Сороковник. Книга 3
Шрифт:
В нём было столько жизни…
Я сердито вытираю глаза.
— Вы отвезёте меня на то место? Я хотела бы его увидеть.
— Проститься? — печально спрашивает сэр Майкл, словно прочитав мои мысли. — Конечно, дорогая, я могу это сделать, но не повредит ли это вам? И потом, там не на что смотреть. Осталась лишь небольшая борозда, почти неразличимая.
— Свозим, — говорит Николас сквозь зубы, — конечно, мы тебя свозим. Не возражай, Майкл, ей это необходимо.
Он спешивается и помогает мне сойти — вернее сползти — с Василька. Я некстати вспоминаю, как умница Чёрт преклонял колени, чтобы мне усесться или слезть, и сжимаю посильнее губы, чтобы не дрожали. Держаться, Ваня. Держаться.
— Зачем? — только и спрашивает Мага, едва взглянув на меня. —
— Я всё равно буду его ждать — неожиданно для себя говорю. И с вызовом гляжу на Магу. Пусть бесится, сколько хочет, мне плевать. — Я Васюту мёртвым не видела. Я глаза ему не закрывала. У него даже могилы нет, оказывается. И вы хотите, чтобы я его забыла?
— Чудес не бывает, Ива, — У моего суженого странное выражение лица. — Земля над ним сомкнулась, понимаешь? Это мгновенно… Ива, я знаю, что такое — терять, и я тебя понимаю, но тебе нужно постараться принять его смерть.
— Чудес не бывает, — соглашаюсь я, и голос мой больше не дрожит. — Только знаешь, Мага, ещё месяц назад я думала, что некромантов не существует. И что оборотни — это глупые выдумки, а дева-Валькирия всего лишь символ, знак. У вас странный мир, Мага, и в нём может случиться многое.
Он открывает передо мной дверь дома, пропуская вперёд. Молчит, и то хорошо.
— Я навещу вас завтра, — обещает паладин, — и мы займёмся вашими пальцами. А сейчас — отдохните же, наконец! — Целует мне на прощанье руку и добавляет задумчиво: — Может, вы и правы. — И, пропустив меня, говорит Маге: — Не надо её переубеждать. Если ей так легче — пусть думает, что он жив.
Я присаживаюсь на диван напротив камина, а со второго этажа уже кубарем скатывается Нора, мой верный собакин, и принимается скакать вокруг меня. Пламя в очаге приветственно высовывает навстречу два язычка, словно переплетённые в пожатии руки. Негромко звякает одиночный бой часов под лестницей. Под спину невесть откуда сваливается подушка. Странно но, кажется, меня узнали.
Мага о чём-то переговаривается за порогом, я слышу, как в дом заходит Николас — уже научилась распознавать его шаги. В конце концов, дверь захлопывается. Стихает вдалеке перестук копыт. Куда-то делись и охрана, и кони… не моя это забота, в самом деле, правильно сэр сказал: на что-то ведь и мужчина есть, вот пусть он и думает. А мне с этим мужчиной, я чувствую, объясняться, да ещё как… Ох, достанется мне за всё сразу.
Мага неслышно подходит, обнимает за плечи. Я невольно напрягаюсь…
— Пойдём, я тебя уложу, — говорит он. — Хватит с тебя на сегодня. Хочешь ждать — жди, может, так оно и надо. Меня бы так кто дожидался…
— Идите-идите, — спроваживает нас Николас. — Я тут пока хоть чаю соображу, раз у тебя всё равно есть нечего.
Он деловито пристраивает над очагом чайник, а Нора тем временем крутится у него в ногах, обласканная и довольная. Мага провожает меня наверх. И, не смотря ни на что, я вдруг ловлю себя на том, что рада вернуться — именно сюда, в этот дом. Что приятно чувствовать под рукой отполированные перила винтовой лестницы, улавливать поскрипывания ступенек, знать, что тебя поджидает удобная постель, в меру мягкая, в меру жёсткая — как раз по мне. Странно, но это так: здесь я не чувствую себя ни лишней, ни пришлой. Даже в нереально прекрасном Каэр Кэрроле я ощущала себя кем-то инородным, из другой среды, этаким гномом, угодившим в гости к эльфам. Не та я, не та, не дворцовая у меня порода.
…Почему ты так сказал, Мага? На тебя это совсем непохоже. Ты действительно меняешься или хотел лишний раз напомнить о нашей договорённости?
Нет, не могу об этом думать. Мне бы… Помыться, честное слово. И джинсы, и футболка у меня не посечены мраморной крошкой, мало того, она и под одежду забилась, и в обувь, и теперь всё тело начинает зудеть. А может, это нервное, и мне просто не терпится символически смыть пройденный кошмар? Чистая постель манит, а совесть не позволяет забраться в неё, как есть. Покосившись на кровать, иду в ванную. У самой двери, уже снимая куртку, спохватываюсь. Стащить-то я с себя это стащу, а
потом во что переоденусь?— Что? — спрашивает Мага, заметив мою нерешительность. — Полотенца там есть, всё, что нужно, найдёшь, вымоешься и ложись. Никто тебя не побеспокоит.
— У тебя не найдётся какой-нибудь лишней рубашки? — спрашиваю, поколебавшись. — Мне переодеться не во что. Не могу же я спать голой!
— А почему нет? — искренне удивляется он. — Я же… Ах, да. Прости. Сейчас посмотрю.
Ну да. Мне вдруг становится жарко от воспоминаний. В те немногие ночи, что нам достались, он предпочитал спать голышом, несмотря на то, что я рано или поздно упаковывалась в ночную рубашку, — и даже не из-за стыдливости, а оттого, что почему-то мёрзла к утру даже в самые жаркие ночи. Мага скрывается в гардеробной, а я столбом стою у двери в ванную. Не хватало ещё, чтобы он туда заглянул, пока я моюсь… А за дверью слышится плеск воды. Не выдержав, заглядываю. Небольшая ванна уже наполовину полна и словно поджидает.
— У меня так, — сообщает Мага, неслышно возникая рядом. — Мы с этим домом долго друг друга изучали, притирались, ну и, как видишь, стали понимать. Я вот подумал… — Он вешает на бронзовый крючок рядом с полотенцем белую длинную рубашку. — Дом с человеком сходятся, а человек с человеком тем более друг друга понять должны. Мы же не просто так сблизились, Ива, что-то нас притянуло. Я рад, что ты вернулась.
Он слегка обнимает меня за плечи и, не дождавшись ответа, уходит. А я… заторможена и не могу даже ответить. Сил едва-едва хватает, чтобы влезть в горячую воду да кое-как потереться мочалкой. От влаги начинает щипать ранки на бывших пальцах, и я, спохватившись, разматываю и отбрасываю куда-то на пол вконец промокшую повязку. Вид белеющих из едва затянувшихся ранок суставчиков приводит меня в уныние. Ничего не получится, ничего, потому что я непутёвая. За что не берусь — всё наперекосяк. Первого кандидата в мужья чуть присухой не угробила, от второго, считай, отказалась, согласившись быть с первым, потом вообще его потеряла. Мало ли что я там всем наговорила, но ведь столько людей видели Васютину гибель… Детей так и не нашла, они сами нашлись, а меня занесло прямо в пасть Рахимычу. Столько народу с места сдёрнула, а им и без меня хлопот хватало… В общем, прихожу я в полный моральный упадок и, наконец, плачу.
… Через некоторое время просыпаюсь от холода. Оказывается, нарыдавшись, я заснула, а трудяга-дом, или, местный домовой, вот уж не знаю, позаботился обо мне по-своему: выщелкнул пробку из слива. Вода сошла, лежу я пустой ванне и мёрзну аж до мурашек. Приходится вылезать. Кое-как, стараясь не задеть ноющие ранки, умудряюсь вытереться и напялить на себя мужскую рубашку. Она-то и Маге, похоже, длинна, а мне как раз до колен, правда, рукава свисают, как у Пьеро. Я их засучиваю, справляюсь с частью пуговиц, другие оставляю в покое — то ли пальцы начинают путаться, то ли прорези слишком узкие, но не получается застегнуться до конца. Оставляю как есть.
По контрасту с маленькой ванной комнатой спальня кажется спортзалом, а путь до кровати — Голгофой. Уже потянув на себя одеяло, обнаруживаю в ногах аккуратно свёрнутый свитер. Зачем? Да пусть лежит, мне-то что. Закутываюсь в одеяло, и сразу же свет в комнате гаснет.
А я-то ещё задавалась вопросом, как это делается. Просто дом чувствует, что хозяин хочет спать.
"Хозяйка!" — шепчет на ухо чей-то голосок.
Где-то внизу взлаивает Нора. По привычке дёргаюсь, но тут же себя осаживаю. Разберутся сами. Если и заявились поздние гости — явно не ко мне.
***
…Первое, что вижу, проснувшись — курчавую голову на соседней подушке. Правда, на сей раз, вопреки обыкновению, Мага спит, практически одетый. Ага, это чтобы меня не шокировать своим присутствием, так, что ли?
Не знаю, сколько я спала, но явно достаточно. Может, и дом мне что-то нашёптывал успокаивающее, а может, и нужно было отоспаться, потому что, как ни старался сэр Майкл, подлечил-то он только тело, а психика у меня вчера была явно сдёрнута. Особенно если вспомнить истерику в ванной… Стыдно становится.