Соболиная вершина

— Нет, — упёр руки в бока. — Ты никуда не пойдёшь.

— Матео, я не в настроении. Дай мне разобраться с этим где-нибудь в другом месте, пока я не испортила день и тебе тоже.

Вместо того чтобы поговорить со мной, она собиралась сбежать.

Но не сегодня.

— Положи ключи, дорогая.

Она вздохнула: — Прошу тебя.

— Ключи на стол, — или она их бросит, или я просто заблокирую эту чёртову дверь.

Она немного помедлила, но в итоге швырнула ключи на кухонную стойку. Без них в руках казалось, она не знала, куда девать свои пальцы. Она то поднимала руки, то опускала их. То снова поднимала, растопырив пальцы в воздухе, пока наконец не зарылась ими в волосы, дёргая за пряди рыжих волос.

— Я не хочу здесь находиться.

Это задело меня. Но дело было не во мне.

Вера не умела говорить о своих сильных эмоциях. Она слишком долго скрывалась от них, закапывала их глубоко внутри себя.

Я мало что мог сделать. Но я мог любить её. Мог быть рядом.

— Почему ты не хочешь здесь быть?

— Потому что я… злюсь, — её голос дрогнул. — Мне грустно. Обидно. Я расстроена. Я злюсь. Назови любую эмоцию, Матео, и именно это я сейчас чувствую. Всего слишком много, и мне хочется кричать.

— Так кричи.

Она фыркнула: — Просто отпусти меня, и я…

— …разберёшься с этим сама? Нет. Нам нужно кое-что обсудить.

— Что обсудить?

— Для начала — мы больше не будем искать твоего отца, — Кормак упустил свой шанс на встречу с дочерью.

Её тело напряглось: — Я не собираюсь сдаваться.

— Ты сдашься.

— Ты не можешь мне указывать…

— Я не позволю ему продолжать тебя мучить. Не позволю.

— Он мой отец, Матео.

— Тогда пусть ведёт себя как отец, — я ещё не кричал. Пока. Но был чертовски близок. — Это разбивает тебе сердце. Что ты хочешь, чтобы я делал? Стоял в стороне и смотрел на это?

Её подбородок начал дрожать: — Должна быть причина, почему он так поступает. Наверное, он думает, что делает это ради моего блага, или что-то в этом роде, я не знаю. Но боюсь, что он не в своём уме. Он напал на Лайлу, Матео. Он причинил ей боль. Он не мыслит ясно. Что, если всё стало ещё хуже? Мне просто нужно найти его и поговорить.

— Нет, — я провёл рукой по волосам. — Чёрт. Нет. Он нашёл ту записку, и он всё равно держится в стороне. Он не хочет говорить.

— Это мог быть не он.

— Вера, — я ответил сухо.

Её выражение лица стало отстранённым, словно передо мной рухнула стена.

— Каждый раз, когда мы поднимаемся в воздух, это забирает часть тебя, — я грустно улыбнулся. — Я боюсь, что ты будешь отдавать и отдавать, пока от тебя ничего не останется.

Глаза Веры наполнились слезами.

— Он мой отец. Он моя семья.

— Я… — я замер.

Она это сказала и действительно имела в виду. Она была одержима поисками Кормака, потому что считала его своей семьёй. Но если не найдёт его, если никогда больше не увидит отца, разве не понимает, что у неё есть мы?

Разве не знает, что не одна?

Моё раздражение исчезло. На его место пришло тяжёлое чувство сожаления, что, возможно, я не сделал или не сказал достаточно, чтобы она увидела, насколько большая семья есть под этой крышей.

Я любил её. Больше, чем свою жизнь. Алли любила её. Мы были её семьёй. С отцом или без него.

— Ты купала Алли вчера вечером.

Она сглотнула и вытерла слёзы с уголков глаз.

— Да. И что?

— А то, что она почти никогда не устраивает истерики с тобой. Ты говоришь, что пора купаться, и она считает это лучшей идеей на свете. Потому что это ты. Ты для неё — Ве-ва. Каждый раз, когда она так говорит, это всё равно что называть тебя мамой.

Рот Веры приоткрылся.

— Я не думал, что у неё будет мама. Я даже не позволял себе мечтать об этом. Но у неё есть ты. Ты её семья. Ты её, — я пересёк комнату и взял её лицо в ладони, глядя в эти невероятные шоколадные глаза. — И ты моя. Мы твоя семья.

Слеза скатилась по её щеке.

Я поймал её большим пальцем.

— Я люблю тебя, Вера. Чертовски люблю тебя и не брошу. Не отпущу.

Потребовался момент, чтобы мои слова преодолели её стены. Но как только они пробились сквозь них, свет, что озарил её лицо, был самым прекрасным зрелищем, которое я когда-либо видел.

— Я люблю тебя.

Слова едва успели слететь с её губ, как она прыгнула в мои объятия и впилась губами в мои.

Я прижал её к себе, наклоняя голову, чтобы углубить поцелуй. Если бы всё, чего я добился в жизни, сводилось к тому, чтобы целовать Веру каждое утро и каждый вечер, я бы счёл это хорошо прожитой жизнью.

Она обвила меня руками за шею и ногами за талию, прижимаясь ко мне, пока я целовал её и нёс в спальню.

Я захлопнул дверь. Она спрыгнула на пол и заперла замок. Затем мы начали стягивать с себя одежду — лихорадочно и без промедлений, пока она снова не оказалась в моих объятиях, а её мягкая, тёплая кожа не коснулась моей.

Наши губы слились вновь, а движения были такими отчаянными, что я едва не рухнул вместе с ней на кровать. Мой член коснулся её влажного входа, жаждущий утонуть в её тугом жаре, но я сдержался, опираясь на локти по обе стороны от её лица.

— Я люблю тебя.

Её глаза, как шоколадные озёра с золотыми искорками, светились в лучах солнца, пробивавшегося сквозь окно спальни.

— Я тоже тебя люблю.

Спасибо всем богам, что той ночью «У Вилли» она поцеловала меня первой.

Я прижался к её губам, наслаждаясь поцелуем, пока её тело двигалось в такт моему. Сегодня ночью я бы не торопился, растягивая её удовольствие на часы. Но сейчас нельзя было сказать, сколько проспит Алли, и я не собирался ждать. Медленным, намеренным толчком я вошёл в неё.

— Чёрт, ты такая потрясающая.

Она вцепилась в мои плечи, прогибаясь в спине, пока её тело не привыкло к моей длине.

— Матео, двигайся, дорогой. Пожалуйста.

Всю свою жизнь я готов был жить ради того, чтобы слышать, как она произносит моё имя, пока я внутри неё.

Я отстранился и снова вошел в нее, получая в награду её прерывистый вздох.

Её хватка на моих плечах только усилилась, когда мои пальцы скользнули в её волосы. Сжимая их в кулаках, я двигался всё быстрее и быстрее.

— Я люблю тебя, — прошептал я. С каждым движением бёдер я повторял эти слова на её ухо, словно молитву.

— Да, — всхлипнула она, сжимаясь вокруг меня. Боже, этот первый оргазм... Он всегда был быстрым. Сильным. Приходил внезапно, порой удивляя нас обоих.

Крики Веры эхом разнеслись по стенам, её тело содрогалось подо мной.

Волна за волной, она разрывалась на части. Эти звуки. Её движения. Невыносимое давление у основания позвоночника. Я стиснул зубы, стараясь продлить это ещё на минуту, на секунду, но то, как она сжималась, было слишком восхитительным.