Сопромат

– Че-то я не врубаюсь, – сказал Карабин.

– Иди сюда.

Даренко достал из неприметного железного ящика, подвешенного на стене пластиковую коробушку, вроде доисторического калькулятора, и прошагал в центр ангара.

– Быстрее!.. Вот здесь замри. – скомандовал Даренко.

Он нажал на кнопку пульта, и Карабин почувствовал, как медленно оседает вместе с образовавшимся квадратом в полу.

Они оказались в подземелье с единственным длинным коридором. Постройка походила на противоядерный бункер, который Карабин видел в старых хрониках. Слева и справа он увидел множество длинных ответвлений.

В одном стояли двухярусные лежанки.

– Это зона отдыха бойцов, – пояснил Даренко. – А здесь арсенальная.

Карабин заглянул в соседний отсек и почувствовал, как в висках запульсировало. Такого набора оружия он никогда не видел. В отдельных боксах, выстроенных в ряд, стояли М-16, калашниковы, снайперские эсвэушки, и целые штабеля боеприпасов в зеленых ящиках.

Даренко шел дальше.

– Здесь тир, здесь столовая, здесь госпиталь, – спокойно перечислял он, как будто сдавал в аренду квартиру в центре, которая говорила сама за себя – бери, не раздумывая, пока цена выгодная.

– Здесь штаб, здесь аналитический центр, здесь тренажеры, здесь лаборатория, это склад провианта, банк…

Они добрались до конца коридора. Даренко похлопал по бронированным дверям и улыбнулся.

– А это пока подождет.

Карабина как будто огрели тазом по голове. Он никак не мог соединить три картинки – привычные московские пробки, унылая стройка и все это богатство, свалившееся на него только что. Как в детстве, когда играешь в самодельные машинки, и вдруг тебе дарят набор новеньких моделей с открывающимися дверками. Если у этого типа и съехала крыша, она съехала в правильном направлении.

Даренко небрежно вынул из кармана гору мелочевки – ключи с брелоками, помятые доллары и бумажки. Выцепил четвертушку и протянул Карабину:

– Вот список, кто ничего не должен знать. Эти ребятки уже отработаны, с ними каши не сваришь.

Карабин развернул бумажку и увидел знакомые фамилии по движению.

– Осенью, Савва, начнем. А до этого времени нужно собрать крепких ребят, которым все эти игры закулисные нахрен не сдались. Нужны герои! А? Десять, двадцать, сто настоящих Химейеров. Справишься?

Карабин не знал, что на это ответить. Это уже походило на какую-то дурацкую насмешку. Несколько лет они только тем и жили, что обсуждали предстоящий переворот, тренировались в секретных лагерях, погрязли в конспирации и оттачивании идеологии, и тут ему говорят, что все это было детским садом и игрушками, пришло время, наконец, действовать.

– Я… я не знаю.

Даренко улыбнулся:

– Ну узнаешь, позвонишь. Телефон внизу. Да ты не дрейфь, Савва, прорвемся. А пока иди, мне тут еще дела надо поделать. Дорогу найдешь? А?

Даренко хорошенько встряхнул Карабина за плечо и Савва виновато улыбнулся в ответ.

XIX

Когда Умрихин вернулся с разъезда, в раздевалке было людно. Все как будто ждали только его, возбужденные с красными лицами и сверкающими глазами. Кто-то уже сидел возле окошка, пьяно склонив голову. Из охрипших колонок старого радиоприемника под нехитрую мелодию рычал прокуренный голос.

– О, Андрюха, тебя где носит? Люся вся испереживалась, – бросился к нему Мешок с пластиковым стаканчиком, наполненным прозрачной жидкостью.

Люся стояла за столом, на котором расположились яблоки, бананы, бутерброды и несколько бутылок водки. Увидев Умрихина, она просияла и показала свой стаканчик.

– Так, тихо! – громко сказал Мешок. – вновь прибывший говорит тост.

Все вдруг затихли у посмотрели на Умрихина. В такие минуты всеобщего внимания он терялся – как обычно все смотрели на него слишком серьезно, как будто опасаясь, что он скажет что-то невпопад, слишком умное и неуместное.

Умрихин помял стаканчик.

– Люся, ты наше солнце… Ты светишь нам в этом темном подвале… Ты, Люся, очень красивая… Без тебя мы никуда. За тебя, Люся.

Мешок хлопнул по плечу Умрихина и с сочувствием сказал:

– Нормально, – и крикнул: – Ура!

В раздевалке вновь стало шумно и Умрихин заглотил жгучую водку.

А после быстрой второй уже закружилось и завертелось. Бессмысленные споры с Андреичем о политике. Тот с обоснованиями и доказательствами подводил к тому, что нужно срочно отделять Кавказ, а Умрихин говорил, что прежде всего нужно всем раздать бесплатные квартиры и тогда все изменится, все заживут ого-го. Мешок рассказал, как служил в Афгане, в десантных войсках и, сосредотачивая плавающий взгляд на Умрихине, твердил, что у тот настоящий десантник, потому что смотрит прямо.

Лица вокруг уже расплылись. Только сплошная масса плохих зубов и как будто летавшие сами по себе хриплые голоса из обожженных водкой глоток.

Люся выцепила Умрихина, обхватила своими толстыми руками и закачалась с ним, не попадая в такт очередной песни о любовных страданиях откинувшегося бродяги. Она все спрашивала его, почему он такой деревянный, и Умрихин только кивал в ответ с дебильной улыбкой, его уже уносило в забытье.

Откуда-то издалека послышалось:

– …говорю, горе у него.

Люся прислонилась к самому уху. Он ткнулся носом в ее щеку.

– Говорю, переживает сильно – громко шептала Люся, показывая на согнутую фигурку Коли, одиноко сидевшего у окошка, чуть в стороне от курящих мужиков. Он держал в руках очки, по лицу его текли слезы.

– Девушка у него погибла. – сказал Люся. Она пыталась изобразить серьезное лицо, пытаясь настроить Умрихина на сопереживание, и в этот момент в хмельной голове его стрельнуло, что Люся вполне себе ебабельна, такая мягкая и теплая.

– Какой-то дом сегодня опять взорвали… А там Колина девушка подрабатывала в кафе. Пойдем к нему…

Но Умрихин сжал ее тело покрепче, чтобы не ускользнула, неуклюже положил тяжелую голову на его круглое плечо – теперь она его, легкая добыча, и эта шальная мысль уже будоражила ленивое воображение.

Сейчас его как всегда потянет в дорогу – вокруг становилось тесно, хотя толпа курьеров, водителей и бухгалтерских уже порядком поредела после трех стаканчиков вежливости.

Он увлечет Люсю к своей кабинке и нашарит там рюкзак. Руки его будут дрожать, а изо рта вырываться нехороший смешок. Растаявшая Люся будет смущенно наблюдать, как он заглянет в рюкзак и достанет оттуда пачку денег, найдет на дне мятую бумажку и с облегчением выдохнет. Пойдем, пойдем, пойдем – потащит он Люсю из раздевалки.