Сороковник. Книга 3

Дверь за ним закрывается. Трясущими руками наливаю заварки из чайника и выпиваю, не потрудившись разбавить кипятком. Что могла, я сделала. Будь по-вашему, господин ГЛАВА Клана некромантов, Архимаг и прочая и прочая: женщине — женские дела, вам — мужские. Ведь вы о ч е н ь хотите поставить Игрока пред своими светлы… тёмными очами, дорогой Ящер? Чтобы, наконец, поставить жирную точку в ваших разборках? Показать, как вы сами когда-то изволили выразиться, кто в этом мире хозяин?

Тогда вам придётся сперва найти Васюту.

***

Поправляя на ходу пышные кружевные манжеты, одёргивая шитый золотом камзол винного цвета, сбегает по ступенькам Николас. Охорашивается, словно девушка. Я только головой качаю. Зная этого франта, могу поклясться, что выбрал он из братцева гардероба один из лучших нарядов и сапожки подобрал соответствующие, настоящие ботфорты, как у мушкетёров. На этом пройдохе любой наряд сидит естественно, как вторая кожа. Впрочем, не только на нём. У меня дух перехватывает, потому что вслед за старшим спускается и Мага, но не в своих традиционных цветах — чёрном с серебром, — а в таком же благородно-красном с золотом.

— Представляешь, родственница, — сообщает Николас, а у самого в глазах, вы не поверите, — нежность, — нарядов каждого вида у твоего наречённого — по два экземпляра. Как ты думаешь, почему? И этот упрямец наотрез отказался надевать что-нибудь другое. Я даже расстроился: как же ты теперь будешь нас различать? Но потом решил ему простить: пока он в повязке, ты нас не перепутаешь.

— Поверь мне, Ник, — говорю с чувством, — я вас и без этого не спутаю. Не волнуйся, каждый из вас неподражаем.

Красавцы, что ни говори. И то, что они, высокие, стройные, подтянутые, в старинных изысканных костюмах, зеркально похожи и в то же время разные — усиливает их привлекательность. Эти парни только выигрывают, появляясь вдвоём.

— Слыхал? — Николас наставительно поднимает палец. — Братец, это она, между прочим, про меня сказала, что я неподражаем! Так, родственница, не вздумай здесь ничего убирать, а то я тебя знаю: мы за порог, а ты сразу начнёшь посуду мыть. Через четверть часа нагрянут из ближайшего ресторанчика две девицы, мы специально их пригласили, — э-э, не подумай плохого, именно девиц, чтобы лишними посторонними мужчинами тебя не пугать… Так вот, они заявятся и всё приберут и оставят тебе кое-что на обед, и так, на всякий случай, перекусить, если захочешь. А к вечеру — часам к семи, к нашему приходу, — что-нибудь тоже сообразят, чтобы тебе не заморачиваться. Хватит, отдохни от кухни. Хотя на досуге как-нибудь изобразишь нам борщ, мне понравился. — Он целует меня куда-то в висок. — Будь умницей, Ива.

Мага кладёт на каминную полку звякнувший кожаный мешочек.

— Если куда выйдешь — далеко от дома не отходи, — просит сдержанно. — Смотри по самочувствию. Старайся быть на людях, но и в толпу не лезь. Запер бы я тебя, — добавляет, подумав, — да тебе тут и заняться нечем, заскучаешь. Зайди к Мишелю, помнишь его салон? Там женщины сутками могут сидеть… Ну, сама решишь, что делать, не маленькая. — Осторожно обнимает и чуть задерживает меня в объятьях. Требовательно заглядывает в глаза. — И чтоб никаких авантюр и акций по спасению!

— Хочешь — вообще никуда не пойду, — говорю с готовностью. — Что вы меня так активно выпроваживаете?

— Потому что тебе нужен свежий воздух, — обрубает Мага. — И ходить нужно больше. Ничего, закончим с делами, отвезём тебя в Каэр Кэррол — там тебе будет веселей. Всё-таки женщины будут рядом. Ива…

Он не целует меня, даже невинно, "по-родственному", как это только что сделал его брат, просто пожимает осторожно руки.

И вот оно, снова: за мужчинами захлопывается дверь, а я остаюсь одна, как несколько дней назад. Дней, которые сейчас кажутся годами.

В окно мне видна прекрасная кавалькада: доны Теймур и Мага на угольно-чёрных конях, Николас — на вороном, с белоснежной гривой и хвостом, и с обоих флангов два тёмных рыцаря на жеребцах удивительной серебристой масти. Всадники поворачиваются в мою сторону и в ответ на мою приветственную отмашку одновременно салютуют. А улица почему-то взрывается аплодисментами. В недоумении поднимаю глаза. С балкончика второго этажа дома напротив компания барышень в нарядных пышных платьицах, в чудных шляпках с цветами приветственно машет некромантам ручками, затянутыми в перчатки выше локтей, и строит глазки. В сторону Маги летит букетик фиалок. Суженый мой хмуро отстраняется, поэтому букет перехватывает Николас. Наш дамский угодник томно закатывает глаза и посылает прелестницам воздушный поцелуй.

Барышни в восторге аплодируют. Не хватает только подбрасываемых в воздух чепчиков.

Прежде, чем компания похожая на небольшой отряд, снимается с места, успеваю заметить и снисходительную усмешку Главы и то, как Николас ловко подхватывает ещё один букет, летящий с очередного балкона. Да их чествуют как героев! А разве не так? Не они одни, конечно, и я более чем уверена, что цветов и воздушных поцелуев (и не только воздушных) сегодня перепадёт многим, потому что, похоже, "моих" некромантов не ждали специально — они попали под общую раздачу. Не просто так улицы украшены флажками, вымпелами, цветочными гирляндами, не просто так неподалёку вдруг начинает греметь духовой оркестр. И прохожие уже подтягиваются, собираются на тротуарах, все разодетые, хоть и разнопёстро, сообразно моде не менее чем трёх столетий и стран, а праздничный настрой так и просачивается с улицы, словно веселящий газ.

Да, они выжили! Уверена, далеко не все отсиживались за наглухо закрытыми дверьми… а даже и отсиживались — кто их осудит, простых мирных людей? Что бы они сделали, милые барышни, цветочницы и белошвейки, а с ними их почтенные отцы и матери семейств, подростки и совсем маленькие дети — против хрипящих в боевом трансе ламий, циклопов с железными палицами и безжалостно давящими ногами? А против огнедышащих драконов? Да ничего. Наверняка кто-то из них, горожан, дежурил с городской стражей, тушил пожары — и умирал наравне с воинами, магами и амазонками. Почему? Потому что в числе учеников были не только попаданцы. Были и здешние дети, о которых говорил на совете мэр славного Тардисбурга, их дети.

Так значит, эта победа — общая, правда? И воинов, и магов, и жителей. И… немного наша с Рориком.

Возле нашего дома останавливается небольшой фургон, запряжённый парой белых мулов. Со скамеечки позади кучера шустро спрыгивают две милых девушки в одинаковых форменных платьях в сине-белую клетку, с кружевными наколками в волосах. Должно быть, это о них предупреждал Николас! Нора, подхватившись с коврика у камина, сигнально взрыкивает и мы вместе с ней спешим открывать. Девушки, хорошенькие как статуэтки из саксонского фарфора, сначала шарахаются от собакина, затем умиляются, наперебой осыпают её похвалами и за считанные минуты наводят порядок на кухне. А заодно притаскивают из фургона несколько судков, картонных коробочек и жестяных разнокалиберных банок — к обеду и "на всякий случай". И сообщают между перебежками, что на центральной площади через полчаса начнётся торжество, где выступит сам господин мэр, что будут чествовать героев из всех секторов, а потом устроят представление. А вечером — танцы, и в одиннадцать часов ночи — фейерверк… Короче, успевают забить мне голову самыми наиглавнейшими, с их точки зрения, новостями, а заодно: поинтересоваться, не будет ли ещё каких заказов, оставить визитку ресторанчика, сообщить, что сегодня у них открывается пиццерия и весело отказаться от денег, поскольку "всё оплачено". Это не мешает им обрадоваться чаевым, когда я выделяю каждой по монетке из оставленного Магой мешочка.

Девчушки исчезают. Похоже, мысленно они уже на танцульках, с кавалерами. Смотрю им вслед, невольно умиляясь: как мало нужно для счастья в таком возрасте, как быстро забываются тяжёлые дни!

Значицца, так, неожиданно выползает со своей репликой давно заглохший внутренний голос, нечего и тебе дома высиживать. Гулять, так гулять! Танцульки, конечно, оставим таким вот девочкам, речи — выступающим, а вот посмотреть, что там за представление, будет интересно. Помнишь, Гала рассказывала, что здесь и театр есть? Значит, есть и артисты, профессиональные, может, и циркачи, и эстрадники, и музыканты. А ты уже тысячу лет в театре не была, да что там — хорошей музыки не слушала, всё попсу какую-то фоном к домашним делам…