Сновидения

Спустя бесконечные минуты, Сенджуро едва ли не взвыл, и я сжалилась над ним, позволив размять окаменевшие плечи.

— Ты слишком ответственно подходишь к моей просьбе, — мягко отметила я. — Спасибо. — И лицо мальчишки просияло ярче прежнего.

— Как я могу не помочь вам! — бодро воскликнул он, вздёрнув гордо подбородок.

— Сенджуро, мы уже достаточно знакомы, ты можешь обращаться ко мне проще, — аккуратно заметила я.

— Я… я не могу! Вы же наша почётная гостья! — воскликнул он.

«Всегда забываю, что я не просто человек из поместья бабочек, но и из рода Кавасаки…» — Я сморщилась.

— Мне бы хотелось, чтобы ты видел во мне только Мэй, — проговорила я с чувством. — Никакой Кавасаки. Только я, Мэй из поместья бабочек, которую ты кормишь самой вкусной едой. — И улыбнулась.

— Самая обычная еда… — Мальчишка смущённо склонил голову. Мои слова явно согрели ему сердце. — Могу ли я тогда иногда называть вас… тебя старшей сестрицей, сестрицей Мэй? — Его уши порозовели. Юный собеседник не знал, куда устремить свой тревожный взгляд. Сенджуро явно боялся моего отказа, но всё равно пересилил себя в просьбе, и это не могло не позабавить меня. По-тёплому и родному.

— Конечно! — Внимательный взгляд прошёлся по ладони мальчонки, бережно сжимающей что-то небольшое. — К слову, что это?

Сенджуро провёл свободной рукой по глазам, одолевая дрожь из-за волны дурных воспоминаний.

— Это кулон с портретом матушки, — шепнул. Слова дались ему с трудом, и в них плескалась глубинная печаль. — Братец Кёджуро оставил его дома, уйдя на миссию, потому что замок сломался. — Мальчишеская ладонь разомкнулась, и в ней засиял маленький, аккуратный медальон, в котором я узнала знакомое украшение из мира грёз. Точно такое же было в сновидениях у Кёджуро. В моих глазах пламенем вспыхнуло любопытство. — Хотите… Хочешь посмотреть? — спешно добавил он.

Я коротко кивнула, не отводя взгляд. Когда Сенджуро передал кулон, я окончательно убедилась, что уже видела его ранее. Внутри украшения покоилась старая, аккуратно вырезанная фотография, на которой я заметила прекрасную хозяйку дома Ренгоку. Женщина была хорошенькой, как и во сне, настоящая красавица: строгое лицо, тонкие черты лица, болезненная бледность. Взгляд спокойный, немного хмурый и острый. Густые, черные локоны, туго заплетённые в косу. Стройная, даже немного тощая, укутанная добротно богатыми тканями, она была воплощением элегантности. Я завороженно провела кончиками пальцев по поверхности снимка.

— Матушка не была щедра на слова. Иногда было сложно догадаться, о чём она думала, — продолжил мальчишка. — Она всегда оставалась в меру строгой и очень сильно всех нас любила, — он на мгновение смолк. — Жаль, что мы не успели сделать совместную фотографию. К моменту, когда были готовы, матушка совсем зачахла. Не хотели за зря её тревожить… — Понимание промелькнуло на моём лице, и я отрывисто кивнула, ещё раз осмотрев украшение. Фотография казалась старой, потрёпанной, потерявшей свой первозданный и аккуратный вид.

— Хочешь, нарисую всех вас вместе? — озвучила я случайную и безумную мысль, кольнувшую сознание. — Я давно не тренировалась, но могу попробовать.

— Хочу, очень хочу! — неожиданно громко воскликнул Сенджуро. После, спохватившись, осторожно добавил. — Если не сложно…

— Не сложно, — деловито заключила я. — Не обещаю, что с первого раза выйдет идеально. Но за попытку меня ведь никто не накажет?

Я и Сенджуро широко улыбнулись друг другу, и атмосфера в помещении заиграла добрыми, светлыми красками. Какое-то время мы общались, обмениваясь новостями и искренними эмоциями. Если быть точнее, то Сенджуро говорил, я — вырисовывала семейный портрет. После, осознав, что чай в огромном чайнике иссяк, мальчишка спешно ретировался, оставив меня наедине со своими мыслями. В голове мелькнуло осознание — как же Сенджуро оживился и просиял с момента нашей первой встречи. А ведь миновало от силы несколько недель, как я начала мелькать между поместьями.

Мысли о переменах заострились и на мне лично — было радостно осознавать, что сейчас

жизнь в новых условиях давалась с каждым вздохом легче. Была бы рядом Микото — обязательно порадовалась за меня.

На душе неожиданно взвыла печаль. Мне не хватало сердечной старушки — очень! Боязно было представить, что происходило с ней в том времени — другом мире. Подул тёплый, ласковый ветер, коротко коснувшись моей руки, словно чьё-то доброе поглаживание. Я с трепетом обнаружила, что на тыльной стороне ладони покоился лепесток цикламена. У меня перехватило дыхание — цикламен! Я хорошо знала этот цветок, потому что его искренне любила моя старушка.

«Мой цветочек, — вспомнила я её старое прозвище и слабо улыбнулась. От переизбытка эмоций в глазах защипали солёные слезы. — Говорят, на языке цветов цикламен — это не только любовь, но и защита от тёмных сил, отгоняющая дурные сны. Ты часто плела венки из сухих цикламенов, развешивая их над моей кроватью, как ловцы зловещих грёз. Как я жалею, что не ценила всё это…»

Ветви деревьев добродушно зашелестели, и из-за облаков выглянуло солнце. Я крепко зажмурилась, выпустив из рук холст. Магическое чувство окутало целиком душу, внушив спокойствие и умиротворение. Лучи солнца слабо прошлись по моей фигуре, создавав чувство невесомых объятий. В сознании тихо и заботливо растеклись мысли, словно нашёптанные кем-то другим, говорящие, что всё будет в порядке. Будто сама Микото сидела рядом, обнимала меня и успокаивала. Неужели я медленно и стремительно сходила с ума?

Горечь промелькнула на моём лице. Я с трудом отогнала её, запрятав глубоко в душе. За спиной скрипнула сёдзи, но я не обернулась.

— Сенджуро, я вряд ли успею сегодня закончить портрет, — отрывисто произнесла, заслышав осторожные шаги позади себя. Мне ничего не ответили, лишь бесшумно присели позади на колени. В воздухе промелькнул знакомый аромат лаванды и мёда, и моё сердце забилось учащённее.

Кёджуро.

— Очень красиво, — произнёс вкрадчиво и лаконично мужчина, придав словам особый смысл, из-за чего возникло чувство, что говорил он вовсе не о наброске. — Мне бы хотелось видеться с тобой чаще, Мэй. — Я рвано выдохнула, выпрямив спину. Внутри меня заиграли самые яркие, безумные эмоции. — Спасибо, что навещаешь нас. — Он осторожно подцепил один мой локон, накручивая его на палец, вытягивая и отпуская. Его внимательный взгляд с задором проследил, как длинная шелковистая прядь пружинисто отскочила в сторону.

Из уст моих едва не вырвался писк.

— Я всего лишь выполняю поручение бабочек.

— Правда? — прошептал он лукаво, и я задрожала всем телом — сладостно и бесстыже.

— Нет. — Сдавшись, громко выдохнула, и это не осталось незамеченным. — Мне нравится приходить к вам, — шёпот. Мой ответ только сильнее раззадорил собеседника. Тот тихо засмеялся, ярко и тепло, как умел только он, осторожно уместив поодаль аккуратный поднос с горячим чаем и домашними сладостями. — Тоже хочу. Хочу видеть тебя чаще, — тихо произнесла я, утопая в собственном стыде. Откровения разгоняли мою горячую, бурлящую кровь, будоража слабое девичье сердце.

— Тогда обернись и посмотри на меня, — сказал он негромко и спокойно. Всё моё существо покорно и сладостно сжалось.

Я обернулась через плечо, шумно втянув воздух, едва не касаясь носом лица милого спутника. Тот не посмел отодвинуться. Казалась, такая ситуация его и вовсе не вгоняла в краску, не смущала и не сбивала с толку. Наоборот, он продолжал смотреть на меня сверху вниз, довольно улыбаясь. Между нами воцарилась особая, согревающая атмосфера.

«Кто бы мог подумать, что я через все миры пронесу свои чувства к этому человеку…» — с нежностью подумала я. Мои проворные пальцы легли на широкую грудь мужчины, невесомо касаясь блестящих пуговиц униформы. Нежный, растроганный взгляд из-под густых ресниц метнулся сверху вниз.