Смертельно безмолвна - 2

могу... Этот пожар поглощает меня... Поглощает, как много лет назад, когда я творил

невообразимые вещи, после смерти матери. Перевожу взгляд на брата и цежу:

– Дай мне пройти.

– Ты не хочешь этого видеть, ты не должен это видеть.

– Что там? Там Эби?

– Да.

– Тогда я хочу...

– Послушай, ты этого не делал. – Металлическим голосом рявкает Хэйдан и внезапно

подается вперед. Его пальцы впиваются в мои плечи пиявками. Я пытаюсь их сбросить, но не

получается. Впервые Хэрри дает мне отпор, одновременно со мной дергается в бок и на

мгновение становится сильным, старшим братом. – Тебя заставили нажать на курок, и Эби это

знала, она понимала, что ты не желал ее смерти.

Смерти. Я резко усмехаюсь и покачиваю головой. Нет. О чем он? Она ведь жива, они

должны были спасти ее, я видел, я помню. Шмыгаю носом и отрезаю:

– Отойди.

– Мэтт, ты не...

Надоело: хватаюсь за воротник его футболки и резким движением откидываю вглубь

коридора. Брат валится вниз, скатываясь по стене. А я решительно прохожу на кухню. Но, едва

моя нога переступает порог, я останавливаюсь. Примерзаю к месту, будто невидимая стена

появляется на моем пути, и я сталкиваюсь с ней всем телом. Не понимаю.

– То, что случилось – чудовищно, – сообщает Норин Монфор, сокращая между нами

дистанцию. Она замирает рядом, возможно, смотрит на меня с жалостью, а я взгляд на нее не

поднимаю. Смотрю перед собой. – Но ты не виноват. В этом доме тебя поймут.

Поймут. В этом доме. В этом доме понимают убийц? Преступников? Монстров?

Подхожу к столу, на котором лежит Эбигейл Роттер. И сипло втягиваю воздух. Нет.

Встряхиваю головой. Нет. Этого не может быть. Нет. Я видел. Я думал, что они спасли ее!

Затыкаю глотку эмоциям и застегиваю пуговицы на окровавленной жилетке Эбигейл. Мои

пальцы, дрожа и леденея, поправляют ворот ее свитера, стирают красные разводы со щек.

Эбигейл умерла. Я ее убил.

Что-то заставляет меня согнуться, но я стою прямо. Смотрю на белое лицо девочки и на

ало-черную дыру в ее голове, из которой, будто бы ошметки, торчат куски обожженной кожи.

Эту дыру я сделал. Когда выстрелил, не сумев побороть принуждение. Я виноват.

Они могут говорить, что угодно, и искать во мне хорошее. Объяснять произошедшее с

логической стороны и с не логической. Но я все равно буду виноват.

– Очень жаль, что так вышло, – говорит незнакомый женский голос, – мне жаль.

Пелена застилает глаза. Я упрямо смахиваю ее пальцами. Резко поворачиваю голову в

сторону человека, оказавшегося рядом, и щурюсь. Я не знаю, кто это. Отворачиваюсь.

– Я – Мойра. Мойра Парки.

До меня не сразу доходит смысл ее слов. Сначала я думаю: родственник, знакомая, а потом

внутри меня что-то пробуждается, вскипает! Со скрипом поворачиваю голову и уже ничего не

вижу перед собой. Ничего, темнота. Я лишь слышу свое рычание, чувствую, как у меня

подлетают руки, как разгорается лютая ненависть в груди. Впиваюсь в худощавые плечи

женщины пальцами и со всей дури припечатываю ее спиной к стеклянному шкафу.

– Мойра? – Переспрашиваю ядовитым голосом. – Судьба? Вы?

– Мэттью, стой! – Командует Джейсон, оттаскивая меня в сторону, но я не поддаюсь.

– Это вы сделали, это вы ее убили!

– Так было нужно, – поясняет Мойра, поджав губы, – мне очень жаль.

– Жаль? Вам жаль? Вы могли все изменить, могли исправить, это ведь вы... вы...

– Черт возьми, Мэтт, отпусти ее.

– Нет, ничего страшного. – Судьба поднимает ладонь и вновь смотрит на меня. Глаза у нее

голубые, чистые. Лицо миловидное. Но внутри кроется тварь, которая мучает людей, которая

разрушает их жизни, убивает их родных, заставляет их убивать друг друга. Я даже не могу

опустить руки, просто не могу! Я держу в своих пальцах сосредоточение зла. Все мы приходим к

тем или иным мыслям тогда, когда она внушит их нам, когда она напишет нашу историю. Так

почему я должен отступить? Почему должен позволить ей жить?

– Потому что ты не убийца, Мэттью Нортон, – отвечает Мойра Парки, вглядываясь в мою

душу, от которой ничего не осталось. Я топчусь на месте, а она кивает. – Я знаю.

– Ничего вы не знаете.

– Тебе больно. Но так было нужно.

– Кому было нужно? Черт возьми, кому была нужна смерть этой девочки?

– Смерть этой девочки – важный поворот, который просто обязан был случиться. Так вышло,

что я должна жертвовать многими, чтобы другие поняли свое предназначение.

Господи. Что за ересь, что за чушь? Я порывисто отпускаю Мойру и закидываю руки за

голову. Что она несет, о чем она вообще говорит. Зажмуриваюсь и слышу:

– Вы исцеляетесь тогда, когда болеете. Мне приходится делать больно.

– Вы сумасшедшая.

– Тебе трудно понять.

– О да. Мне трудно понять, когда умирает мать от рака! – Вспыляю я, ткнув в Судьбу

пальцем, и щурюсь. – Мне трудно понять, когда брат отдает жизнь за подругу, когда люди

встречаются, чтобы уничтожить друг друга. Мне трудно понять, когда умирает ребенок, и, когда

его не старость уносит и не болезнь. А убивает человек, которому она доверяла! Да, Мойра, –

восклицаю я, – мне трудно, мне невероятно трудно это понять.

– Ты злишься.

– Я злюсь.

– Но ты знал, на что идешь. Ариадна – не простая девушка.

– Не произносите ее имени. Ариадна умерла.

– Мэтт, – растерянно шепчет Хэйдан, подойдя ко мне, – что ты...

– Ари нет. Мы пытались спасти чудовище, которое не хочет, чтобы его спасали.

– Не говори так.