей обидой сказал ему Чернявский. – Вам, северянам, не все ли равно?

Виктор Александрович небрежно повел плечом и не сказал ничего, просто ждал, когда фитиль вопроса додымит положенное время. Друг Гарик был рассказчиком, любил и умел много знать, люди такого склада редко удерживаются от соблазна продемонстрировать оба своих таланта. И минуты не прошло, как Чернявский вначале скупо, как бы штрихом, а затем все более широкими и откровенными мазками принялся рисовать ему областной предвыборный пейзаж.

Пойдет или нет? Скорее всего, пойдет, больше идти просто некуда. В правительство юноши Кириенко его не взяли и не возьмут, да и сам он туда не стремится – юноши недолговечны. Объективно просматривавшийся ранее вариант ухода на родную Украину нынче стал «непроханже» – знакомая ему придворная команда, контролировавшая «под Кучмой» нефтяные и газовые потоки, проиграла конкурентам и оттерта на задворки. Деньги в семье наличествуют, но не такие, чтобы уехать на Запад и открыть там уверенный бизнес. Просто на пенсию? Рановато, к тому же достанут, не дадут жить спокойно любимые «органы» и мстительная сволочь, отторгнутая Папой от кормушки. Семейный бизнес, лишенный губернаторской «крыши», едва ли уцелеет – задавят его и сожрут, голодных и жадных навалом. Что остается? Вторично идти на избрание.

Есть ли надежда победить? Практически никакой. Во-первых, округа не повторят своей прошлой ошибки, когда они отказались участвовать в выборах областного губернатора и тем самым позволили Папе вознестись на престол на плечах избирателей юга. Во-вторых, к моменту выборов ситуация в стране не улучшится, – хорошо, если хуже не станет, – и вину за обманутые ожидания люди свалят на губернатора. Уже сегодня область собирает лля себя в пять раз меньше налогов, чем требуется. В-третьих, не только не отпал, но еще усилился главный раздражающий фактор: жена-банкирша, а теперь еще и сын стал фигурой номер один в местном страховом бизнесе.

– Так надо радоваться, – перебил рассказчика Виктор Александрович, – что семья у губернатора небедная. Нет необходимости грабить казну...

– Ну и дурак же ты, Витя, – сокрушенно произнес Чернявский. – Ни черта ты в людской психологии не понимаешь. И как ты собрался с такими мозгами навыворот городом управлять? Нет, брат, для такой работы ты еще не созрел, не созрел... Не обижаешься, что правду говорю? Люблю ведь тебя, дурака. И знаешь за что? За то, что на нас не похож. И тебе на нашей стороне поля играть никак нельзя, нельзя-а! Тебе бы надо на другой – играл же раньше, был цел и здоров.

– Ты это о чем?

– Неужели так трудно понять? Впрочем, ладно... Вернемся в гостиную, пусть здесь приберут.

В гостиной Слесаренко сел в то же кресло, а Чернявский принялся расхаживать по комнате, заложив руки за спину, и даже насвистывал нечто бравурное.

– Ну, а в городе как? – вяло поинтересовался Виктор Александрович, а сам тем временем смотрел на Гарика и напряженно размышлял: кто заказчик? Кто заказчик этой встречи, этой гариковской проповеди, этих намеков насчет его, слесаренковской, непригодности к мэрской работе? И когда же последует альтернативное предложение? В том, что оно непременно последует, Слесаренко уже не сомневался.