Смуглая леди (сборник)

поднялась с места, он тоже сел к клавесинам. Он взял только несколько аккордов, сильно и

плавно, но она сейчас же поняла, как гибки и умелы его пальцы. И когда потом она

осторожно взяла его за руку, только чуть-чуть выше запястья... Но вот, кажется, с этого и

началось. Еще ее почему-то раздражала донельзя большая плоская серьга. Она глядела на

нее, и обязательно хотелось дернуть его за мочку. Ей обязательно нужно было бы стать его

любовницей. Какое это упущение, что она не стала! Первый раз она сказала правду

Пембруку, и тот, кажется, в первый раз не поверил ей. Она даже и сама не понимала, как

так случилось, что с этим человеком не жила? Какие у нее были тогда соображения? Зачем

ей было это надо?

Становилось все темнее и темнее; изнемогая от разнородных мыслей, она закинула

голову и до хруста заломила руки за спиной... У него такие сильные, грубые руки, не

нежные, а грубые. Это зря она вспоминала, что они нежные и мягкие. У него в последнее

время было такое жесткое, прерывистое дыхание. Так дрожал голос, когда он говорил с

ней. Она видела: ему и дышать было трудно в ее присутствии. И это она сделала, она, она!

Однажды она стала перевязывать ему палец, а царапина была старая, засохшая, совсем не

нужно было ее перевязывать, но их руки были соединены, ей казалось то кровь

переливается из сосуда в сосуд. Другой раз вышло так: он надкусил яблоко, но есть не

стал, положил на стол, а она взяла это яблоко и так просто, как будто это следовало само

собой, откусила тут же, где и он. Так они съели это яблоко. Вот тут-то она и увидела - он

вцепился руками в крышку стола, и ему трудно дышать. А какие стихи он писал после! С

ума сойти. Тогда ей было смешно, а теперь просто жалко его. А жалость-то у нее всегда

была самым сильным чувством. Когда она жалела, она могла пойти на что угодно - на

связь-то во всяком случае.

Она встала и прошлась по комнате.

Свеча коптила.

Грязный полог над гнусной, скрипучей кроватью выглядел сегодня особенно мерзким

в этом желтом, расслабленном свете.

Она подошла к окну, подняла и опустила зачем-то занавеску.

Ей было все противнее, скучнее, все томительнее, - на нее находил тот приступ тоски

и бешеного, острого недовольства собой, которые все чаще и чаще стали посещать ее

последние дни. И знала об этой тоске только она одна.

– Скорее бы!
– сказала она вслух, со страдальческой гримасой и стукнула каблуком об

пол.
– Скорее, иди же.

И, словно услышав ее, в дверь постучали.

– Кто?
– спросила она, не двигаясь.

– Ричард Второй, - ответил ей очень знакомый голос.

II

Бербедж уж совсем собирался идти на свидание, как вдруг к нему пожаловал Четль.

– Слышали?
– спросил он, стоя в дверях.

– Ничего я не слышал, - досадливо ответил Бербедж.

– Сдались все до одного, - торжествующе объявил Четль, так, словно это было его

личной заслугой. Он прошел и бухнулся в кресло.
– Под условием рыцарского обращения

и беспристрастного разбора дела.

– Кто это?
– снова спросил Бербедж.

– Да все, как есть: и Эссекс, и Рутленд, и Соутгемптон, и Блонд, все, все! Да ведь вы

были там, кажется, и видели их всех?

– Нигде я не был, - досадливо отрезал Бербедж.
– Слушайте, дорогой, зачем вы

полезли в драку?

– Вот!
– строго, с глубоким удивлением сказал Четль.
– Оказывается, я опять виноват

во всем. Я же сказал только вам: "Спасайте вашего друга".

– Действительно, очень ему это было нужно, ворчливо буркнул Бербедж, придумывая, что бы соврать Четлю, чтобы тот не увязался. Ведь этот старый бродяга отлично знает, куда он пойдет. Так попробуй-ка выживи его. Вот сидит и мелет всякую чепуху. Напоить

его, что ли?

Он подошел к шкафу и вынул из него бутылку с белым хересом, совершенно особым,

который специально доставал для этого холостяка. Долго сердиться на него не мог. Ну что

же, пусть леди немного подождет. А он опоздает. Может оно и лучше так.

– Как поживает ваша трагедия?
– спросил он уж мирно.

– Какая это?
– Четль не отводил глаз от бутылки.
– Ах, то о Вильгельме Завоевателе?
–

Он вдруг радостно засмеялся.
– Я сегодня встретил вашего друга и сказал ему: "Мистер

Шекспир, имейте в виду - я обгоню вашего "Гамлета". Он мне поклонился слегка, вы же

знаете, какой он вежливый, и сказал: "Пожалуйста, пожалуйста, мистер Четль.

Действительно, трагедия моя совсем замерзла. Я очень буду рад вашим успехам. Но о чем

вы пишете?" Я сказал ему: "Пишу трагедию о Вильгельме Завоевателе, и ваш друг

Бербедж говорит, что моя трагедия будет стоить больше всех ваших хроник".
– "Почему?" -

спросил Шекспир. Я ему ответил: "Мистер Бербедж говорит, что Вильгельм Завоеватель

достойнее Ричарда, потому что пришел раньше его".

– Ну и что же вам ответил Билл?
– спросил машинально Бербедж, наливая стакан

Четлю.

Четль отпил большой глоток и закрыл глаза, вслушиваясь в терпкий вкус хереса.

– Вот это вино!
– сказал он восхищенно.
– Где вы его достали? Оно старше нас обоих.

Да, так что сказал мне ваш друг? Ничего он мне не сказал, только поклонился. Ему, знаете, было уже не до того. К тому времени они уже пробились к Темзе.

– Куда?
– спросил настороженно Бербедж.

– К Темзе, к Темзе, в замок графа! В Эссексхауз.

– Как?!
– вскочил Бербедж.
– Да где же вы его тогда видели, Четль, Четль?
– Он схватил

его за плечи.
– Да что же вы молчали? Билл, значит, тоже был замешан в это дурацкое

дело?
– Он жал его плечи все больнее и больнее.
– Где же он теперь?

– Не знаю, не знаю, голубчик, - миролюбиво ответил Четль, осторожно освобождаясь

от его сильных рук ремесленника.
– Я его видел в толпе, а где он, что он?
– я не знаю.