Собрание сочинений в шести томах. Т. 5: Переводы. О переводах и переводчиках
Шрифт:
IV. Разномыслие с Лигдамом
Лигдам, скажи мне правду: что ты слышал о нашей верной красавице? —И пускай недешевое ярмо госпожи станет тебе сносней,Потому что изжога мне от дутых твоих любезностейИ морока от вздора, в который не поверю ни в жизнь.Ни один вестник не приходит ни с чем и поэтому осторожничает:Долгий разговор – словно крепкий дом.К черту это все, расскажи мне толком и сначала:Вот – я развесил уши.Что? она рыдала, раскинув волосы? Ты видел?Слезы рекою? И ты, Лигдам,Видел ее распростертой на постели? не с зеркальцем,Не в браслетах на белых ручках, не в золоте,Вся закутавшись в скорбное покрывало,Писчие принадлежности – под крышкой в ногах постели,Скорбь во всем доме, и горестные служанкиГорестны оттого, что она им рассказала свой сон?Посредине постели – под вуалью,А в глазницах – непросыхающие платки,А на наши нежные упреки – сварливый крик.И за эти вести ты ждешь от меня награды, Лигдам?Долгий рассказ – словно крепкий дом.А соперница? «Не изящными завлекла манерами,А варя приворотные травы, вертя камбалу колесом,Жаря дутых жаб, и змеиные кости, и перья линялых сов,И опутывая в могильные лоскутья. Пауков ей в постель!Пусть любовники храпят ей над ухом! Пусть подаграСкрючит ноги ей! И он хочет, чтоб я спала одна?И он ждет сказать над моим гробом гадости?»Кто же, год промучась, поверит этому! V
1
Пора
2
Но ты спросишь, почему я все пишу и пишу про любовьИ в устах моих вот эта немужественная книга?Мне напели ее не Каллиопа и не Аполлон: Вдохновение мое – от красавицы.Если бегают по лире пальцы, белые, как слоновая кость, Мы любуемся этим делом —Как проворны эти пальцы. Если волосы сбились на лоб,Если выступает она в косском блеске и в пурпурных туфельках —Вот и тема; а если глаза ее в дремоте —Вот и новый предмет для сочинителя.Если, скинув рубашку, она забавляется со мною — Это стоит нескольких Илиад.И чего бы она ни говорила и ни делала, Мы сплетем бескрайние сплетни из ничего.Вот какой мне выпал жребий, и если быЯ и мог, Меценат, обрядить героя в латы, то не стал бы,И не стал бы звякать о титанах, ни об Оссе, вздыбленной на Олимп,Ни о гатях через Пелион,Ни о древнепочтенных Фивах, ни о славе Гомера над Пергамом,Ни о Ксерксе с двудонной державой, ни о Реме с царской его роднею,Ни о карфагенских достойнейших фигурах,Ни о копях в Уэльсе, и какая прибыль от них у Мара.Да, деянья Цезаря – это вещь… но лишь как фон,Обошелся же без них Каллимах,Без Тесея, без ада, без Ахилла, любимчика богов,И без Иксиона, без Менетиевых сыновей, без Арго и без гроба Юпитера и титанов.Вот я и не трепещу нутром на все эти Цезаревы «О!»И на голос флейты фригийских предков.Ветры – моряку, пахарю – волы,Воину – считать раны, а овцепасу – агнцев;Нам же в узкой кровати – не до битв:Каждому свое место и на каждый день свое дело. 3
Умереть от любви – благородно; прожить год без рогов на лбу – это честь.А она еще ругается на девиц легкого поведенияИ корит Гомера, что Елена ведет себя невоспитанно.VI
Когда смерть смежит наши веки,Мы отправимся, голые до костей,На одном плоту, победитель и побежденный,Через Ахеронт – Марий и Югурта одним этапом.Цезарь строит план против Индии,По его указке потекут и Евфрат, и Тигр,На Тибете – римские полицейские,У парфян – наши статуи и римская религия;И общий плот через дымный Ахеронт, Марий и Югурта – вместе.На моих похоронах не быть свите с ларами и масками предков,Не взревет моя пустота из труб,Ни Атталова мне ложа, ни надушенных саванов —Маленькое шествие за маленьким человеком.Довольно, что я захвачу три книги, —Этот дар Персефоне чего-то стоит.Моя голая грудь в рубцах —Вы за нею, вы вскликнете мое имя, вы исправноПоцелуете меня в губы в последний раз Над сирийским ониксом, уже разбитым. «Ныне праздный прах, Прежде был он невольник страсти».Припишите к этой эпитафии: «Смерть, зачем ты пришла так поздно?»Вы поплачете о минувшем друге — Так уж водится:Кого нет, о том и заботаС той поры, как пропорот ИдалийскийАдонис и Киферея вопила, раскинув волосы на бегу, —Понапрасну, Кинфия, понапраснуЗвать теней: наши кости не щедры на слова. VII
Как я счастлив, ночь, ослепительная ночь,И постель, блаженная от долгих услад,И болтовня при свете,И борьба, когда свет унесли,И раскинутая туника, и голые груди,А когда я задремал, она губкамиМне раскрыла веки и сказала: «Соня!»Объятья не столько ладов, сколько сплетений рук,Столько поцелуев, повисающих на губах, —«Не пускай Венеру вслепую: Взгляд – поводырь любви,Парис взял Елену нагою с Менелаева ложа,Голым был Эндимион, светлый искуситель Дианы», — Так, по крайней мере, говорят.Наши судьбы сплелись – так накормим глаза любовью,Ибо будет последний день и долгая ночь.Пускай же никакой День не сможет развязать божьи узы.Глуп, кто ставит край любовному безумию,Ибо раньше солнце на вороных конях Прянет в небо, ячмень родит пшеницу,Реки хлынут к истокам, рыбы станут Плавать по суху, Чем положится мера для любви.Наливайся, плод жизни, покуда так! С сухих венков осыпаются лепестки, из сухих стеблей плетут корзины — Так вдохнем же сегодня любовный вдох — завтра судьбы захлопнутся, и кончено.Ты целуешь без конца, а все мало.Не болеть мне о других – я по смерть — Кинфиин.Если быть таким ночам – то долго мне жить.Если быть им многим – то я сам бог: До поры до времени. VIII
Господин Юпитер, помилуй несчастную, Ибо лишняя смерть украсит твой счет:Время летнее, воздух спекся,Задыхается земля под палящим Псом,Но не это главное, А то, что она не чтит всех богов:Ведь такие упущения в былое время Сокрушительны бывали для юных дамИ их кухонные обеты были писаны вилами по воздуху и воде.Что ли Венера озлобилась на соперницу И исполнилась зависти картинная краса?Или обошла ты Юнону Пеласгийскую? Или охулила Палладин зрак?Или это я сам тебя сглазил бесконечными комплиментами?Вот и приходит в стольких бедах замкнуть бурную жизнь Кроткий час последнего дня.Ио мыкалась, мыча, много лет, А теперь, как богиня, пьет из Нила.Ино, чокнутая, бежала из Фив. Андромеда брошена была чудищу, но чин чином вышла за Персея.Каллисто в медвежьей шкуре бродила по аркадским выгонам, А на звездах ее был черный покров.И когда подойдут твои сроки, подступит твой час покоя,Вдруг самой тебе станет смерть в угоду,И ты скажешь: «Рок мой тот же, Чудно тот же, что у Семелы»,И поверишь, и она поверит по опыту,И средь всех меонийских красавиц в славе сл'oваНи одна не воссядет выше, ни одна не оспорит твое первенство.Вот теперь сноси свою долю бестрепетно,Или злой Юпитер оттянет твой смертный день —Чтоб Юнона не почуяла. Старый блудень!Или, может, явись моя молоденькая — И самой Юноне каюк?Так
ли, сяк ли, а быть заварушке на Олимпе. IX
1
Смолк аккомпанемент на цитрах;Жженый лавр валялся в золе;Месяц все еще силился сойти с неба, —Но все слышалось совье зловещее «угу».На одном челне, паруса в лазурь, Наши судьбы плывут по мглистому Аверну.Мои слезы – за нас двоих.Если выживет она – буду жить, А умрет – отойду ей вслед.Зевс могучий, помилуй ее, не то Она сядет под покрывалом у ног твоих И начнет перечислять свои беды. 2
Персефона и Дит, Дит, смилуйтесь!Ведь и так в аду достаточно женщин, И красавиц больше чем достаточно:Пасифая, Тиро, Иопа, полноценные ахеянки,И из Трои, и из Кампании, —Смерть на всех точит зуб, Аверн зарится на всех;Красота кратка, и богатство минет;Скорая ли, нет ли, а смерть медлит лишь до поры.3
Светик мой, свет очей моих, Ты избегнула великой опасности,Так вернись же к пляскам Дианы и воздай подобающие дары:Заплати по обету ночными бдениями Диане, богине дев,И меня не оставь без платы:Ты мне обещала десять ночей вдвоем. X
Светик мой, свет очей моих, поздно-поздно ночьюЯ бродил пьяный, ни раба под рукой,Как вдруг выбежала мне навстречу группка маленьких мальчиков; Я не знал их,Я боялся их численного превосходства,А из них одни были с факелами, другие с луками,Остальные стали меня вязать, и все были голые,А один предавался сладострастию.«Распаленная женщина отдала его нам в угоду», —Так сказал он – и петлю мне на шею.А другой: «Свинец ему в глотку! Гони его, гони!»Третий перебил: «Он не чтит нас за богов!» —«Где он был, когда она ждала того мерзавцаВ новом сидонском колпаке, со сверхаравийскими духами?У нее едва глядели глаза — Запишите это за счет его! Прочь!»Мы уже подходили к ее дому, И они еще раз рванули меня за плащ.Было утро, и я хотел посмотреть, одна ли она у себя,И она была одна и в постели. Я опешил.Никогда не была Кинфия так хороша — Ни даже в пурпурной тунике.Такова она явилась мне, чуть очнувшемуся, —Ты заметишь: в чистой форме есть ценность.«Ранний ты дозорщик любовницам!И ты думаешь, твои привычки – по мне?» Постель – без признака сладострастной встречи, Без следов второго лежателя.А она продолжала: «Ни один инкуб на меня не налегал, Хотя духи и ославлены блудом. А сегодня мне нужно во храм Весты…» и так далее.С тех пор не было мне сладких ночей. XI
1
Злые дела твоего легкомыслия! Много их, много.Я повис здесь пугалом для любовников.2
Бежать? Идиот! Бежать некуда. Если хочешь – беги в Ранавс, – и желанье тебе вослед,Хоть ты вздыбься на позолоченном Пегасе,Хоть имей пернатые Персеевы сандалии,Чтоб разрезать воздух и взмыть, —На больших Гермесовых тропах нет тебе убежища.Над тобой – Амор: Любовь – гонитель любящих, вес на вольной шее.Ты бежишь из наших глаз – не из города,Ты способна лишь к пустым на меня умыслам,Ты лениво растягиваешь сеть, уже привычную мне.Но опять новый слух поражает мне слух.Слухи о тебе – по всему городу, и ни единого доброго.«Злым языкам не верь. Красота мишень клевете.Это пробовано всеми красавицами». «Твою славу не испятнает яд».«Феб свидетель, твои руки чисты».Чужеземный любовник сокрушил Еленино царство, А она, живая, приведена домой;Кифереянка пала от Марсовой похоти, Но царит в высокочтимых небесах…Ах, довольно, клянусь росистыми гротами, —Этих Муз на мшистых кряжах, на скатах скал,Этих хитрых любовностей Зевса в оны дни,И жженых Семел, и блуждающей Ио.О, как мчалась птица от троянских гребцов,И как Ида спала с пастухом между овцами. Все равно бежать некуда,Ни к Гирканскому взморью, ни на поиск Эойских прибрежий.Все простится за одну лишь ночь твоих игр —А ты идешь по Священной дороге с павлиньим хвостом вместо веера. XII
Кто же, кто же еще найдется, чтоб доверить другу подругу?Любовь пересекается с верностью.Даже боги ведь позорили родичей.Каждый хочет яблока себе одному.Люди милые и согласные невоздержностью втягиваются в поединки.На правах гостеприимства пришел к Менелаю троянец и прелюбодей.А еще была Колхида, и Ясон, и та колхидянка,И вообще, Линкей, ты был пьян.Как ты вынес такую неразборчивость? Да, она не страдала верностью.Но проткнуть мечом себе брюхо, но издохнуть, глотнув травы,Было бы, мой мальчик, предпочтительнее, —Мой Линкей, напарник жизни, сердца, монет,Только не постели, только не постели. Здесь мне не надо Ни твоей, ни Юпитеровой помощи.А ты еще пишешь про Гераклов бой с Ахелоем,Про коней Адраста, про игры по АхеноруИ никак не бросишь копировать Эсхила, —Ты окрошка из Антимаха, а думаешь, что Гомер. А девчонке нет дела до богов —Ни одна из них не ищет начал Вселенной,Ни расписания лунных затмений, Ни останется ли что-то от нас,Когда мы переедем зыби ада, Ни о предопределеньи громов,Ни еще о чем-нибудь важном.На Актийских болотах Вергилий—главный полицеймейстер Феба. Он пишет перечень Цезаревым кораблям,Он дрожит по Илионским браням, Потрясает троянским клинком ЭнеяИ бросает полчища на Лавинийские берега.Прочь с дороги, римские авторы, потеснитесь, греки,Ибо в работе нечто побольше Илиады (И притом по монаршему указу).Потеснитесь, греки!А ты тянешься за ним «в сень фригийских сосен: Тирсис и Дафнис с долблеными тростниками,И как десять соблазнов портят девушек — За козленка, за доеное вымя, за дешевые яблокиОни рады продать свою бедную любовь.Тирсис, верно, пел таких же стерв, Коридон искушал Алексида,И селяне, лежа в жите после этого, усталые, Слышали хвалу от кротких гамадриад».Ну, давай же по Аскрейским прописям, старинным, почтенным, вордсвортовским:«Плоскому полю – колосья, холмам – виноградные лозы».Посмотри на меня, я не богат,Я не генеральского рода,Триумфы мои – меж девиц неопределенного свойства,Мой талант прославлен у них в застольях, Мне подносят вчерашние венки,И бог разит меня замертво. Как ученая дрессированная черепаха,Я бы делал стихи в твоем духе, но лишь по ее приказу,Когда муж ее будет взывать о смягчении приговора, — И даже этот позор не привлечет обильных читателейНи ученою, ни усильною страстью,Потому что с высот благородства не текут ручьи.Нужен отзвук, отзвук и звучность… как у гуся.Варрон, страстный в любви к Левкадии,Пел Ясоново плаванье, —Это – песнь для пергамента! Похабник Катулл —О Лесбии, знаменитой громче Елены;И на крашеных страницах Кальва Кальв оплакивает Квинтилию;И вот только что Галл воспел Ликориду — Ах, прекрасная Ликорида! —И загробные воды омыли его рану.А теперь певец Кинфии, Проперций, становится с ними в ряд.
Поделиться с друзьями: