Солнце любви
Шрифт:
— «Подземельный, кажется, убит, кровь.» В рассеянном свете голой лампочки оба склонились. «Труп, — подтвердил Поль, — убит. Что будем делать?» Петр Романович проверил дверь соседа — заперта. — «Убийца где- то здесь, будь осторожен и внимателен».
— «Да уж не боись, не упущу». — «Язвоню в милицию». Философ мигом на ощупь, не сводя глаз с площадки, отпер свою дверь, распахнул настежь (для обзора). 0–2. Гудки, гудки. недоверчивый дежурный: где, как, когда, при каких обстоятельствах. «Только что, приезжайте скорее, преступник где- то здесь!» — «Записываю адрес». Разговор на две-три минуты и полный обзор из прихожей: на площадке
– Вероятно, я видел, как убийца свернул в Копьевский переулок, — нарушил Петр Романович молчание.
– Что-что? — встрепенулась Ольга Ипполитовна.
– Подземельный, получается, не сразу умер, очнулся и стал звать на помощь, когда убийца уже сбежал.
– Именно в Копьевский?
– Мужчина в темном костюме прошмыгнул за угол. И там был Павел.
– Павел? — она вздрогнула. — Ты так уверенно говоришь, что мне просто страшно.
– Да вспомни наш разговор с братом по телефону: мертвая голова на тротуаре в Копьевском.
– Бедный Павлик. Какой безумный бред.
– А если нет? Преступник где-то в переулке прячет орудие убийства, что видит брат. И впоследствии по этому предмету разоблачает его.
– Но почему не сразу?
– Самого преступника в темноте не рассмотрел, да и не мог еще Павел знать, что случилось, он шел ко мне. Но поскольку в доме уже началось следствие, связался со мной в субботу.
– Все это бездоказательно, Петр.
– Вот, заговорила жена адвоката. Бездоказательно, потому что я не могу понять, что значит «мертвая голова».
– Говорю же, бред.
– За бред не убивают.
– Что за «голова»? Почему не сказать прямо? — возмутилась Ольга Ипполитовна. — Какие-то странные игры.
– Нет и нет! Не тот настрой, смерть преследует, это не игра.
– «Смерть преследует», — повторила тетка с испугом. — Убийца подслушивал ваш разговор?
– Да ну, фантастика!
– А что не фантастика? Поведай.
– «Будь дома в полночь», — сказал мне брат. А пришел убийца. Значит, он позвал и его?
– Быть не может! Позвать ночью какого-то монстра.
– Близкого, — перебил племянник. — Понимаешь? Кого он не хотел без веских доказательств обвинить.
– Да кого?!
– Владельца «мертвой головы» — пока определеннее не могу сказать.
– Терпеть не могу кладбищ, — по некоей загадочной ассоциации заявила Ольга Ипполитовна.
27
Специально он не подгадывал, но подгадал: она сидела на скамейке в сквозной древесной тени. и еще кто- то рядышком (сходу не видать из-за кустов). И вновь волнение охватило душу: вот так вот Подземельный, небось навеселе, беззаботно следовал домой и на беду свою заметил монстра (как выразилась тетка), Маргариту не разглядел и позабыл пустячный эпизод. До поры до времени. Петр Романович сделал несколько осторожных шагов. О, владелец града Китежа (сутенером называл его теперь философ про себя). Бывшие супруги беседовали очень серьезно и сосредоточенно.
Он понаблюдал и двинулся было дальше, как вдруг Ангелевич вскочил и удалился в сторону Копьевского переулка. Объект свободен.Лана, в белой кружевной шляпе и шикарном строгом, несмотря на жару, костюме, глядела из-под полей, как приближается ее любовник.
Позапрошлой ночью они не условились о встрече, но она подразумевалась; и только история преступления отвлекала — сильно отвлекала — от истории любовной. Он молча взял ее руку и поцеловал в ладонь.
– Садись, у меня еще есть сорок минут. Почему ты хромаешь?
– Разве? — тут он запоздало ощутил легкую боль в щиколотке и привычно начал: — Ударился во сне о ножку качалки. То есть не во сне и не об качалку.
– Что-то я не пойму.
Она задумчиво смотрела на зеленовато-мутноватую воду пруда (вмиг возник в воображении кузен с розой, из воздуха соткался Воланд и вопросил мрачно: «Вы какие предпочитаете?»).
– В четверг после спирта Подземельного я заснул… — Петр помолчал, потом продолжал размеренно, перебирая ирреальные детали сна… не сна… и заключил:
– Сон и явь переплелись в тяжелом опьянении. Мы не поняли друг друга — представляешь? — я испугался впустить «мертвого» и захлопнул дверь.
– Жуткая история, как будто мистическая, но ты не виноват.
– Я его предал в то время.
– В чем же предательство? В чем?
– В том, что я поверил, будто он убийца.
– А Павел — что убийца ты!
– Но он положил за меня жизнь, а я.
– Все в его вину поверили.
– Все, кроме отца.
Лана возразила резко:
– Твой взгляд на жизнь слишком идеален.
– Не тебе бы упрекать меня. Ты отказалась от завидного мужа ради.
– Что замолчал? Ради чего, по- твоему?
«Ради любви, — хотел ответить он «идеально», но подумалось: А если она бросила больного убийцу?»
– Это бесплодный спор, — бросила Лана (днем она жестче, отметил он, ночью нежнее). — У тебя осталось очень мало времени, чтоб доказать свою невиновность.
Обе женщины, принимающие участие в судьбе философа, вдруг чего- то испугались. «Ангелевича? Ангелевич внушает им, что монстр — это я?»
– Ты меня боишься?
– Да почему?
– Меня теперь все боятся. О чем вы сейчас разговаривали с Валерием Витальевичем?
– Он убежден, что ты убийца.
– Что ж, по крайней мере в тебе я не ошибся: ты человек прямой и честный. Аналитик тебя убедил?
– Он больной, — уклонилась она от прямого ответа; Петр Романович поинтересовался вкрадчиво:
– И какая же у него болезнь?
– Гениальность.
– Ну, простительная слабость у человека талантливого.
– Талант иссяк, — сухо констатировала Лана. — Тогда и появилась эта кретинская идея — всемирная академия (бордель вместо творчества). Он стал невыносим, одержим. нет, я не могу с ним жить.
«Не из-за меня, — отметил Петр Романович с облегчением. — Хоть тут я не виноват.»
– Бордель вместо творчества, — повторил вслух. — Не появилась ли эта идейка после гибели проститутки?
– Притянуто за уши, — отмахнулась она. — Расскажи лучше, почему ты не встретился с братом. Или встретился?
«Так! Ангелевич доложил о моем заходе в его заведение».
– Встретился с мертвым.
– Почему?
– Опоздал.
– Почему?
– Смотрел стриптиз в «Китеже».