Собрание сочинений. Т. 1

ИНЫЕ СТРУНЫ *

ПРИЗРАКИ *

Неспокойно сердце бьется, в доме все живое спит, Равномерно, безучастно медный маятник стучит… За окном темно и страшно, ветер в бешенстве слепом Налетит с разбега в стекла — звякнут стекла, вздрогнет дом, И опять мертво и тихо… но в холодной тишине Кто-то, крадучись, незримый приближается ко мне. Я лежу похолоделый, руки судорожно сжав, Дикий страх сжимает сердце, давит душу, как удав… Кто неслышными шагами в эту комнату вошел? Чьи белеющие тени вдруг легли на темный пол? Тише, тише… Это тени мертвых, нищих, злых недель Сели скорбными рядами на горячую постель. Я лежу похолоделый, сердце бешено стучит, В доме страшно, в доме тихо, в доме все живое спит. И под вой ночного ветра и под бой стенных часов Из слепого мрака слышу тихий шепот вещих слов: «Быть беде непоправимой, оборвешься, упадешь И к вершине заповедной ты вовеки не дойдешь». Ночь и ветер сговорились: «Быть несчастью, быть беде!» Этот шепот нестерпимый слышен в воздухе везде, Он из щелей выползает, он выходит из часов — И под это предсказанье горько плакать я готов!.. Но блестят глаза сухие и упорно в тьму глядят, За окном неугомонно ставни жалобно скрипят, И причудливые тени пробегают по окну. Я сегодня до рассвета глаз усталых не сомкну. 1906

«Замираю у окна…» *

Замираю у окна. Ночь черна. Ливень с плеском лижет стекла. Ночь продрогла и измокла. Время сна, Время тихих сновидений, Но тоска прильнула к лени, И глаза ночных видений Жадно в комнату впились. Закачались, унеслись. Тихо новые зажглись… Из-за мокрого стекла Смотрят холодно и строго, Как глаза чужого бога,— А за ними дождь и мгла. Лоб горит. Ночь молчит. Летний ливень льнет и льется. Если тело обернется,— Будет свет, Лампа, стол, пустые стены, Размышляющий поэт, И глухой прибой вселенной. <1910>

УТРОМ *

Бодрый туман, мутный туман Так густо замазал окно — А я умываюсь! Бесится кран, фыркает кран… Прижимаю к щекам полотно И улыбаюсь. Здравствуй, мой день, серенький день! Много ль осталось вас мерзких? Все проживу! Скуку и лень, гнев мой и лень Бросил за форточку дерзко. Вечером вновь позову… <1910>

ЛУНАТИК *

Не могу закрытого взора Оторвать от бледной луны,— На луне застывшие озера И поля холодной тишины. Трепещут лунные крылья, Исчезает тело, звеня, Но не в силах бледные усилья Оторвать от крыши меня. Шумят душистые липы, Рубашка бьет по плечам… Лунные лучи, как липкие полипы, Присосались к плачущим очам. Скользят застывшие ноги, Листы гремят и гудят — Полшаг а направо от дороги И слетел бы вниз в далекий сад. Сижу у трубы — бессонный, О спину трется кот… Соловьи свистят неугомонно, Теплый ветер жалобно поет. Внизу постель моя смята И дышит моим теплом, Но туда мне больше нет возврата… Как сойду со сломанным крылом? Не могу закрытого взора Оторвать от бледной луны,— На луне застывшие озера И поля холодной тишины… <1910>

НА КЛАДБИЩЕ *

Весна или серая осень? Березы и липы дрожат. Над мокрыми шапками сосен Тоскливо вороны кружат. Продрогли кресты и ограды, Могилы, кусты и пески, И тускло желтеют лампады, Как вечной тоски маяки. Кочующий ветер сметает С кустарников влажную пыль. Отчаянье в сердце вонзает Холодный железный костыль… Упасть на могильные плиты, Не видеть, не знать и не ждать, Под небом навеки закрытым Глубоко уснуть и не встать… <1910>

ТУЧКОВ МОСТ *

Заклубилась темень над рекой. Крепнет ветер. Даль полна тоской. Лед засыпан снегом. Как беда, В полыньях чернеется вода. Крышки свай, безжизненно наги, Друг на друга смотрят, как враги. На мосту пролетка дребезжит. Кучер свесил голову и спит… Фонари пустынно встали в ряд И в отчаянье, и в ужасе горят. Одичалый дом на островке Бродит стеклами слепыми по реке. Снег валит. Навеки занесло Лето, розы, солнце и тепло. <1909>

У КАНАЛА НОЧЬЮ *

Тихо. Глухо. Пусто, пусто… Месяц хлынул в переулок. Стены стали густо-густо. Мертв покой домов-шкатулок. Черепных безглазых впадин Черных окон — не понять. Холод неба беспощаден И дневного не узнать. Это дьявольская треба: Стынут волны, хмурясь ввысь,— Стенам мало плена неба, Стены вниз к воде сползлись. Месяц хлынул в переулок… Смерть берет к губам свирель. За углом, угрюмо-гулок, Чей-то шаг гранит панель. <1910>

«У моей зеленой елки…» *

У моей зеленой елки Сочно-свежие иголки, Но, подрубленный под корень, в грубых ранах нежный ствол. Освещу ее свечами, Красно-желтыми очами,— И поставлю осторожно на покрытый белым стол. Ни цветных бумажных пташек, Ни сусальных деревяшек Не развешу я на елке, бедной елочке моей. Пестрой тяжестью ненужной Не смущу расцвет недужный Обреченных, но зеленых, пышно никнущих ветвей. Буду долго и безмолвно На нее смотреть любовно, На нее, которой больше не видать в лесу весны, Не видать густой лазури И под грохот свежей бури Никогда не прижиматься к телу мачтовой сосны! Не расти, не подыматься, С вольным ветром не венчаться И смолы не лить янтарной в тихо льющийся ручей… О, как тускло светят свечи — Панихидные предтечи Долгих дней и долгих вздохов и заплаканных ночей… Тает воск. Трещат светильни. Тени зыблются бессильно, Умирают, оживают, пропадают и растут. Юной силой иглы пахнут. О, быть может, не зачахнут? О, быть может, новый корень прорастет… сейчас… вот тут. <1909>

ДОЖДЬ *

Сквозь распластанные ветки Мокрых, никнущих берез Густо затканные сетки Нижут нити чистых слез. На трепещущие листья Капли крупные летят, И печальных сосен кисти Чуть кивают ветру в лад. А в просветах, где вершины Одиноко смотрят ввысь, Однотонной паутиной Тучи тусклые сплелись. Острый ветер бродит в чаще, Хлещет каплями в окно. Дождь ровней, скучней и чаще Раскрутил веретено. Закрываешь тихо веки — Но далекий плач не стих: Небу скорбному вовеки Слез не выплакать своих. <1910>

У БАЛТИЙСКОГО МОРЯ *

I

Ольховая роща дрожит у морского обрыва, Свежеющий ветер порывисто треплет листву, Со дна долетают размерные всплески и взрывы, И серый туман безнадежно закрыл синеву. Пары, как виденья, роятся, клубятся и тают, Сквозь влажную дымку маячит безбрежная даль, Далекие волны с невидимым небом сливают Раздолье и холод в жемчужно-поющую сталь. Осыпала старые камни, поблекшие травы и мхи — Поднялся лиловый репейник, и эта улыбка цветная Нежнее тумана и дробного шума ольхи…

II

Гнется тростник и какая-то серая травка, Треплются ивы по ветру — туда и сюда, Путник далекий мелькает в песках, как булавка, Полузарытые бревна лижет морская вода. Небо огромно, и тучи волнисты и сложны, Море шумит, и не счесть белопенных валов. Ветер метет шелестящий песок бездорожный, Мерно за дюнами пенье сосновых стволов. Я, как песчинка, пред этим безбрежным простором, Небо и море огромны, дики и мертвы — К тесным стволам прижимаюсь растерянным взором И наклоняюсь к неясному шуму травы.