Смертельно прекрасна
Шрифт:
– Ноа, – плачет она, не отрывая от него глаз, – помоги мне. Прошу тебя.
– Я не могу, Джин, – едва слышно отрезает он, – я пришел…
– Я знаю, зачем ты пришел!
– Пожалуйста. Я должен.
– Но…
– Это мой долг, Реджина, – громыхает он , и над их головами завывает ветер. – Ты же знаешь, я не могу. Не проси. Не надо.
– Она еще жива, – шепчет мама, сжимая пальцами меня за плечи, – умоляю, Ноа, Ари еще дышит, она еще дышит!
– Твой муж мертв, и дочь мертва, – говорит Морт, – и Ари умрет. Она уже умирает.
– Не говори так, боже, не надо!
–
– Забери меня вместо нее. – Вдруг восклицает мама, а я холодею. Что? Нет. Я резко с земли поднимаюсь и пячусь назад. Нет. Нет. – Ноа, ты же можешь, – продолжает она, – ты должен забрать троих, забери меня.
– О чем ты говоришь, Реджина?
Я хватаюсь ладонями за лицо, застыв от лютого ужаса, который сковывает все тело.
– Я отдам ей свое дыхание, она выкарабкается.
– Я не могу.
– Черт возьми, все ты можешь! – Кричит мама и поднимается с колен. Она оставляет мое тело на заснеженной земле, приближается к Смерти и хватается за его руки уверенно и горячо, как будто это единственное, что удерживает ее на плаву. – Ты не бросишь Ари, я знаю. Она дорога тебе так же, как и мне.
– Прекрати.
– Думаешь, я не видела тебя? Не замечала, как ты появлялся у нашего дома?
– Это не имеет значения.
– Имеет. – Шепчет она, поправляя его волосы, а я с ужасом распахиваю глаза.
Что здесь происходит? Как она может? Где папа, что с ним? Почему она не проверит папу? Я наполняюсь такой лютой ненавистью, что у меня сводит скулы. Подношусь к ним и со всей силы ударяю ногой о крыло машины.
– Что вы делаете! – Кричу я. – Мама! Что ты делаешь?
– Сделай это, – твердым голосом просит она, – Ноа, быстрее, времени мало.
– Ариадна не простит.
– Я не смогу жить, зная, что могла спасти ее, но не спасла. А она меня поймет.
Они говорят о чем-то. Я не слышу. Хватаюсь руками за волосы и отворачиваюсь, так и сжав от ужаса глаза. Что здесь происходит? Мама выжила? Она пытается спасти меня?
Неожиданно все становится гораздо хуже… Моя жизнь давно была плохой. Я многих людей потеряла, и многое перенесла. Но сейчас мне становится просто невыносимо. Меня пошатывает от зияющей дыры, возникшей где-то в легких , и я даже дышать не могу. Даже кричать не могу. Сдавливаю пальцами голову, рычу и чувствую слезу на щеках. Мне этого не вынести. Почему? Почему она сделала это?
– Давай. – Говорит мама, я порывисто опускаю руки и гляжу, как Ноа Морт обнимает ее, прижимает к себе и крепко глаза закрывает.
– Прости меня, Джин. – Шепчет он. А она улыбается. Кладет голову ему на плечо, на меня смотрит. На мое бледное тело, которое сливается с окровавленным снегом.
– Расскажи ей, – приказывает Реджина Монфор, стиснув в пальцах плечи Морта. – Я знаю, придет время, ей придется узнать. Расскажи.
Ноа кивает. Поглаживает трясущимися руками ее волосы, закрывает глаза. Я кричу и подаюсь вперед, вытягиваю пальцы и внезапно проваливаюсь в бездонную дыру, тело, как и в прошлый раз, взвывает в невесомости, органы подпрыгивают вместе со слезами, вдруг прикатившими к горлу, и открываю глаза я уже не на дороге в Северной Дакоте.
Я вновь оказываюсь в маленьком,
тусклом кабинете Смерти.ГЛАВА 15. ДИЛОС.
Я молчу. Смотрю на свои руки, широко раскрыв глаза, и не двигаюсь. Не могу. Все в эту минуту становится чужим. Настоящая Ариадна Блэк погибла в аварии вместе с отцом и сестрой. Настоящая Ариадна Блэк должна быть похоронена на Западном Кладбище. Она умерла. Но тогда кто сидит в этом тусклом кабинете? Кто пялится на свои ладони?
Приподнимаю голову, а мужчина смотрит на меня прямым, бесстрастным взглядом. Не думаю, что он сможет сказать мне нечто такое, что стянет раны или уймет боль. Жизнь неожиданно стала удивительно наполненной. Наполненной жгучей виной, из-за которой першит горло, из-за которой горят глаза. Стала невыносимой, безжалостной, изнуряющей.
Я закрываю глаза и невольно обхватываю себя ладонями за талию.
Ты думаешь, самое плохое уже случилось, а потом жизнь делает еще хуже.
– Ариадна, – говорит Морт , и, приподняв подбородок, я замечаю, что мужчина стоит совсем близко. Он касается длинными пальцами худого лица и хмурит густые брови. Его глаза кажутся поразительно знакомыми, и когда я подмечаю похожие черты лица, живот у меня вовсе сводит. Нет. Не могу так. – Я не знаю, что сказать.
– Не знаете ? – Я рассеяно смотрю на Ноа.
– Я не мог поступить иначе. И Джин не могла.
– Реджина Блэк.
– Я хотел бы сказать нечто такое, что успокоит тебя. Но я не умею.
– Да, не умеете, – растеряно поднимаюсь и взъерошиваю волосы. Внутри горит нечто неконтролируемое, горячее и колючее, отчего подкашиваются ноги, взвывает все тело. Я ничего не понимаю. Я не могу ничего понять. – Почему?
Ноа молчит. Выпрямляется и смотрит на меня пристальным, понимающим взглядом, от которого становится еще хуже. Отворачиваюсь и горблю спину, покачиваюсь слабо и измотано, будто бы сил во мне больше не осталось.
– Я совсем не знала свою мать.
– Она защищала тебя.
– От чего? От правды?
– Правда ранит людей.
Недоуменно прищуриваюсь. Правда ранит? А ложь приносит удовольствие? Что мне должно помочь? Незнание? Беззащитность?
Впиваюсь пальцами в виски и надавливаю так сильно, что голова вспыхивает.
– Кто вы? – Опускаю руки. – Кто вы, Ноа?
– Я – Смерть, Ариадна.
– Вы знаете, о чем я.
Ноа молчит. Даже у Смерти недостаточно сил, чтобы признать то, что подкашивает обычных смертных. Он расправляет широкие плечи, а я шепчу:
– М ама спасла меня. И я понимаю ее. Но принять ее ложь? Принять то, что она врала мне? Секреты выплывают на поверхность. А вопросы находят свои ответы. Жить и слепо верить, словно тайны так и остаются тайнами – глупо. И она должна была это понимать.
– Она молчала, чтобы спасти тебе жизнь , Ариадна.
– Она молчала о том, кто я… – Растерянно протягиваю я и смотрю на мужчину. – Она молчала о том, кто вы. Это самое важное, неужели неясно, неужели непонятно, что нельзя так поступать с теми, кого мы любим. Нам не нужны секреты, не нужны жертвы, я не хочу даже думать о том, что бы подумал мой папа. Что бы он сделал?