Сновидения

Очередной громкий возглас прервал череду моих рассуждений.

— Завтра я ухожу на свою первую миссию! Поэтому защищай дом в моё отсутствие и приглядывай за отцом!

Направляясь уверенным, размашистым шагом, большая версия резко отодвинула сёдзи, не замечая ничего на своём пути. Отпрыгнув в сторону, я посмотрела на юношу немигающим взглядом, удивлённо открывая и закрывая рот. Сегодня для Фортуны я оказалась любимым ребёнком, потому что местный обитатель не обратил на меня какое-либо внимание.

— Схожу к отцу! — Большой Кёджуро коротко кивнул и, развернувшись всем телом, двинулся до конца коридора. Я окончательно убедилась, что оказалась незримой гостьей в этом доме, поэтому бесшумной тенью скользнула следом.

Комната, в которую влетел юноша, оказалась такой же светлой и белой, как и предыдущая, но в два раза больше. В самом центре, приняв лежачую позу, находился мужчина, похожий на Кёджуро, только выглядел порядком взрослее: одет он был в чёрное хабутае нагаги и такое же чёрное хаори, чем был похож на старого ворона. Лицо его оказалось холодным и нечитаемым, и лишь образовавшаяся морщина между бровями выдавала раздражение.

— Отец, завтра я отправлюсь на свою первую миссию! — отозвался вошедший. Я наконец-то смогла определить роли местных обитателей: отец, старший и младший сын. Отец оказался безучастен. Равнодушно проскрёбывая пальцами заросшее щетиной лицо, он буднично хлебал саке из бутыли. — Я сделаю всё, чтобы стать достойным преемником и… — не унимался старший сын, но его прервали.

— У тебя нет таланта, поэтому ты не должен питать пустые надежды, — мужчина говорил тяжело и едко, выплёвывая желчь в каждое слово. На смену равнодушию пришёл нарастающий гнев, подобный беспощадному пожару в период засухи.

Словно провинившийся ребёнок, я вжала голову в плечи и отступила на три больших шага. Искоса посмотрела на юношу, словно хотела проверить, не на меня ли гневались часом. Старший сын неизменно с непреодолимым упрямством смотрел в пустоту, сохранив рабочую улыбку, когда в глазах его плескались ноты печали. Этим взглядом он напомнил моего Кёджуро, когда тот, расслабляясь, устремлял взор к небу.

— Я быстро вернусь, отец, береги себя! — громко завершил юноша и развернулся, бодро покинув помещение, будто бы его и вовсе не трогала грубость отца.

Мужчина в ответ разразился нечитаемым возгласом, замахнувшись бутылкой, но так её и не кинул, оставшись на своём вместе. За весь короткий разговор он ни разу не посмотрел на сына. Я взглянула на отца лишь напоследок, когда фигура юноши уже скрылась в тени коридора, бросив робкий взгляд через плечо. Тело мужчины слабо подрагивало, будто тот сдерживал себя от порыва эмоций, и я на секунду подумала, что он беззвучно обливался слезами.

На заднем дворе цвёл дивный сад, спрятанный от любопытных прохожих. Богато устилало землю покрывало ириса. По легенде, первый цветок ириса появился на свет несколько миллионов лет назад, да был настолько красив, что полюбоваться им пришли не только все лесные звери, но и вода и ветер, разнеся семена цветка по всей земле. Ирис символизировал защиту и доверие, и так бы я описала чувства, которые испытывала, когда находилась рядом с Кёджуро.

Юноша держал путь к центру сада, где раскинула плакучие ветви пахучая глициния. Опустившись на густую зелень, он бесшумно прислонился спиной к коре дерева. Лицо его ничего не выражало, и даже добродушная маска бесследно спала. Я присела рядом, соблюдая роль молчаливого зрителя. Старший сын потянулся за воротник и вытащил кулон с фотографией на тонкой верёвке. Во мне разыгралось любопытство, я подвинулась ближе и заглянула за плечо юноше.

— Матушка, пожалуйста, поддержите меня, — прошептал он, поглаживая большим пальцем кулон. — Обещаю, что стану таким же сильным, как и отец. — Изображённая на фотографии молодая женщина, сдержанно смотрела в сторону. Несмотря на нездоровую белизну кожи и общую хрупкость, во взгляде её бушевала стойкость.

Юноша смолк, сомкнув тяжёлые веки, я не посмела отдалиться. Меня одолевали смешанные чувства жалости и безысходности. Я обессиленно вздохнула, осознав, как непосильна мне была эта ситуация. Будь даже я из крови и плоти, а не бездыханным привидением, на вряд ли бы смогла повлиять на ситуацию. Проблемы этой семьи для меня чужды и недостижимы. Единственное, что было понятно здесь и сейчас — это печаль юноши, похожего всем своим существом на милого Кёджуро. Был бы он старше, я бы обманулась и сочла его своим, тем самым мужчиной, которому хотелось светло улыбаться. Сновидения коварно и жестоко игрались с моими чувствами.

Лицо юноши помрачнело, и он склонил голову, едва сдерживая слёзы. Жалостливые чувства с примесью совестных переполнили моё сердце до краёв. И, не отдавая отчёт своим действиям, дрожащей рукой я потянулась к голове молодого спутника. Кончики прозрачных пальцев ласково скользнули по его волосам, имитируя поглаживание. Невесомой рукой в успокаивающем жесте я коснулась, крепкого юношеского плеча, пытаясь вложить в это действие светлую заботу.

Какая-то эмоция мелькнула на лице спутника, и он, не поднимая взгляда, тихо прошептал:

— Тепло.

Я поняла, что эти слова были обращены не мне, но всё равно расплылась в доброй и заботливой улыбке, как это делала Микото. Опустив веки, я тихо запела, позволив ветру унести мои слова в небо. Умиротворение постепенно закралось в сердце, и я даже не заметила, как растаяла в нежности. Сознание стремительно плыло, противиться чувству, окутывающему меня тёплым одеялом, было невозможно.

?????

В воздухе витали сладостные ноты лаванды и мёда, и это было первое, что я ощутила, когда вернула власть над своим разумом. Второе — жар чужого тела. А, если быть точнее, то крепкое мужское плечо, на которое я опёрлась. Смущение прилило багровой краской к лицу, и я вздрогнула, молниеносно догадавшись, кто был рядом. Нехотя отстранилась и сокрушилась на свою несообразительность, ведь могла насладиться прелестью момента чуть дольше. Я неловко коснулась пальцами щеки, остывающей от тепла недавнего прикосновения к чужой плоти.

— Ты так хорошо спала, — Кёджуро говорил мягко и сладко. — Мне не хотелось тебя будить, Мэй, — перешёл он на полушёпот, я чуть не зажмурилась от удовольствия, когда мужчина произнёс моё имя.

Я взглянула на спутника молча, волнение и трепет, выразившиеся на моём лице, вызвали у него довольную улыбку. И было в наших взглядах, обращённых друг на друга, что-то ведомое только нам обоим. Скрытое от чужого любопытства, проникающее искрами под кожу, будоражащее тело и разум. Под его нежащим и внимательным взглядом я таяла, обнажала душу, чувствуя, как сердце против воли билось чуть чаще.

— Прости, — не заметила, как сама начала шептать в ответ, не смея отвести взгляд в сторону. Семейный дом трёх версий Кёджуро давно сменился чистым, зелёным лугом, усыпанным пёстрыми цветами. Но ни меня, ни мужчину сейчас это не волновало.

Поддавшись мимолётной прихоти, я нежно и едва ощутимо, словно опять была незрима, коснулась щеки Кёджуро. Провела холодными пальцами вниз, минуя скулу, ласковыми касаниями поглаживая его шею, по которой пробежались волной мурашки. Ясный взгляд мужчины помутнел, и он накрыл большой мозолистой рукой мою свободную ладонь. Кёджуро соблазнительно манил меня к себе с каждой встречей и улыбался весело и живо, как задорные языки пламени, вздымающиеся искрами в небо. Хотелось нечаянно его касаться и слышать яркий, звонкий смех чуть чаще. Внутри меня зарождались неясные чувства, истинное предназначение которых я не понимала. Меня отчаянно тянуло к мужчине, и я желала с головой окунуться в таинственное пламя, вскружившее голову.