Солнце любви

– Ваши выводы.

– Не ко мне. Поверьте пока на слово, иначе наш разговор лишается смысла.

– Допустим.

– Мои родные — дядя, его жена и тесть — были заняты подготовкой к семейному юбилею: десятилетию супружества. Брат адвоката — наш с Павлом отец — находился в больнице в тяжелом состоянии. Торжество было скромным, из посторонних присутствовали только двое — Ангелевич и Игорь Ямщиков.

– Вот видите: у ваших праздник, и гости не отказались — к кому же она пришла?

– Это равносильно вопросу: кто убийца?

– Пожалуй. Постороннему от приглашения было отказаться проще, чем родному племяннику, а?

– Кажется, мы пока условились насчет моей персоны.

– Ладно, ладно. Следует вывод: она явилась без договоренности, неожиданно?

– И это уже несколько странно, но главное — зачем она осталась. Если Маргарита и впрямь была одержима местью к сильному полу.

– О чем вы?

– Девушку растлили в четырнадцать лет, заразили сифилисом. По мнению ее подруги, она специально не лечилась. В это трудно поверить.

– Был у нас подобный случай, — перебил следователь. — Проводницу любимый жених заразил, и сколько потом легкомысленных командировочных исстрадалось — не счесть. В нашей практике сталкиваешься со всевозможными психическими отклонениями.

– Проводница вылечилась?

– Умерла. Три года функционировала. Вы что же, думаете, Страхова явилась из мести устроить скандал, опозорить кого-то?

– Непохоже. Через десять дней должно было состояться их венчание с Павлом, невеста даже купила фату, примеряла перед зеркалом.

– На что она надеялась?

– Ни на что. Мне кажется, она искала смерти.

– В плане сифилиса ваш брат был чист.

– Его она пощадила.

Следователь кивнул.

– А кого-то — нет. Адвокат ваш советует навести справки, но преступник наверняка лечился подпольно. — Следователя вдруг осенило: — Уж не у вашего ли покойного соседа?

– Вполне вероятно, — отвечал Петр Романович уклончиво. — Он появился тогда во дворе почти одновременно с нею. Нет, не на скандал девушка нарывалась, она даже отклонила приглашение сесть с нами за стол. Но совсем не ушла, словно дожидаясь чего- то.

– И дождалась. — Антон Антонович подумал. — Может быть, партнер в среду не смог расплатиться и она явилась за деньгами.

– У нее был сутенер?

– Как будто нет. Из материалов дела следует (родители объяснили), что Страхова была, скорее, содержанкой и лишь незадолго до смерти пустилась во все тяжкие, вышла, так сказать, на охоту.

– Уже зная о своей болезни?

– Сифилис полугодовалый. Думаю, догадка о мести мужчинам не лишена смысла, но в плане расследования она мало что дает.

– Очень много! Сгущение зла дает такой своеобразный мрачный колорит.

– Светлый пейзаж мне в уголовных эпизодах не встречался.

– Но мотив!

– А что мотив? Например, ссора с клиентом, она, издеваясь, признается в заразной болезни. Неприятно, противно, но чтобы так озвереть. Клиент, знаете, не жених.

«Клиентом мог быть и жених — Игорь, — возразил мысленно Петр Романович, — но пока я это доказать не в состоянии.»

Следователь продолжал:

– Страхова снимала комнату у одной пенсионерки, к себе никого не водила и мужчин ловила, надо думать, меняя места: с такой заразой шутки плохи, но, как правило, не смертоубийственны.

– Клиентов искали, врачей искали?

– Нет. Признание вашего брата исключало всякие сомнения.

Петр Романович хотел возмутиться, следователь опередил:

– Сомнений ведь не было и у родных, не так ли?

– Отец не поверил, что Павел убийца.

– Вы его сумели убедить?

– Он скончался, сердце не выдержало.

– В больнице?

Сочувствие в голосе следователя чуть не вызвало нервный срыв; и чтобы удержаться («Совсем психом стал!»), Петр Романович сказал отрывисто:

– Простите, не могу вспоминать.

– Не надо, не надо. Это к следствию не относится.

– К следствию? — переспросил философ в растерянности и внезапно понял: «Относится! Какая-то деталь, многозначительная мелочь. С кем я говорил об отце?..» — однако мысль (некая безумная догадка) ускользала, и стояла комом в горле боль. Он поднялся и понуро пошел к двери, услышал вслед:

– Вы еще хромаете?

– Иногда. — Он задержался на пороге. — Когда переживаю в душе ту встречу.

– Какую встречу?

– Ночную. С отцом. То есть с братом. Ту мистическую встречу.

Следователь вздохнул глубоко, как будто с сожалением.

– У вас еще три дня. Защищайтесь.

26

Переживая душевное потрясение (неясно, чем вызванное, может, прорвался, так сказать, комплекс вины), Петр Романович не заметил, как очутился перед домом дяди, точнее, дедушки. «Зачем я сюда?.. А, мне страшно, очень страшно, я ищу защиты у близких.»

Адвокат как раз и был на защите. другого, чужого, обязательно «безвинного» — этого требовали правила игры, вот он и обожает шахматы, вечера с сыном просиживая. Поль теперь иным интересуется, иной. другой, чужой — мысли растекались, пока его усаживали в уютное кресло, чашку кофе поднесли, свежего, горячего. И сама Оленька — свеженькая, почти молоденькая после игры в теннис. Все время на корте пропадает.

Он сказал:

– Возле головы убитой, под качалкой, лежала бейсболка в крови.

Оживленное лицо напротив вмиг помрачнело, потухло. После молчания Ольга Ипполитовна подтвердила:

– Да, помню.

– Разве ты входила тогда к нам?

– Ты что! Такие ужасы не для моих нервов. Помню невесту во дворе в желто-черной шапочке.

– И вот что странно: почему-то в последнем разговоре со мной медик упомянул бейсбол.

– Американская игра, — подхватила тетка, с видимым облегчением отвлекаясь от «ужасов», — требует глазомера и ловкости, но примитивна, в отличие от тенниса например. Неужели Иван Ильич увлекался бейсболом?