Сороковник. Книга 3
Шрифт:
Мне вдруг очень хочется увидеть другой Тардисбург, не тот, что я видела в основном мельком, во время вынужденных перебежек да вылазок, постоянно сетуя на недостаток времени… Чего-чего, а времени у меня теперь — завались. Да и нужно же куда-то себя девать, не сидеть же сутки напролёт у окошка, рыдая о Васюте? Нет уж. Я подкинула благородным донам идею, они на неё повелись, моё дело — ждать. И надеяться, что в поисках Игрока они наткнутся на кое-кого ещё.
С сокрушением перебираю свой скудный гардероб. Можно, конечно, посмеяться извечной женской беде, но надеть-то действительно нечего, не зря я Маге жаловалась! Он-то, было дело, заверил, что всем меня обеспечит, правда потом сразу отправился на войну, и вот теперь та самая его домашняя рубашка, что на мне — лучшее,
Да. Карманы — это важно. Руки можно спрятать от любопытных. Вот только бы мне остатки пальчиков чем перебинтовать… Чистый бинт нахожу в ванной комнате, в шкафчике под раковиной.
Вот и всё. Сама готова, осталось выгулять собачку — и вперёд!
…Во дворике пустынно и почти так же тихо, как при нашем первом явлении тут с Рориком, лишь издалека доносятся приглушённые расстоянием звуки оркестра. И на том месте, куда я умудрилась "посадить" посох, до сих пор торчит трогательный холмик свежевзрытой земли с ямкой от древка: единственное напоминание о том, что произошло. И так же слепы и глухи окна соседнего дома. Впрочем, оно и понятно, сейчас на всех улицах приветствуют героев.
После моциона наливаю в Норину миску свежей воды, заодно оставляю покушать и долго объясняю собакину, почему со мной нельзя. Что ей делать среди толпы? Не прогулка это получится, а сплошной надзор за собачьим хорошим поведением. Да, мне очень стыдно: в который раз я оставляю тебя одну, Нора, но потерпи, вот приедем скоро в Каэр Кэррол, уж там-то нагуляешься, и безо всякого присмотра!
Собакин, задобренная половиной банки ветчины, в общем-то, не обижается; покружившись на коврике, плюхается и для порядка вздыхает, закрывает глаза. Ждать, так ждать, хозяйка. Отпускаю. И я, наконец, выхожу из дому, рассовав по карманам несколько золотых и серебряных монет.
Ключей у меня нет, да и не помню, чтобы Мага ими пользовался: в своё время он просто настроил на меня вход. Да что я, в самом деле, это же дом-умница, он никого чужого не впустит, закрылся же однажды наглухо, вычислив Омаровых соглядатаев! Поэтому я лишь прикрываю за собой дверь, и та захлопывается с весёлым стуком, будто желая доброго пути. Ах, что за умный дом! Надо бы расспросить о нём подробнее…
Звуки марша слышны отчётливей. Флаги вьются, упущенные шарики летят в небо, балкончики содрогаются под ликующими барышнями. По центру мостовой неспехом проезжают несколько рыцарей в парадных доспехах, а вслед за ними — глазам не верю — шествуют в окружении друидов белый и бурый медведи и четыре боевых пса, все в сияющей броне, с позолоченными когтями. У меня перехватывает дыхание.
— Хорс! — не выдержав, окликаю. Но ни один из громадных псов даже ухом не ведёт, мой голос им незнаком. И у меня, как ни странно, отлегает от сердца. Сэр Майкл не упомянул о Хорсе, но ведь Васюта, уходя, забрал его с собой! И если он жив… нет, не если, а просто скажу: Хорс наверняка сейчас рядом с хозяином, да и Чёрт, как боевой конь, дорогого стоит. Где бы Васюта ни был — он не один. На миг закрываю глаза. Всё хорошо. Я верю.
Но вот уже публика на тротуарах начинает всё более поглядывать и прохаживаться в сторону центральной площади. Что ж, и мне туда же. Отрываюсь, наконец, от родного порога и вливаюсь в общий людской поток.
"Поток", конечно, громко сказано, это же не мегаполис. К тому же, двигаются все с разной скоростью: кто-то пошустрее лавирует щучкой, спеша, или может, в силу непоседливого характера, кто-то притормаживает —
перекинуться парой слов со знакомыми. Я не тороплюсь, чтобы ни на кого не налететь, случайно заглядевшись по сторонам. С любопытством рассматриваю наряды дам и их спутников, стараясь делать это исподволь, не в упор, пытаюсь отгадать хотя бы приблизительно, откуда те или иные веяния могли отразиться в одежде. А через несколько кварталов до меня доходит одно интересное обстоятельство.В пестроте нарядов различных времён мой глаз уже неоднократно отмечал нечто, не совсем свойственное здешним тенденциям. Уже повстречались мне несколько женщин, девушек и девочек-подростков, одетых просто и совсем вроде бы не по-праздничному: в простые парусиновые брюки, а кое-кто и в джинсы, в рубашки мужского покроя с распашным воротником, украшенным вышивкой, в курточках-ветровках. Что-то общее было в этих юных и не очень особах, что-то, я бы сказала, знакомое, их всех связывающее. А если учесть, что время от времени дама в подобном, с позволенья сказать, "костюме" шла рука об руку с каким-нибудь молодым человеком в бесформенном балахоне, скромно подпоясанном шнуром или верёвкой, с непременным посохом или хотя бы наспех вырубленной и обструганной палкой…
Давлю в себе смешок. Так вот и приходит популярность. Тем не менее, лично у меня автографов просить не будут, уверена. Курьёз, но добрая половина "обережниц" выглядит куда ближе к образу, чем я сейчас: и красивее и, чего уж там, помоложе, и в каких-то замысловатых бусиках и фенечках. Есть даже те, на ком рубахи расшиты как у русичей — видимо, в их квартале и покупали, с сапожками заодно, и косы заплетать учились — а я-то стрижена, это в последнее время волосы отрасли так, что в глаза лезут, но какие уж там косы? Отчего-то развеселившись, я поглубже засовываю руки в карманы и спокойно иду себе дальше. Благодаря "поклонницам", я в толпе теперь не выделяюсь.
И невольно вспоминаю, как комплексовала, попав на эти улицы в первый раз. Чуть ли не стыдилась своего внешнего вида. А сейчас… Да я, кажется, стала основательницей брэнда, не иначе!
Над группками прохожих парят лёгкие золотистые облачка, ауры праздничного настроения и душевного подъёма. Припомнив советы Симеона о ежеутренней подзарядке, я осторожно тяну на себя эту светлую энергетику. Совсем немного, чтобы и у людей радости не отнять, и… никак не могу привыкнуть к этой мысли… и чтобы тем, кого рощу в себе, достались самые сливочки. Будущим Воинам нужно познать радость Победы, обязательно нужно.
На подходе к центральной площади улица становится оживлённее, и я невольно замедляю шаг. Хочется, конечно, и поглазеть, и послушать, но что-то опасаюсь я лезть в самую гущу. Толкнёт кто случайно — доказывай потом, что ты беременна, скажут: куда лезла? Ума нет? Я же, собственно, не за конкретным зрелищем вышла, мне просто погулять, ноги размять. А тут уже и музыка слишком громкая, и толчея ощутимая. Углядев ответвление от радиальной улицы, ныряю в неширокий спокойный переулочек и через две минуты перестаю слышать шум за спиной — как отрезало. Будто за плавными изгибами переулка скрываются невидимые глушилки.
Здесь интересный природный ландшафт, строения бережно огибают живые островки зелени, потому-то переулок и выводит собой загогулины. Встречаются по обеим сторонам невысокие горки, холмы с двумя-тремя берёзами или елями, обнесённые маленькими скверами, а ещё чуть погодя я чувствую свежий запах воды. Дома расступаются, я выхожу к пруду. Видеть его невообразимо приятно, потому что рядом с моим домом остался почти такой же, разве что более дикий и неухоженный. Да, ещё одна разница: в "домашнем" водоёме отражались несколько частных домиков, в этом же — скамьи невысокого амфитеатра на противоположной стороне, к которому примыкает эстрада. Там уже суетятся несколько долговязых фигур во фраках, расставляют пюпитры, стулья. Зрителей на скамьях — раз-два и обчёлся, да они и не готовы ещё слушать, так, пересмеиваются, судачат о чём-то своём. Основная-то публика сейчас в центре, здесь, должно быть, все "свои", пришли на маленький уютный домашний концерт. А эстрада — это зелёный камерный театр, пусть и крошечный…