Сон цвета киновари. Необыкновенные истории обыкновенной жизни
Шрифт:
К встрече Нового года в деревне собирали пожертвования на изготовление фонарей для соревнований танцующих драконов в городе. Во время танца именно Гуйшэн перед мордой дракона дразнил его волшебной жемчужиной из вышитой красной ткани, размахивая ею, как огненным шаром, что всегда вызывало восторженные возгласы зрителей. Когда весной и осенью в деревне в благодарность богам-покровителям земли жители устраивали представление, Гуйшэн играл роль мастера в комической сценке «Починка чанов матушке Ван» или генерала Чэн Яоцзиня [42] , продававшего бамбуковые грабли. Гуйшэн был не прочь выпить, но, захмелев, никогда не ввязывался в драку. Он умел играть в шахматы, но, в отличие от многих, не был одержим игрой. Изредка мог и пошутить, но так, чтобы никого не обидеть. Иногда казался глуповатым, но никогда не выставлял себя дураком. И хотя Гуйшэн был бедным человеком, у него было чувство собственного достоинства. Бывало, он приходил в поместье, и У-лаое вручал ему куртку, штаны или полцзиня соли. Чувствуя себя неловко
42
Чэн Яоцзинь (589–665) — известный в китайской истории генерал.
Он часто ходил в город продавать хворост и траву, а на вырученные деньги покупал что-нибудь полезное. Еще у Гуйшэна в городе был пятидесятилетний дядюшка, который готовил для богатой семьи. Хотя видеться приходилось нечасто, отношения между родственниками были очень близкие. Когда Гуйшэн навещал дядю, он всегда приносил подарок: мешок грецких орехов или каштанов, ласку, попавшую в ловушку, или фазана. Гуйшэн время от времени останавливался у дяди, и, когда тот вечером был свободен, он водил его на берег реки в храм богини мореплавателей и торговцев Тяньхоу, чтобы посмотреть ночное представление, а затем угощал чашкой лапши с говядиной.
В деревнях на несколько ли вокруг все знали и любили Гуйшэна.
Сам же он любил наведываться в мелочную лавку у моста недалеко от своего дома. Владелец этой лавки по фамилии Ду был уроженцем города Пуши в среднем течении реки Юаньшуй, и начинал он как торговец-разносчик. Раз в месяц он закидывал на спину товары и обходил деревни, продавая продукты и домашнюю утварь, пока его внимание не привлек мост. Увидев оживленное движение на дороге, он решил, что лучше поселиться у моста, чем разносить товары из города по округе. Он рассчитывал вести дела со всеми близлежащими деревнями, поэтому построил небольшой павильон для отдыха путников, и таким образом не упускал никого, кто проходил мимо. Поселившись у моста и обустроившись на новом месте, он перевез жену с тринадцатилетней дочерью. Выходцы из Пуши по натуре очень дружелюбны, к тому же в последние несколько лет торговец побывал с товарами в каждой деревне и в каждом поместье, поэтому, когда он открыл лавку у моста, дела его сразу пошли в гору. Жена одевалась, как подобает горожанке средних лет из Пуши: круглый год она завязывала на голове черный тюрбан из длинного шелкового шарфа и тонко выщипывала брови. Она вежливо обслуживала покупателей, заискивающе обращаясь к мужчинам «дагэ» — «старший брат», а к женщинам «саоцзы» — «старшая невестка». Не прошло и полугода, как лавка у моста превратилась для жителей окрестных деревень не только в место для покупок, но и в место встреч. Три больших тенистых дерева делали его привлекательным летом, потому что здесь было прохладно и можно было отдохнуть. Зимой же на земле у лавки жгли большие поленья и лепешки из масличного жмыха: получалось и ярко, и тепло — лучшего места было и впрямь не сыскать.
Гуйшэн ладил со всеми в семье лавочника и был там всегда кстати. Все это время жена хозяина очень хорошо относилась к нему, а он души не чаял в их дочери. На горе росло много диких фруктов, без труда можно было найти каштаны или лесные орехи. В марте Гуйшэн срывал для семьи лавочника первые весенние ягоды, в июне приносил мушмулу, а в августе и в сентябре — знаменитые в тех краях плоды акебии, «августовской лозы», внешне похожие на сушеного трепанга, с мякотью внутри белее снега и белого нефрита, которые особенно нравились девочке. Девочку звали Цзиньфэн, Золотой Феникс.
Год назад хозяйка умерла от осложнений, заразившись паразитами во время поездки на свадьбу к родственникам в Пуши; для помощи в ведении дел лавочник нанял парнишку по прозвищу Лайцзы, Чесоточный. Звали его так не из-за болезни, а от непоседливости и живости характера.
По неизвестной причине Гуйшэн невзлюбил Лайцзы, почти в каждом споре они придерживались противоположных позиций, однако Лайцзы всегда лишь посмеивался в ответ на его колкости. Гуйшэн говорил: «Чесоточный, если бы ты жил в городе, то был бы хулиганом, а если бы ты был в книге, то был бы коварным чиновником». Чесоточный в ответ заливался смехом. Никто не понимал, почему Гуйшэн недолюбливал Чесоточного, зато это знал хозяин лавки: Гуйшэн боялся, что Чесоточный станет зятем торговца и превратится из подчиненного в равного.
Гуйшэн сидел на берегу ручья и размышлял, сможет ли Лайцзы повторить судьбу продавца масла из одноименной гуандунской оперы, который благодаря честности и трудолюбию смог изменить свою жизнь. Тут пришел посыльный из поместья и передал ему, что У-лаое приехал в деревню и просит сходить на южный склон, проверить, не созрели ли плоды на тунговых деревьях, и сообщить об этом хозяину.
Гуйшэн тут же отправился осматривать тунговые деревья.
Он поднялся на гору. Земля там была мягкая, рыхлая, в траве и среди корней деревьев стрекотали осенние насекомые. Куда ни ступи, из-под ног во все стороны прыгали большие черные сверчки и «золотые колокольчики» — поющая разновидность кузнечиков с заостренными хвостами и маленькими головами. Осмотрев склон, Гуйшэн увидел, что ветки тунговых деревьев согнулись под тяжестью крепких плодов; многие уже упали на землю, трава у подножия горы была усеяна ими. Издалека заметив на земляном валу между полями длинную «августовскую лозу», покрытую множеством иссиня-черных «огурчиков», и услышав доносившийся оттуда гомон горных сорок, Гуйшэн понял,
что плоды акебии созрели, и помчался вниз. Сороки, заметив человека, разлетелись. Гуйшэн, не оставив на лозе ни одного плода, наполовину заполнил ими свою широкополую коническую шляпу из бамбука, намереваясь отнести их в лавку для Цзиньфэн.Когда Гуйшэн вернулся домой, было уже за полдень, но еще не поздно, чтобы отправиться с докладом к господину У-лаое.
Добравшись до поместья, Гуйшэн увидел во дворе паланкин и нескольких носильщиков, которые сидели на каменном катке для обмолота зерна и отдыхали, прикрыв глаза и потягивая длинные бамбуковые трубки. Гуйшэн понял, что прибыл кто-то из города, и повернул к амбару в поисках дядюшки Ямао, Утиное Перо, постоянного работника в поместье У-лаое, который каждый день сидел у амбара и плел соломенные сандалии. Не обнаружив его на привычном месте, Гуйшэн отправился на кухню и там нашел Ямао за столом в компании нескольких городских молодцев, черпавших вино из черного глиняного бочонка и закусывавших жареной рыбой. Ямао пригласил Гуйшэна за стол. Оказалось, что в поместье приехал Сы-лаое — Четвертый Господин: он по службе прибыл сюда из провинции Хэнань и поспешил навестить У-лаое, а через несколько дней должен был вернуться обратно. Участники застолья как раз делились друг с другом разными интересными историями из жизни Сы-лаое и У-лаое.
Один лысый, невысокого роста мужчина, с виду бывший военный, смеясь, рассказывал:
— Говорят, что наш Сы-лаое потерял пост командира кавалерийской бригады по собственной вине, из-за разгульного поведения. Когда мужчина только и думает что о любовных утехах, издержки записываются на его счет в книге судьбы. Если он не расплатится при жизни, то все равно не сможет обмануть владыку ада Янь-вана, и ему придется платить по долгам в следующей жизни. В прошлом году отряд был расквартирован в Хэнани в уезде Жунань, так за месяц у него было восемь женщин — он перепробовал там все самое лучшее, да еще и возмущался: «Что за чертово место! Для кого, может, и лакомые кусочки, только все как будто из мочевого пузыря сделаны, хуже не придумаешь! Бледные, как тесто, и дряблые, того и гляди расползутся, а ведут себя так, будто они что-то!» И угадайте, сколько он потратил? Сорок юаней только за одну ночь, и это не считая платы сутенеру. Вы скажете, что молодцы, отправляясь в другие края, не должны безобразничать? А я спрошу по-другому — смогут ли они, даже если захотят? В месяц получают семь шестьдесят, минус три тридцать пропитание, сколько остается? Даже без бритья и стирки весь год, все равно не сэкономишь денег, чтобы разок поразвлечься. Если вы, дядя, и дадите мне разрешение, где я возьму средства?
Другой, высокий, в возрасте, похоже, тоже из военных, добавил:
— У-лаое зато не такой, не тратит деньги налево-направо, как Сы-лаое. Развлекается, но в меру, и если спустит сотню-другую, то всегда знает, когда остановиться.
На это дядюшка Ямао сказал:
— Кому говядина, а кому лук-резанец. Деньги из нашего У-лаое вытряхивают не женщины, а игральные кости. Когда он жил в городе со своей старой матерью, однажды за ночь проиграл двадцать восемь тысяч. Когда пришли за долгами, старуха, дорожившая репутацией, побоялась, что У-лаое будет обесчещен, что не сможет показаться людям на глаза, и велела нам выкапывать спрятанное в погребе серебро. Мы вытаскивали слитки один за другим, а она пересчитывала их перед кредитором. Вернув долги, старая женщина с улыбкой обратилась к У-лаое: «Запомни урок и не повторяй ошибок. Если удача не на твоей стороне, не делай ставку на кого-то, как на живой слиток, говоря, что семья Чжан заплатит».
— Говорят, старушка задохнулась от возмущения!
— А то нет! Выкупить доброе имя за тридцать тысяч! Без сомнения, У-лаое обвели вокруг пальца, как же это пережить? Она таила в себе обиду сорок дней и скончалась.
Но все же У-лаое был почтительным сыном. Когда старуха умерла, он позаботился о том, чтобы в течение сорока девяти дней провести весь семинедельный обряд спасения души умершей. Потратил на ее похороны шестнадцать тысяч юаней — все об этом знают. Говорили, что у старушки было доброе сердце и счастливая судьба. Она радовалась жизни не только на этом свете, но и после смерти забрала с собой тысячи бумажных слитков серебра [43] и сорок изображений молодых и пожилых служанок, чтобы те присматривали за ее сундуками и прислуживали ей на всем пути до Западного рая [44] . Народу на похоронах было больше, чем у старухи Дуань; парные надписи с траурными изречениями были развешаны вдоль дороги на протяжении ли, не меньше. Когда есть примерный сын, то и умереть не страшно.
43
В память об усопшем в Китае было принято сжигать бумажные деньги.
44
Запад в культуре Китая ассоциируется с потусторонним миром.
Дядюшка Ямао на это ответил:
— У-лаое боялся, что его засмеют, поэтому делал все это напоказ, ведь старуха при жизни заботилась о репутации семьи. Пятый Господин на самом деле ее племянник, которого она усыновила, не имея собственных наследников. Попав в ее семью, он сразу же стал наследником большого богатства. Сейчас она на небесах, и сколько бы ни потратил У-лаое, много не будет. Эти расходы позволили сохранить лицо не только старухе, но и У-лаое. Все считали его глупцом, но он совсем не глуп! Если бы игра в кости не затянула его, ему бы не о чем было печалиться.