Собрание стихотворений

447

Отчаянье я превратил в игру — О чем вздыхать и плакать в самом деле? Ну, не забавно ли, что я умру Не позже, чем на будущей неделе? Умру, — хотя еще прожить я мог Лет десять иль, пожалуй, даже двадцать. Никто не пожалел. И не помог. И вот приходится смываться.

Август 1958 г.

448

Для голодных собак понедельник, А для прочего общества вторник. И гуляет с метелкой бездельник, Называется в вечности дворник. Если некуда больше податься И никак не добраться домой, Так давай же шутить и смеяться, Понедельничный песик ты мой.

Август 1958 г.

449

Теперь бы чуточку беспечности, Взглянуть на Павловск из окна. А рассуждения о вечности… Да и кому она нужна? Не избежать мне неизбежности, Но в блеске августовского дня Мне хочется немного нежности От ненавидящих меня.

450

Вечер. Может быть, последний Пустозвонный вечер мой. Я давно топчусь в передней, — Мне давно пора домой. В горле тошнотворный шарик, Смерти вкус на языке, Электрический фонарик, Как звезда, горит в руке. Как звезда, что мне светила, Путеводно предала, Предала и утопила В Средиземных волнах зла.

Август 1958 г.

451

Вот елочка. А вот и белочка Из-за сугроба вылезает, Глядит, немного оробелочка, И ничего не понимает — Ну абсолютно ничего. Сверкают свечечки на елочке, Блестят орешки золотые, И в шубках новеньких с иголочки Собрались жители лесные Справлять достойно Рождество: Лисицы, волки, медвежата, Куницы, лоси остророгие И прочие четвероногие. …А белочка ушла куда-то Ушла куда глаза глядят, Куда Макар гонял телят, Откуда нет пути назад, Откуда нет возврата.

1958

452

Если б время остановить, Чтобы день увеличился вдвое, Перед смертью благословить Всех живущих и все живое. И у тех, кто обидел меня, Попросить смиренно прощенья, Чтобы вспыхнуло пламя огня Милосердия и очищенья.

453

Ликование вечной, блаженной весны, Упоительные соловьиные трели И магический блеск средиземной луны Головокружительно мне надоели. Даже больше того. И совсем я не здесь, Не на юге, а в северной, царской столице. Там остался я жить. Настоящий. Я — весь. Эмигрантская быль мне всего только снится — И Берлин, и Париж, и постылая Ницца. …Зимний день. Петербург. С Гумилевым вдвоем, Вдоль замерзшей Невы, как по берегу Леты, Мы спокойно, классически просто идем, Как попарно когда-то ходили поэты.

454

Бороться против неизбежности И злой судьбы мне не дано. О, если б мне немного нежности И вид на «Царское» в окно На солнечную ту аллею, Ту, по которой ты пришла. Я даже вспоминать не смею, Какой прелестной ты была С большой охапкою сирени, Вся в белом, в белых башмаках, Как за тобой струились тени И ветра ласковый размах Играл твоими волосами И теребил твой черный бант… — Но объясни, что стало с нами И отчего я эмигрант?

455

В небе нежно тают облака: Все обдумано и все понятно, Если б не бессонная тоска, Здесь бы мне жилось почти приятно И спокойно очень. Поутру Вкусно выпить кофе, прогуляться И, затеяв сам с собой игру, Средь мимоз и пальм мечтам предаться, Чувствуя себя — вот здесь — в саду, Как портрет без сходства в пышной раме. Если бы забыть, что я иду К смерти семимильными шагами.

456

Во сне я думаю о разном, Но больше все о безобразном, О том, что лучше промолчать, Когда вам нечего сказать, Что помнить следует об этом Зря разболтавшимся поэтам.

457

Поговори со мной еще немного, Не засыпай до утренней зари. Уже кончается моя дорога, О, говори со мною, говори! Пускай прелестных звуков столкновенье, Картавый, легкий голос твой Преобразят стихотворенье Последнее, написанное мной.

Август 1958 г.

СТИХОТВОРЕНИЯ, НЕ ВОШЕДШИЕ В АВТОРСКИЕ СБОРНИКИ

СТИХОТВОРЕНИЯ 1908–1914 ГОДОВ

458

Поцелуй струи рассвета, Поцелуй мечту! Тает в бездне луч привета, Нежит пустоту. В пустоте плывут бездонной Дни и ночи цепью сонной… Поцелуй мечту.

<1908–1909>

459

Зачем никто из тихих и скорбящих Не уронил слезы в обители моей? Зачем никто движеньем рук молящих Не заслонял томительных огней? Их зажигает ночь у ложа одиноких, В нее влюбленных — в тихую печаль. Зачем никто не направлял очей глубоких В мою таинственную даль?

<1908–1909>

460

Ночь колыбельную песню поет, Сладко прильнувши к земле. Чудится ангела тихий полет В мягкой воздушной струе. Чудится грустный, ласкающий зов Чьей-то плененной души: Взвейся на крыльях порхающих снов, Сбудутся грезы твои!

<1908–1909>

461

Сверкал зеленый луч и даль пылала… Среди раздолья млеющей травы Она в забытьи пламенном стояла, Как песнь из света, зноя и любви. У ног ее цветы томились, изнывая, Дышали трепетно, глотая жар лучей, И пламени небес восторг свой поверяя, Блаженно замирал молитвенный ручей.

<1908–1909>

462

Я устал от грез певучих. Я устал от жарких снов. И не надо мне пахучих, Усыпляющих цветов. Девы бледные лелеют Грезы бледные любви В сердце мужа грозы зреют И душа его в крови.

<1908–1909>

463

Печаль сидела у окна. Вдруг смерть с ней поравнялась. — Зачем скитаешься одна? Но смерть не отозвалась. Прошла сурова и нема, Прошла, окутав дали — И вдруг нагрянула зима, Печальнее печали.

<1908–1909>

464

Был грустен дня осенний склон И ночь была как лед. Я задремал под перезвон, Струившийся с высот. Но глас небес был зов могил, Стеснилась хладом грудь. И снилось мне, что я свершил Последний в жизни путь.

<1908–1909>

465

Одна меж сонными домами Ночь ходит тихими шагами. Как сладок звук ее шагов Под замогильный скорби зов. Была за лесом, за горами. Пришла с безумными мечтами. О, если б в крик один излить Всю боль, всю жизнь и все забыть!

<1908–1909>