Смертельно безмолвна - 2
Шрифт:
не причинила. А эта марионетка распоряжается жизнями направо и налево.
– Знаешь, что?
– Что?
– Ты был прав.
– Я всегда прав.
– Уходи. – Хэрри нервно передергивает плечами и грозно выдыхает. – Давай, вали. Я не
собираюсь с тобой разговаривать, пока у тебя мозги на место не станут.
– У меня все в порядке с мозгами, Хэйдан. Не нарывайся.
– Раньше бы ты за такие слова голову снес. А теперь ты сам их говоришь.
– Я многого не понимал.
– Отлично, знаешь? Замечательно,
недовольно взмахивает и поворачивается ко мне спиной. – Катись.
– Хорошо.
– Придурок.
Это последнее, что я слышу от брата, прежде чем он переступает порог коттеджа и в
бешенстве захлопывает дверь. Хэрри больше нет, нет больше его болтовни, и я киваю.
– Отлично.
Так даже лучше.
Срываюсь с места и поправляю ворот пальто. Если никто со мной не согласен, это не
значит, что я не прав. Я прав. Я всегда прав. Ариадна опасна, и я должен остановить ее. Ко мне в
голову приходит безумная идея, и я повинуюсь. Бреду вдоль темных улиц и думаю о том, как
пусто в груди. Уверен, опусти я сейчас глаза на свое туловище, я замечу дыру. Из этой дыры
торчат обнаженные нервы, которые вибрируют и заставляют меня сердиться до безумия, кричать
до исступления и ненавидеть себя до отчаяния. Я сам себе мерзок. Все, о чем я могу сейчас
думать, это о том, как тяжелы руки, перепачканные в крови. Как слепы глаза, закрытые мутной
пеленой. Я повинуюсь инстинктам, которые раньше меня никогда не подводили. А теперь, такое
ощущение, что инстинктов больше нет. Нет интуиции.
Нет воли.
Будто очередная марионетка, сломанная и бракованная, я плетусь вперед, решаясь на нечто
опасное и отвратительное. Мое сердце против. А голова согласна.
Я всегда слушал голову.
Взлетаю по ступенькам на уютное крыльцо и звоню в дверь. Мне открывают тут же.
– Привет. – Говорю я и стискиваю зубы до скрипа. Я уверен, что поступаю верно. Да, я
уверен. Уверен. – Ты была права. Я могу пройти?
– Конечно. – Джиллианна кивает и вымучивает фальшивую улыбку. Однако затем на ее лице
появляется новое выражение, с которым я еще не сталкивался. – Проходи. – Глаза у нее
вспыхивают яркими, обжигающими искрами. – Мы ждали тебя.
ГЛАВА 15. НОВЫЕ СОЮЗНИКИ.
Отец Джиллианны – пастор Хью – наливает мне чай и садится напротив. Я давно тут не
был. Забыл, как выглядит идеальный дом Хью, идеальный порядок, идеальная чистота. Даже
воздух здесь легкий, совсем не такой, как на улице, стерильный.
Я не хочу пить. Я не хочу обманывать и притворяться. Я устал.
– Что вы можете мне предложить? – Мой голос тверд. Я намерен избавиться от зверя, который поработил тело Ариадны Монфор. И
ничто меня не остановит.– Я знал, что рано или поздно ты найдешь к нам путь, сын мой.
Пастор Хью – высокий, седовласый мужчина с серыми глазами, в которых плавает и
застаивается пустота. Я ненавидел его проповеди. Я не считался с его мнением. Мне было
спокойно рядом с его дочерью, и это единственное, что нас связывало. Любовь к Библии –
одержимость, о которой мне ничего неизвестно. Я уверен, что с помощью религии многих
людей просто заставляли делать то, что было выгодно высшим сословиям. И потому меня, да
простит Господь, всегда удивляло желание примкнуть к стаду необразованных психов.
Необразованными психами я всех фанатиков называю за глаза.
На данный момент, пастор Хью – союзник, который знает, как избавиться от зверя, и потому
я готов терпеть его общество, терпеть звук четок, которые скользят в его пальцах.
– Ты не пьешь чай.
– Я не голоден.
– Мне больно глядеть, каким мучениям ты подвергся. – Мужчина сочувствующе мне в глаза
смотрит. Я не покупаюсь на эту жалкую попытку войти в доверие. – Мне жаль.
– Я пришел не за жалостью.
– Тогда зачем ты пришел?
– Отец, – вмешивается Джил и робко поводит плечами, – Мэтту нужна помощь.
– Мне нужна информация, – бесстрастно бросаю я. – Что вы знаете о Монфор, каким
образом я могу помочь, что от меня требуется.
– Столько вопросов, мальчик мой. Ты настроен решительно.
Молчу. Просто смотрю на него и не двигаюсь. Я пришел не болтать, и мне наплевать на весь
этот фарс, на теплый чай и церковные проповеди про понимание и сочувствие. Так уж
случилось, что я больше не обладаю этой маниакальной верой в лучшее. Я изменился, я рад, что
я вспомнил, как думать головой, а не непредназначенными для этого органами.
– Как долго ты дружишь с Ариадной Монфор?
– Со дня ее приезда.
Пастор Хью тяжко приподнимается, испустив жалкое кряхтение. На нем сутана, я не видел
людей в сутанах. Она идиотская и широкая, будто пижама. Пастор бредет к стене.
– Скажи мне, Мэттью, ты легко сходишься с людьми?
– Не понимаю, к чему этот вопрос.
– Ответь.
– Нет. – С вызовом поднимаю голову. – Нелегко.
– Но что заставило тебя пойти на контакт с Ариадной Монфор?
«Пойти на контакт», вот как это называлось. Я наклоняю в бок голову, не понимая, о чем он
говорит, и переплетаю на коленях замерзшие пальцы. Вздор. К чему он клонит?
– Ты никогда не задумывался, что истинный мотив ваших отношений кроется где-то за
пределами человеческого понимания? – Пастор переводит на меня блеклый взгляд, а я с
недоумением морщусь. – Это одна из ее диавольских способностей – подчинять.