На лик напялив решето,Под черным капюшоном,Брожу по пчельнику в мантоИзысканным бароном. Воздух свеж, как пепермент, В небе тучек звенья… О, лирический момент Высшего давленья! Вишни буйно вскрыли цвет — Будет много меда. Мне сейчас не тридцать лет, А четыре года. Пчелки в щеку — щелк и щелк И гудят, как трубы. Прокуси-ка драп и шелк, Обломаешь зубы! Всуньте лучше в пряный цвет Маленькие ножки. Я лирический поэт, Безобидней мошки… Не стучите в решето — Живо за работу! Я же осенью за то Опростаю соты. Улетели… Буль, буль, буль! Солнце лупит в щели. Не бывает ли июль Иногда в апреле? Пропадаю ни за что… Где моя невеста? Под изысканным манто
Слишком много места. Я б ей многое сказал (Не в стихах, конечно!), Я б глаза ее лобзал Долго и беспечно. Но на нет суда ведь нет. Будем без невесты… Пусть лирический поэт Служит в храме Весты.Весной, когда растаял ледСкептического зелья,Собрал я этот сладкий медС густых цветов безделья.<1910>АпрельЗаозерье
Эй, ребятишки, Валите в кучу Хворост колючий, Щепки и шишки! А на верхушку Листья и стружку… Спички, живей! Огонь, как змей, С ветки на ветку Кружит по клетке, Бежит и играет, Трещит и пылает — Шип! Крякс! Давайте руки —И будем прыгать вкруг огня. Нет лучше штуки —Зажечь огонь средь бела дня. Огонь горит,И дым глаза ужасно ест. Костер трещит,Пока ему не надоест… Осторожней, детвора, Дальше, дальше от костра Можно загореться. Превосходная игра… Эй, пожарные, пора, Будет вам вертеться!Лейте воду на огонь.Сыпьте землю и песок —Но ногой углей не тронь,Загорится башмачок.Зашипели щепки, шишки,Лейте, лейте, ребятишки! Раз, раз, еще раз —Вот костер наш и погас.<1911>
Наш трамвай летел, как кот,Напоенный жидкой лавой.Голова рвалась вперед,Грудь назад, а ноги вправо.Мимо мчались без умаКосогоры,Двухаршинные домаИ заборы…Парники, поля, лошадки —Синий Днепр…Я качался на площадке,Словно сонный, праздный вепрь.Солнце било, как из бочки!Теплый, вольный смех весныВыгнал хрупкие цветочки —Фиолетовые «сны». Зачастил густой орешник, Бор и рыженький дубняк, И в груди сатир насмешник Окончательно размяк… Сосны, птички, лавки, дачки, Миловидные солдаты, Незнакомые собачки И весенний вихрь крылатый! Ток гнусавил, как волчок. Мысли — божие коровки — Уползли куда-то вбок… У последней остановки Разбудил крутой толчок.Молча в теплый лес вошел по теплой хвоеИ по свежим изумрудам мхов.На ветвях, впивая солнце огневое,Зеленели тысячи стихов:Это были лопнувшие почки,Гениальные неписанные строчки…Пела пеночка. Бродил в стволах прохладныхСвежий сок и гнал к ветвям весну.Захотелось трепетно и жадноПолететь, взмахнув руками, на соснуИ, дрожа, закрыв глаза, запеть, как птица.Я взмахнул… Напрасно: не летится!……………………………………………………..<1911>Киев
Вы сидели в манто на скале,Обхвативши руками колена.А я — на земле,Там, где таяла пена,—Сидел совершенно одинИ чистил для вас апельсин.Оранжевый плод!Терпко-пахучий и плотный…Ты наливался дремотноПод солнцем где-то на юге,И должен сейчас отправиться в ротК моей серьезной подруге.Судьба!Пепельно-сизые финские волны!О чем она думает,Обхвативши руками коленаИ зарывшись глазами в шумящую даль?Принцесса! Подите сюда,Вы не поэт, к чему вам смотреть,Как ветер колотит воду по чреву?Вот ваш апельсин!И вот вы встали.Раскинув малиновый шарф,Отодвинули ветку сосныИ безмолвно пошли под смолистым навесом.Я за вами — умильно и кротко.Ваш веер изящно бил комаров —На белой шее, щеках и ладонях.Один, как тигр, укусил вас в пробор,Вы вскрикнули, топнули гневно ногойИ спросили: «Где мой апельсин?»Увы, я молчал.Задумчивость, мать томно-сонной мечты,Подбила меня на ужасный поступок…Увы, я молчал!<1911>
Возвратясь усталая с примерки,Облечется в клетчатый капот,Подойдет вразвалку к этажерке,Оборвет гвоздику и жует.Так, уставясь в сумерки угла,Простоит в мечтах в теченье часа:Отчего на свете столько злаИ какого вкуса жабье мясо? Долго смотрит с сонным любопытствомНа саму себя в зеркальный шкаф.Вдруг, смутясь, с беспомощным бесстыдствомОтстегнет мерцающий аграф…Обернется трепетно на скрип —У дверей хозяйские детишки,Колченогий Мишка и Антип.«В кошки-мышки? Ладно, в кошки-мышки!» Звуки смеха мечутся, как взрывы…Вспыхнет дикий топот и возня,И кружит несытые порывыВ легком вихре буйного огня.Наигравшись, сядет на диванИ, брезгливо выставив мальчишек,Долго смотрит,
как растет туман,Растворяя боль вечерних вспышек. Тьма. Склонивши голову и плечи,Подойдет к роялю. Дрогнет звук.Заалеют трепетные свечи,Золотя ладони мягких рук.Тишина задумчивого мига.Легкий стук откинутой доски —И плывет бессмертный «Лебедь» ГригаПо ночному озеру тоски.<1911>
Чья походка, как шелест дремотной травы на заре?Зирэ.Кто скрывает смущенье и смех в пестротканой чадре?Зирэ.Кто сверкает глазами, как хитрая змейка в норе?Зирэ.Кто тихонько поет, проносясь вдоль перил во дворе?Зирэ.Кто нежнее вечернего шума в вишневом шатре?Зирэ.Кто свежее снегов на далекой лиловой горе?Зирэ.Кто стройнее фелуки в дрожащем ночном серебре?Зирэ.Чье я имя вчера вырезал на гранатной коре?Зирэ.И к кому, уезжая, смутясь, обернусь на заре?К Зирэ!1911Мисхор
Я конь, а колено — седельце.Мой всадник всех всадников слаще…Двухлетнее теплое тельцеИграет, как белочка в чаще.Склоняюсь с застенчивой ласкойК остриженной круглой головке:Ликуют серьезные глазкиИ сдвинуты пухлые бровки.Несется… С доверчивым смехом,Взмахнет вдруг ручонкой, как плеткой,—Ответишь сочувственным эхомТакою же детскою ноткой…Отходит, стыдясь, безнадежность,Надежда растет и смелеет,Вскипает безбрежная нежностьИ бережно радость лелеет…<1911>
Мы женили медвежонкаНа сияющей Матрешке,Ты пропела тонко-тонко:«Поздравляем вас, медведь!»Подарили им ребенка —Темно-бронзовую таксу,Завернули всех в пеленку,Накормили киселем.«Ну а дальше?» — «Хочешь, встану,Как коза, на четвереньки?Или буду по дивануПрыгать кверху животом?..»— «Не желаю». — «Эла, птичка,Не сердись, — чего ты хочешь?»Резко вздернулась косичка:«Я желаю, чтоб ты пел».«Чижик, чижик…» — «Нет, не надо!Каждый день все чижик-чижик,Или глупое „дид-Ладо“…Сам придумай, сам, сам, сам!»Огорошенный приказом,Долго я чесал в затылке,Тер под глазом и над глазом —Не придумал ничего.Эла дерзко ухмыляласьИ развешивала тряпки.Что мне больше оставалось?..Я простился и ушел.О позор! О злое горе!Сколько песен скучным взрослымЯ, копаясь в темном соре,Полным голосом пропел…Лишь для крошечного другаНе нашел я слов внезапныхИ, краснея, — как белуга,Как белуга, промолчал!<1911>
Печаль и боль в моем сердце,Но май в пышноцветном пылу.Стою, прислонившись к каштану,Высоко на старом валу.Внизу городская канаваСквозь сон, голубея, блестит.Мальчишка с удочкой в лодкеПлывет и громко свистит.За рвом разбросался уютноИгрушечный пестрый мирок:Сады, человечки и дачи,Быки, и луга, и лесок.Служанки белье расстилаютИ носятся, как паруса.На мельнице пыль бриллиантов,И дальний напев колеса.Под серою башнею будкаПестреет у старых ворот,Молодчик в красном мундиреШагает взад и вперед.Он ловко играет мушкетом.Блеск стали так солнечно-ал…То честь отдает он, то целит.Ах, если б он в грудь мне попал!<1911>
II
За чаем болтали в салонеОни о любви по душе:Мужья в эстетическом тоне.А дамы с нежным туше.«Да будет любовь платонична!» —Изрек скелет в орденах.Супруга его ироничноВздохнула с усмешкою: «Ах!»Рек пастор протяжно и властно:«Любовная страсть, господа,Вредна для здоровья ужасно!»Девица шепнула: «Да?»Графиня роняет уныло:«Любовь — кипящий вулкан…»Затем предлагает милоБарону бисквит и стакан.Голубка, там было местечко —Я был бы твоим vis-`a-vis [32] —Какое б ты всем им словечкоСказала о нашей любви!<1910>
32
Визави (фр.).
III
В облаках висит лунаКолоссальным померанцем.В сером море длинный путьЗалит лунным, медным глянцем. Я один… Брожу у волн.Где, белея, пена бьется.Сколько нежных, сладких словИз воды ко мне несется… О, как долго длится ночь!В сердце тьма, тоска и крики.Нимфы, встаньте из воды,Пойте, вейте танец дикий! Головой приникну к вам,Пусть замрет душа и тело.Зацелуйте в вихре ласк,Так, чтоб сердце онемело!<1911>