Соль под кожей. Том третий

А еще я все-таки — не прошло и двух суток! — наконец придумываю свадебный подарок для Димки. Приходиться постараться, чтобы найти нужную мне модель стальных «умных» часов в стильном темно-сером корпусе. Он у меня, конечно, не пилот, но зато в этой модели самые лучшие датчики вообще всего, и пусть только моя бешеная зверюга откажется носить их ради всего своего модного «автопарка».

По дороге в «Изи» забираю часы из салона и успеваю вбить туда свой номер на случай ЧП.

Когда «окольцую» этим Шутова — моему сердцу точно будет спокойнее.

Вадим уже ждет меня за столиком в самом центре зала — пьет что-то похожее на апельсиновый сок и разговаривает по телефону, абсолютно не обращая внимание на то, что к нему прикованы все без исключения женские взгляды вокруг. Хотя, кажется, здесь даже воздух пропитался феромонами фертильных, готовым хоть сейчас спариваться с этим чудом генетики самок.

Почему-то сразу обращаю внимание, что Авдеев подстригся. Сделал какой-то короткий жутко модный «затылок», но челка никуда не делась, только стала еще выразительнее. Прям не бизнесмен (по совместительству мечта любой обложки фитнес-издания), а модный перец.

Смотреть на это можно просто ради получения эстетического удовольствия.

Разница в том, что на Шутова я бы и минуты так таращиться не продержалась — сразу бы потащила с непрозрачными намерениями поскорее снять с него штаны. А на Авдеева могу просто любоваться. И мысленно сочувствовать всем женщинам вокруг, наивно верящим, что он обратит внимание хотя бы на кого-то

Но он обращает.

На меня. Привычно немного склонив голову, из-под челки, практически «без глаз», как будто всегда нарочно их прячет.

— Привет, — сажусь на стул, смотрю на часы. — Я опоздала всего на пять минут. Вот.

Кладу папку на его половину стола и отпускаю вежливо подскочившего к нам официанта.

— У меня маникюр через полчаса. Точнее. Уже через двадцать минуту. Посмотришь?

— Зачем?

— Ну… вдруг я нахваталась у Завольских дурных привычек.

— Кольцо тебе идет, Монте-Кристо. — Вадим с легкой улыбкой кивает на мою правую руку. — Сделало тебя счастливой.

Одергиваться и прикрывать ее рукавом было бы просто детским садом. Да и с чего бы мне это делать?

— Черт, а мне даже уколоть в ответ тебя нечем, Авдеев, — тихонько смеюсь, потому что, конечно, этот мужик всегда безошибочно угадывает, куда смотреть, чтобы не пропустить самое интересное. — Заведи себе любовницу, в конце концов, иначе наши деловые встречи станут до неприличия скучными!

Вадим поглаживает нижнюю губу пальцем, а взглядом продолжает «трогать» мое кольцо. Еще пару секунд, и потом, с легкой улыбкой говорит, что на ближайшие пару лет отношения и женщины в его планы не входят.

— Собираюсь жить в небе, — показывает пальцем куда-то над головой.

— Собираешь добить американцев, — даже не сомневаюсь, что попадаю в яблочко.

— Есть такие честолюбивые планы.

Он подписывает документы, но не спешит их возвращать.

Разглядывает меня с лицом человека, который слишком хорошо воспитан, чтобы задавать деликатные вопросы, но размышляет над тем, можно ли сделать скидку с учетом того, что голой он меня уже видел и какая уже после этого к черту деликатность.

— Я правда вышла замуж, Авдеев, — думаю, что угадываю примерное направление его мыслей. — Не под принуждением, никто не держит в заложниках моих родственников, потому что все мои родственники лежат в безымянной земле.

Если бы на месте Вадима был любой другой мужчина на земле, я могла бы допустить любой из вариантов развития событий — от ора и обвинений до попыток отыграть назад то, что отыграть невозможно. Но в этом чертовом мужике столько самоконтроля, что даже я, зная его достаточно неплохо (как мне кажется), понятия не имею, что в эту минуту происходит в его голове. Знаю только, что он никогда не ударит в грязь лицом.

— Как Марина? — Быстро сменяю тему разговора.

— Ничего не изменилось, — уклончиво, как обычно, отвечает Авдеев.

— Уже несколько месяцев прошло, если ей не становится лучше, то… может…

— Предлагаешь запихнуть в психушку на пожизненное мать моего ребенка?

— Предлагаю подумать над тем, что не всех и не всегда можно спасти. — Я почти хочу рассказать ему о тех «анонимных» сообщениях, но в последний момент раздумываю. Зачем? Наябедничать как маленькая?

— А что потом, Монте-Кристо? — Вадим слегка прищуривается, тон его голоса заледеневает, так, что мне хочется поскорее соскрести изморозь с кожи. — Мать Стаси станет недееспособной для исполнения материнских обязанностей, а я, как мы знаем, ее биологическим отцом не являюсь.

Я не сразу понимаю, куда он клонит.

Пытаюсь разобраться, что не так с моей попыткой сказать ему, что не за каждого человека нужно биться до конца не потому, что легче опустить руки, а потому что не все из нас способны переиграть свою жизнь и упаковать ее в новые рамки. Марина, я почти уверена, никогда не смирится с ролью «просто матери ребенка», не сможет спокойно наблюдать за тем, как мужик, которым она одержима, строит отношения с кем-то другим.

До меня с опозданием доходит, что при раскладе, в которой Марина будет признана официально не вменяемой, Шутов может запросто отобрать у Вадима дочь.

— Ничего такого у меня в голове не было еще ровно минуту назад, Авдеев. Напомню тебе, на всякий случай, что Шутова и близко не было рядом, когда Марина чуть не угробила себя и дочь. Мой муж не всегда играет честно, но он никогда не играет грязно и никогда не запачкает тех, кого любит. А Стасю он любит, иначе ты бы уже давным-давно искал свою дочь по всему миру и никогда бы ее не нашел.

— Ты еще красивее, когда защищаешь тех, кого любишь, Монте-Кристо. — Вадим только на секунду крепко сжимает челюсти, выдавая одним этим движением больше эмоций, чем за все время нашего знакомства. Потом расслабляется и едва заметно кивает. — Прости. Мне нужно время, чтобы привыкнуть, что ты теперь с обратной стороны баррикад.

— Нет никаких баррикад, Авдеев. Вы взрослые умные, абсолютно адекватные мужики. Вам хватило ума опекать меня в две пары рук и не поубивать друг друга, хватило выдержки не превращать ваши самцовые игры в грязь. Какого черта вы не можете так же уладить вопрос с еще одной девочкой, которую оба любите и ради которой готовы свернуть горы? Что, блин, плохого в том, что у Станиславы будет не один, а целых два охуенных отца?

Я слишком поздно соображаю, что слегка вышла за берега, но все равно не собираюсь извиняться, потому что кто-то должен был озвучить это вслух.