Собирай и властвуй

– Крутись, стерва, - визжит Дарлин, - крутись!

Бьёт по бурдюку кулачком, стволы раскручиваются, приходят в движение. Сначала из них вылетают ледяные стрелы, потом струи кислоты, потом огненные шары, а потом уже не различить, всё вперемешку. Достаётся шпалерам на стенах, достаётся кристальным статуям в нишах, достаётся даже куполообразному потолку с богатой росписью. Убийцы скользят тенями, уходят от града выстрелов, хотя и среди них есть потери.

– А теперь ты, колечко, не подведи!..
– как только шестиствольное орудие остановилось, архимаг Тверди вскидывает правую руку, на мизинце сверкает синим перстень.

Убийцы приближаются, растягивают сети и кристальные нити, но перстень срабатывает и Дарлин исчезает. Впрочем, ненадолго: через минуту появляется, возникает из вспышки синего света. Дарлин в просторном зале башни Баркантур, одной из своих резиденций, Дарлин в западне...

Действовать открыто контролёры не могли, тогда как для действий в тени горизонты открывались широкие, имелось превосходное прикрытие: бесформенные. Под их видом светочи устраняли приближённых Китов, рушили планы этой троицы, запутывали узор. Раскол не заставил себя ждать: в непричастность бесформенных, сколько б Хиамас не говорил о провокации, Каванга и Дарлин верить перестали быстро, да и друг другу больше не доверяли тоже. Так пришло время узор Китов разорвать, наиболее уязвимым элементом, как ни странно, оказался Дарлин из Дома Дайсанидов. Регана спланировала и подготовила акцию, теперь перед ней отчёт, как та осуществлялась.

Сделав кулак каменным, Дарлин колотит по орудию-самозародку, но остановить не может: шесть стволов раскалились докрасна, бугристый бурдюк раздувается, раздувается, лопается. Благодаря заклинанию каменной кожи, архимага только отбрасывает, светочей же хлынувшая из прорехи жёлто-зелёная жижа обжигает, режет, пробивает насквозь. Оглушённый, перепачканный, Дарлин поднимается на колени, стаскивает с плеча ошмёток бурдюка.

– Ой, мамочки, - стонет он голоском тонким, почти детским, - ой, как нехорошо...

Ободок всё ещё на голове, от соприкосновения проволоки с жёлто-зелёной слизью самозарождается новое заклинание, вдыхает в ободок некое подобие жизни. Дарлин пытается сорвать, но сорвать не выходит - проволочная змейка шипит, извивается, проскальзывает меж пальцев. Через мгновение она пробивает каменную кожу, пробивает череп, пробивает мозг. Регана останавливает время, изучает структуру чар. Нет, ничего не понять, как обычно и бывает, если самозародок сложный. Тут даже о подобии узора не идёт речи, чистой воды бесформа...

– Что скажете об отчёте?
– спросил Сарагон, когда вышли из модели в Ментал.

– Исчерпывающий, - ответила Регана за троих.
– Кто бы мог подумать, что из всех насаженных на извилину самым насаженным окажется Дарлин из Дома Дайсанидов...

[3]

Капсула хладовладицы в ледяном дворце Тёплой Гавани, капсула Реганы на острове Ноос, Сарагон из Ментала, обсуждение на троих.

– И что у нас получается, - спрашивает Стелла язвительно, - меняем Дарлина из Дома Дайсанидов на Злату из Дома Золтанидов? С деревянного колышка на ледяной пересаживаемся, как у нас на севере говорят, только-то и всего.

– Видишь ли, нам всё ещё нужно, чтобы во Внутреннем круге был человек от Плеяды, - в голосе Реганы скорее усталость, чем раздражение.
– Злата из кандидатур самая подходящая, поскольку из зол наименьшее.

– Это был каламбур?
– спрашивает Сарагон отстранённо, словно витает над пикировкой очень и очень высоко.

Сходство с Дарлином у Златы в том, что, как и он, не похожа на мага Тверди ни в малейшей степени: фигурой подобна девочке, причём хрупкой, болезненной, треугольное личико обрамляют светлые до белизны волосы, голос тихий и тонкий, подобен комариному писку. Кажется, тронь - сломается, дунь - улетит.

– Человек - вот ключевое слово, вот, где корень проблемы, - говорит Стелла с жаром.

– Слишком он, этот человек, ненадёжен, слишком неустойчивая опора.

– И что ты предлагаешь?
– спрашивает Регана.

– Договориться со цвергами, - следует незамедлительный ответ.
– Силами людей Плеяду не пошатнуть, очевиднее очевидного же, только силами цвергов.

– Договориться? И как ты себе это представляешь?

– При помощи ментальной магии, - говорит Сарагон, - ещё один очевидный ответ.

– О, уже интересно!
– говорит Регана саркастически.
– То есть ты уже пробовал?

– Нет, пока только почву прощупываю, - контролёр остаётся бесстрастен, - но почва хорошая, есть, образно выражаясь, куда ногу поставить.

– Поясни, - прозванная Гарпией не просит - требует.

– Ментально цверги ближе к нам, чем я думал, - говорит Сарагон, - особенно огненные, общий понятийный ряд более чем широк.

– Ох, не нравится мне всё это, - говорит Регана.
– Пусть человек ненадёжен, но от него хотя бы знаешь, чего ждать, а вот о цвергах так сказать не могу.

– Я за то, чтобы рискнуть, - вставляет Стелла, - если моё мнение хоть что-то значит.

– Да-да, - вздыхает Регана, - никто и не сомневался.

– Боюсь, выбора у нас нет, - говорит Сарагон.
– Как верно заметила госпожа хладовладица, силами людей Плеяду не пошатнуть, игнорировать тоже не можем: слишком крупный игрок.

– Хорошо, действуй, но со всей осторожностью, на какую способен, - подбивает итог Регана.
– И, конечно же, держи в курсе, в курсе всего...

Окончен разговор, подошла к концу ночь, а узор жизни и вьётся, и вьётся, переплетает события мелкие со значительными, да так хитро, так прихотливо, что мелкое начинает казаться значительным, а значительное - мелким, ничтожным. Проходит декада, проходит месяц, кончается третий, над островом Ноос лазурные ливни, в личном великом книгохранилище Реганы сама хозяйка и Сарагон. Перемежая слова с мыслеобразами, контролёр излагает содержание разговора с Аскрибулем, двуликим цвергом. Благодаря ментальным отчётам, приходившим один за другим, один за другим, Регана знает о цвергах не меньше, чем сам Сарагон: и о разделении расы на три касты, и о зависимости от выбросов, и о своего рода подпитке через взаимодействие с людьми.

– Не знаю, как остальные цверги, но огненные точно переживают кризис, - говорит Сарагон, - и в нашем содействии заинтересованы не меньше, чем мы - в их.

– Кризис?
– в руках Реганы синяя пирамидка, на пирамидке устроилась стальная бабочка.
– И в чём он проявляется?

– Словами долго получится, - говорит Сарагон, - покажу.

Образы перелетают от разума к разуму, складываются в картину. "Да нет, здесь всё просто, - думает Регана, - можно было бы и словами. Пустые, что понятно, не желают меняться, им нравится быть пустыми, двуликие, что тоже понятно, заинтересованы в обратном. А вот дальше, что называется, специфика: сами двуликие положение дел менять не станут, такое даже не рассматривается, тогда как вмешательство извне их устраивает..."

– Странная всё же раса эти цверги, - говорит она вслух, - очень странная.

– Что есть, то есть, - соглашается Сарагон.
– Если честно, даже не представляю, как завести в одну модель и возвышение Дома Золтанидов, и работу по возвышению пустых цвергов до уровня двуликих. Со стороны двуликих, как понимаешь, помощь скудная: просто не станут мешать нашим планам, вот и весь вклад в общее дело.

– Хватит и этого, - говорит Регана задумчиво, - вклад более чем достаточный.