Смуглая леди (сборник)
Шрифт:
– "А вот завтра, говорю, надеюсь на полный. Завтра идет "Ромео". Это пьеса доходная. Там
одних убитых пять человек".
– "Так вот, - говорит один из джентльменов, - вы поставите
все-таки "Ричарда Второго", а до полного сбора мы вам доплатим".
– "А зачем вам это
нужно?" - "А просто хотим посмотреть еще раз эту поучительную пьесу".
– Он обернулся к
юноше: - Интересно ведь?
– Интересно, - ответил юноша.
– "Поучительную"!
– Вот в том-то и дело! Признаться, я стал несколько в тупик. Тут один
говорит мне: "Мы видим, что вы колеблетесь. Так вот, мистер Шекспир, здесь разговора
быть не может. Это воля королевы, вот перстень графа". И показывает мне кольцо с
печатью. "Ну что ж, - тут я только плечами пожал, - будет сделано, как приказывает
королева".
Они приближались к Темзе. Было совсем темно.
– Да-да, - сказал юноша, что-то обдумывая.
– Ну-с, ладно. Рассказываю я это Четлю, а он меня вдруг и спрашивает: "Но позвольте, позвольте, дорогой, ведь эта пьеса о свержении законного монарха. Чего же здесь
поучительного? Как королева могла пожелать видеть эту пьесу взамен "Ромео"? Для чего
ей это?" Смотрим мы друг на друга и молчим. Конечно, и мне приходит в голову такая
мысль. И вдруг Четль говорит: "Ладно. Положим, воля королевы, ну а кольцо-то чье?
Какого графа? Графа Эссекса, что ли? И не думаете ли вы..." Ну, вы понимаете, что я могу
ему на это ответить? Тогда он мне говорит: "А помните, вы как-то рассказывали мне, мистер Шекспир, что ваш покровитель прямо в лицо назвал ее величество кривым
скелетом, она ему дала пощечину, а он шпагу выхватил". И тут вот я смотрю: идет к нам, -
и черт его знает, откуда он взялся, - тот молодец, которого вы видели, и спрашивает: "Здесь
никто не сидит?" Я говорю: "Милости просим, место свободно". И толкаю Четля: "Молчи!
Дурак!" Куда! Он выпил и начинает мне рассказывать все то, что от меня же и слышал: и
про ирландские острова, и про взятие Эссексом Кадикса, и еще черт его знает про что. А
молодец сидит, стучит по столу, просит кружку и нас будто не слушает. Я вижу, Четль
совсем пьяный, встал, хочу уходить. Тут смотрю - с другой стороны подходит ко мне
молодец с леопардами и говорит мне...
Он вдруг спохватился и замолчал.
Так молча они прошли несколько шагов.
– Ну?
– спросил юноша.
Через сгустившуюся темноту можно было только угадать, как неподвижно его лицо.
– Подходит слуга миссис Фиттон и сует мне записку, - сказал Шекспир, решившись.
– Ну?
– повторил юноша.
– А там сказано: "Не приходите завтра в театр. Садитесь на лошадь и уезжайте куда-
нибудь из Лондона этак недели на две".
Сейчас они стояли друг перед другом.
– Недурно!
– усмехнулся юноша.
– И вот, пока я читал записку...
– Понятно, - сказал юноша.
– Тут он на вас и полез и устроил драку, чтобы отнять это
письмо, но...
Он вдруг с внезапным порывом схватил его за руку.
– Виллиам, Виллиам, - сказал он почти со слезами, -
как же мне не сладко было с нею.Ох, как не сладко! Чего я только не вытерпел за то, что увел ее от вас.
Тут они подошли к знаменитому, хотя и единственному, мосту через Темзу.
II
... Я взял тебя объедком
С тарелки Цезаря, и ты была
К тому еще надкушена Помпеем,
Не говоря о множестве часов,
Неведомых молве, когда ты вряд ли
Скучала. Я уверен, что на слух
Тебе знакомо слово "воздержанье",
Но в жизни неизвестна эта вещь.
("Антоний и Клеопатра", перевод Б. Л. Пастернака)
Комната Пембрука находилась на втором этаже. Было еще довольно светло, и поэтому
свечи зажигать они не стали. Или, может быть, потому, что каждый понимал - лучше не
глядеть в лицо друг другу.
– А где альбом?
– спросил Шекспир, привычно осматривая стол.
– Он всегда лежал
здесь.
– Нету, - ответил Пембрук, - ей подарил.
– И Шекспир почувствовал, как мучительно и
туго он улыбается.
– Она знала, что это ваш подарок, и не давала мне покоя.
Помолчали.
– Она часто бывала здесь?
– спросил Шекспир, прошел, сел в кресло и посмотрел на
Пембрука. Тот ходил по комнате все быстрее и быстрее, поднимал руку и приглаживал
волосы. Ах, этот знакомый, милый жест! Он всегда так ходил и так приглаживал волосы, когда волновался.
Шекспир сидел, постукивая пальцами по столу.
– Так вот как это получается, - сказал Шекспир.
Пембрук ничего не ответил.
"Альбом унесла. Не хотела, чтобы он тут оставался, а встречаться не пожелала... а
теперь - "Уезжайте из Лондона". Сама не пошла. Просто послала: "Уезжайте". Почему?
Впрочем, ясно, пожалуй, почему". Он опять поднял глаза на Пембрука. Тот придвинул стул
и сел.
Помолчали с минуту.
– Так, значит, она часто бывает тут?
– громко спросил Шекспир.
И Пембрука прорвало. Он заговорил так, что даже губы у него задрожали:
– Билл, не сердитесь на меня. Я уж тут ничего не мог сделать. Вы сами виноваты, надо
было вам вмешаться раньше, а вы все видели и молчали. Помните, вы только раз меня
спросили: "Вам ничего не нужно сказать мне?" Но вы понимаете, тогда уже было поздно -
поздно спрашивать! Она узнала об этом...
– От вас?
– спросил отчетливо Шекспир.
– Ну, от меня, конечно, - мучительно поморщился Пембрук.
– Разве мог я тогда что-
нибудь скрыть от нее? Она сказала: "Ладно". И на другой день сама сделала так, чтобы эта