Советская элита от Ленина до Горбачева. Центральный Комитет и его члены, 1917-1991 гг.
Шрифт:
Между тем Центральный Комитет утрачивал своё единство, отражая непрерывно углублявшиеся противоречия в быстро менявшемся обществе, и его заседания приобретали все более конфронтационный характер. «Ожесточённые сцены вспыхивали регулярно», — вспоминал Валерий Болдин, возглавлявший штат личных помощников Горбачёва, и по мере того как позиции генерального секретаря в Центральном Комитете становились все более атакуемыми, он все чаще стал предпочитать действовать в обход него и партийных структур в целом. «Его в равной степени перестали устраивать как состав Центрального Комитета, так и настроения в самой партии», — вспоминал Болдин. В ЦК возникла «атмосфера взаимного непонимания и недовольства», все меньшее число членов Центрального Комитета посещали генерального секретаря во время пленумов, никто не аплодировал при его появлении, «многие продолжали разговаривать друг с другом или озираться по сторонам, не обращая на него внимания» [619] . Сам Горбачёв как-то сказал своему помощнику Анатолию Черняеву, что 70% членов Центрального Комитета и постоянных сотрудников его аппарата «…настроены против него и его ненавидят» [620] . В этих условиях он «стал с опаской относиться к пленумам Центрального Комитета» и прислушивался в основном к мнениям тех членов руководства, которые, подобно Александру Яковлеву, были не только преданы ему лично, но также являлись приверженцами демократизации общества в обход КПСС [621] . В 1990 г. в своей записке, поданной Горбачёву после заседания Политбюро, Яковлев называет Центральный Комитет «…главным препятствием для перестройки и всей проводимой нами политики» и предполагает, что «…нет никакой необходимости собирать его столь часто» [622] . Создание в 1990 г. системы президентского правления было нацелено на изолирование партии в том духе, [в котором предлагали советники Горбачёва], но в то время ещё отсутствовали властные структуры, на которые мог бы опереться президент и которые заменили бы собой партийную иерархию, занимавшую доминирующие позиции в советской системе практически с самого начала её существования.
619
Болдин В.И. Крушение пьедестала. С. 243–250.
620
Черняев А.С. Шесть лет с Горбачёвым.
621
Об опасениях Горбачёва см.: Болдин В.И. Крушение пьедестала. С. 406.
622
Черняев А.С. Шесть лет с Горбачёвым. С. 330. Сам Черняев являлся сторонником увольнения большей части членов ЦК по примеру того, как поступили с Егорычевым в 1967 г., и формирования значительно меньшего по составу нового ЦК, включавшего не более 100 человек. См.: Черняев А.С. 1991 год. Дневник помощника Президента СССР. — М., 1997. С. 15 (запись от 30 апреля 1989 г.).
Центральный Комитет определённо представлял собой площадку, на которой противники реформ имели возможность нападать на реформаторов, именуя тех «саботажниками», «социальными наркоманами», «носителями идеологического СПИДа» или даже «контрреволюционерами» [623] . Но члены ЦК в целом не всегда являлись противниками постепенных реформ в рамках социалистической системы. Так было в течение четырёх лет с момента избрания Горбачёва, вплоть до апреля 1989 г., когда на пленарном заседании ЦК впервые прозвучала открытая критика в его адрес [624] . И когда Центральному Комитету было предложено голосовать за тех кандидатов, которых партия намеревалась включить в список депутатов на выделенные ей 100 мандатов на предстоявшем весной того года съезде народных депутатов, оказалось, что реформаторы пользовались в нём большей популярностью, нежели консерваторы. Из сотни кандидатов 52 человека были избраны единогласно, против самого Горбачёва подали 12 голосов, а против его ближайшего сподвижника Александра Яковлева — 59. Но больше всего голосов (78) было подано против Егора Лигачёва, которого считали «ведущим идеологическим ортодоксом в партии». Когда Лигачёва на съезде партии в 1990 г. выдвинули на пост руководителя фракции коммунистов в Верховном Совете, он потерпел столь убедительное поражение при голосовании (его поддержали только 776 из 4683 делегатов), что был вынужден объявить о своём уходе из активной политической жизни [625] . В апреле 1991 г. пошатнулись позиции Горбачёва в Центральном Комитете, и более 70 его членов, выражая «категорическое несогласие с нападками на генерального секретаря», начали сбор подписей под коллективным заявлением в его поддержку [626] , а когда ЦК приступил к рассмотрению вопроса об отставке Горбачёва, за неё проголосовали всего 13 членов ЦК и ещё 14 человек воздержались [627] . Вместе с тем Горбачёв наряду с непримиримыми противниками имел и безусловных сторонников среди постоянно менявшегося состава ЦК. Один из них, журналист [и писатель] Александр Чаковский, вызвал «оживление в зале», когда, выступая на пленуме ЦК, собравшемся в декабре 1989 г., заявил: «…если бы он [генеральный секретарь] был человеком противоположного пола, то я бы просто сказал: «Я люблю вас!»» [628] .
623
См. выступления: редактора «Правды» Виктора Афанасьева (Материалы Пленума… 18–29 сентября 1989 г. С. 81); директора ТАСС Л.П. Кравченко (Материалы Пленума… 8–9 октября 1990 г. С. 80); первого секретаря компартии Азербайджана Везирова (Материалы Пленума… 24–25 апреля 1989 г. С. 71) и члена ЦК из рядовых коммунистов Г.А. Смирнова (Материалы Пленума Центрального Комитета КПСС 10–11 декабря 1990 г. — М., 1991. С. 68).
624
Черняев А.С. Шесть лет с Горбачёвым. С. 191.
625
Результаты голосования на пленуме ЦК (см.: Материалы Пленума Центрального Комитета КПСС 15–16 марта 1989 г. — М., 1989. С. 18–26) и на съезде (см.: XXVIII съезд… Т. 2. С. 391). Как замечает Легостаев (Легостаев В. Технология измены. С. 160–181), именно такие результаты были опубликованы официально. Избранный руководителем фракции Владимир Ивашко набрал 3108 голосов за (при 1309 против). Сам Горбачёв был переизбран генеральным секретарём. За него проголосовали 3411 делегатов съезда и 1116 человек проголосовали против его избрания (XXVIII съезд… Т. 2. С. 295). Об уходе на пенсию Лигачёва, уехавшего в Сибирь писать мемуары, см.: Труд. 1990. 21 июля. С. 4.
626
Горбачёв М.С. Жизрь и реформы. Т. 2. С. 539.
627
Материалы Пленума… 24–25 апреля 1989 г. С. 83. Пленум подтвердил решение Политбюро отклонить заявление Горбачёва об отставке (ЦХДСИ. Ф. 89. Оп. 12. Д. 26) 25 апреля 1991 г.
628
Известия ЦК КПСС. 1990. № 4. С. 86 (на этом пленуме Горбачёв поднял вопрос о своей отставке, см.: Там же. С. 61).
Невзирая на происходивший медленный распад, Центральный Комитет почти до самого конца сохранял моральный авторитет внутри партии, оставаясь сообществом влиятельных людей, среди которых ещё можно было надеяться отыскать носителей здравого смысла. Как утверждал Сталин в 1931 г., в Центральном Комитете сосредоточена «мудрость партии», в нём собраны «наши лучшие промышленники, наши лучшие кооператоры, наши лучшие снабженцы, наши лучшие военные, наши лучшие пропагандисты, наши лучшие агитаторы, лучшие знатоки совхозов, наши лучшие знатоки колхозов, наши лучшие знатоки индивидуального крестьянского хозяйства, наши лучшие знатоки наций Советского Союза и национальной политики» [629] . Центральный Комитет и Контрольный Комитет нашей партии, говорил он в отчётном докладе XV съезду партии в 1927 г., вместе взятые, представляют собой «…руководящий в 200–250 товарищей центр, регулярно собирающийся и решающий важнейшие вопросы нашего строительства», ядро, которое по иному можно было бы назвать «генеральным штабом партии» [630] . Для самого Горбачёва Центральный Комитет ещё в конце 1980-х гг. оставался «мозгом партии», а его советник Георгий Шахназаров называл ЦК «мозгом и мотором всей системы управления государством». Некоторое время спустя пресс-секретарь Ельцина считал ЦК «…органом, состоявшим из наиболее либерально мыслящих людей, набранных из рядов Советской интеллектуальной элиты» [631] . Чаковский на пленуме ЦК в декабре 1989 г. признался в том, что для него выступление перед членами ЦК «выдающееся событие». «Если бы в 1930 г., когда я вступал в комсомол, или в 1939 г., когда я стал кандидатом в члены партии, кто-нибудь сказал, что я выйду на трибуну Центрального Комитета партии с речью, я бы сказал: «Ты что, смеёшься надо мной, что ли?» Для меня понятие ЦК было и есть святым понятием» [632] .
629
Сталин И.В. Сочинения. Т. 13. — М., 1951. С. 107.
630
XV съезд Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). — М. Л., 1928. С. 69. Высказывание Сталина о генеральном штабе партии см.: Сталин И.В. Сочинения. Т. 14. С. 220.
631
Воротников И.В. А было это так… С. 348; Шахназаров Г. Цена свободы. С. 501; Костиков В. Романс Президентом. — М., 1997. С. 81, 271 (в ссылках на политическую элиту Горбачёвской эры в целом).
632
Известия ЦК КПСС. 1990. № 4. С. 85 (выступление на декабрьском 1989 г. Пленуме ЦК).
Неспособность ЦК воспользоваться подобным потенциалом для возрождения стала в конце концов приговором ленинскому учению, которое всегда опиралось на идею партии, возглавляемой профессиональными революционерами, руководящими многочисленной массой рядовых членов [633] . Это стало приговором партии, которая по тем или иным причинам не сумела демократизировать собственную организацию, в то время как менялось само общество в результате политики, инициированной ею самой, а точнее — приговор так называемой внутренней партии, «относительно тонкого, но невероятно влиятельного слоя» руководящих чиновников, не желающих делиться своей монополией на политическую инициативу, которую они обрели в результате реализации принципа «демократического централизма» [634] . Эго стало также менее очевидным приговором марксизму, поскольку партия не испытывала серьёзного давления, которое заставило бы её отказаться, по крайней мере, от политики относительно низких цен на основные потребительские товары, полной гарантированной занятости населения и политической стабильности [635] . Но окончательный приговор был вынесен элите, которая извлекала все возможные преимущества из своего доступа к рычагам власти, особенно в брежневские годы. Это стало также приговором политической традиции, которая, зародившись ещё до 1917 г., не сумела создать должного числа институтов, способных обеспечить более широкое распределение политической власти как внутри самой партии, так и в обществе в целом, включая независимую судебную систему, свободную прессу, имеющую возможность критиковать действия руководства, и организации типа профсоюзов, способные защищать интересы рядовых граждан. Эта традиция создавала привилегированное положение одной единственной идеологии, будь то православие или марксизм-ленинизм, объявляла любую оппозицию предателями или даже врагами. Согласно этой традиции любой сильный лидер — царь, генеральный секретарь или президент, всегда обладал большей властью, нежели выборные органы, которые обязаны были ему подчиняться, или суд, который должен был объявлять законными любые его действия. Понятно, что эта была не та политическая обстановка, в которой возможно создание демократизированной партии во главе с Центральным Комитетом, выражавшим интересы рядовых её членов.
633
См., напр.: Polan A.J. Lenin and the End of Politics. — London, 1984.
634
Афанасьев В.С. Четвёртая власть и четыре генсека. С. 82, 123. Даже Борис Ельцин (совсем в иной связи) признавал, что «…глубокая пропасть между руководством партии и массой рядовых её членов стала одной из главных причин краха Советской Коммунистической партии» (Сегодня. 1997. 28 окт. С. 1).
635
См., напр.: Miller W.I., White S., Heywood P. Values and Political Change in Postcommunist Europe. — London, 1998.
7. Элита и общество
Когда класс берёт власть, какая-то часть его становится агентами этой власти. Так рождается бюрократия. В социалистическом государстве, где капиталистическое накопление членам правящей партии запрещено, такое разделение, начавшееся как чисто функциональное, со временем становится социальным.
Привилегии имеют лишь половину цены, если нельзя оставить их в наследство детям. Но право завещания неотделимо от права собственности. Недостаточно быть директором треста, нужно быть пайщиком. Победа бюрократии в этой решающей области означала бы превращение её в новый имущий класс.
Коммунистическая партия Советского Союза находилась у власти самый продолжительный период времени по сравнению с любыми другими политическими режимами нового времени. И на протяжении всего этого периода, не считая нескольких месяцев после Октября 1917 г., партия полностью и монопольно контролировала деятельность правительства. За эти 70 лет были отчётливо выраженные этапы, когда партию как инструмент управления страной заменяли собой секретные службы или личный секретариат Сталина. Вместе с тем вплоть до 1977
г. отсутствовали какие-либо конституционно установленные основания для партийной монополии на власть. В Советской Конституции 1924 г. упоминания о партии отсутствуют вообще, а в Конституции 1936 г. она обозначена как «руководящее ядро организаций рабочего класса», но не государства в целом. В большинстве восточноевропейских стран имелось несколько партий, объединённых в альянс при доминирующей роли в нём коммунистов. Но в СССР не существовало законных оснований для создания иных политических партий вплоть до 1990 г., когда положение о руководящей роли КПСС было исключено из Конституции. Но в стране и не предпринималось попыток создания таких партий до конца 1980-х гг., когда стали появляться неформальные движения, разъедавшие монопольное положение одной партии. Вместе с тем для многих именно доминирование одной партии представляло отличительную черту коммунистической политической системы [636] .В какой-то степени такое положение было следствием так называемого демократического централизма — организационного принципа, избранного Российской социал-демократической рабочей партией ещё в 1906 г. и не допускавшего легальной оппозиции решениям, принимаемым верхними уровнями партийной иерархии [637] . Частично же оно объяснялось тем, что в руках руководства партии находились все средства убеждения, а при необходимости — и принуждения рядовых её членов к повиновению. Высшее руководство партии, под которым понимается совокупность членов Политбюро и Секретариата, ближе к концу советского периода составляло малую, причём постоянно сокращавшуюся в процентном отношении, часть её Центрального Комитета. Иное положение наблюдалось в первые годы Советской власти, когда, например, в 1920 г. в состав Политбюро и Секретариата входили 10 из 19 избранных тогда полномочных членов ЦК, или в 1924 г., сразу после смерти Ленина, когда в эти органы входила примерно третья часть значительно более многочисленного состава ЦК. В те годы Центральный Комитет являлся олицетворением партийного руководства, его решения были обязательны для всех нижестоящих партийных организаций, и ни один партийный или государственный орган даже не мог помыслить о том, чтобы покуситься на его авторитет.
Соответственно, Центральный Комитет представлял собой ядро советского режима на протяжении почти всего срока его существования, и любые изменения в его составе или в мере влияния на выработку и принятие решений играли центральную роль в изменениях природы Советской власти в целом. В последних главах книги мы рассмотрим более внимательно некоторые черты этой меняющейся элиты и прежде всего то, насколько можно считать её представительной по отношению к партии и более широким слоям общества, а также те материальные привилегии, которыми пользовались отдельные её представители. Отражал ли ЦК состав избиравшей его партии или отличался от него по мере того, как его члены усиливали собственный контроль над избирательным процессом? Можно ли было считать состав ЦК достаточно репрезентативным по отношению к делегатам партийных съездов, которым он был формально подотчётен, или к обществу в целом, от имени которого он выступал? Извлекали ли члены ЦК возможность для личного обогащения из тех преимуществ в виде контроля над деятельностью правительства и недоступности для критики в прессе или для судебного преследования, которыми они обладали? Действительно ли эта группа, как утверждают некоторые исследователи, переродилась в касту, искавшую пути для конвертирования своего доминирующего положения в долговременную защищённость принадлежавшей им частной собственности, и именно этот процесс стал главным в преобразованиях начала 1990-х гг.?
636
См., напр.: White S. What is a Communist System // Studies in Comparative Communism. 1983. № 16: 4 (Winter). P. 247–263.
637
Точная формулировка этого принципа содержится в сб.: Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. В 15 т. — М., 1983–1989. Т. 1. С. 206. Принцип демократического централизма сохранялся в неизменной редакции во всех вариантах Устава партии, включая принятый в 1990 г.
Была ли элита репрезентативной?
Считалось, что в Центральном Комитете и среди делегатов избравшего его съезда были собраны «лучшие из лучших» представители партийных рядов. Как заявил Ворошилов в своём выступлении на XXIV съезде партии в 1925 г., Центральный Комитет в целом «…есть тот ленинский коллектив, который после съезда получает в свои руки всю полноту власти и руководит всей жизнью партии, неся за это руководство всю полноту ответственности». В более поздних формулировках ЦК определяли как «…грамотный коллектив руководителей, преданных делу партии, тесно спаянных с партией и беспартийными массами, вооружённых знанием жизни и нужд общества» [638] . На самом деле, состав ЦК формировался в результате трёх, очень между собой различавшихся подходов к подбору его членов. Поначалу он должен был включать высших партийных руководителей преимущественно мужского пола, русских по национальности и по крайней мере в поздние сталинские годы — среднего и более старшего возраста. Одновременно в него должны были входить главные исполнители проводимой партией политики, то есть те, кто возглавлял важнейшие государственные органы и общественные организации и, с установлением системы должностных вакансий, все более непреложно обретал право на избрание в его состав. Это влекло за собой следующее: сдвиг в пользу тех в составе ЦК, кто работал в больших городах и заседал в правительственных кабинетах. Эти люди вероятнее всего были (особенно в последние десятилетия Советской власти) мужчинами с высшим образованием, среднего возраста и славянской национальности. Доля лиц с подобными характеристиками в составе ЦК сильно отличалась от соответствующих пропорций как среди членов партии, так и в обществе в целом. И кроме того в составе ЦК обязательно должны были присутствовать символические, декоративные представители рабочего класса и колхозного крестьянства (то есть тех общественных сил, интересы которых партия претендовала представлять), а также — народной интеллигенции, класса, возникшего за годы советской власти и включавшей в себя учителей, врачей, учёных и управленцев. Представители этих двух групп создавали в составе ЦК крен в противоположную сторону, поскольку в их числе было больше женщин, малообразованных людей и лиц не русской национальности.
638
XIV съезд Всесоюзной коммунистической партии (б) 18–25 декабря 1925 г. Стенографический отчёт. — M.-Л., 1926. С. 396 (выступление Ворошилова). Петровичев Н.А. и др. Партийное строительство. — М., 1981. С. 16.
В какой-то степени три указанных конкурирующих между собой подхода к формированию ЦК нивелировались ростом его численности. С 29 полномочных членов и кандидатов в члены в ЦК, насчитывавшихся в нём в 1917 г., их число выросло до 46 в 1922 г., 87 в 1924 г. и 139 в 1934 г. Затем количество членов ЦК резко увеличилось до 236 человек в 1952 г., после чего наблюдался его устойчивый рост до 477 полномочных членов и кандидатов в члены ЦК, избранных на съезде в 1986 г., где Горбачёв впервые выступал с докладом в качестве лидера партии. Между тем численность самой партии росла ещё более высокими темпами, в результате чего доля полномочных членов ЦК в ней постоянно уменьшалась. В 1924 г., сразу после смерти Ленина, один член ЦК приходился на 5000 рядовых партийцев, но уже в 1930-е гг. один член ЦК приходился на 19 тыс. членов партии, а в 1950-е гг. — почти на 30 тыс. человек. К моменту прихода к власти Горбачёва на одного полномочного члена ЦК приходилось уже 40 тыс. партийцев, а ко времени проведения последнего съезда в 1990 г. один полномочный член ЦК номинально представлял 46.670 рядовых членов партии. Очень скоро после 1917 г. Центральный Комитет перестал быть расширенным собранием руководящих работников, а к 1980-м гг. превратился в некую ассамблею, каждый персонаж которой представлял примерно такой же массив избирателей, как, скажем, избранный депутат Западного парламента.
Ясно, что Центральный Комитет нельзя было считать «представительным органом» в том смысле, который в это понятие вкладывают на Западе, поскольку его члены не были свободно избраны теми, от чьего имени они выступали. Но насколько репрезентативен он в социологическом смысле по отношению к составу партии в целом, делегатам партийных съездов или всего руководимого им общества? Далее мы рассматриваем изменения в составе ЦК путём сопоставления данных по каждому историческому периоду развития советской элиты, изученному в предыдущих главах, начиная с революционной элиты 1917–1923 гг. Соответствующие результаты приведены в табл. 7.1–7.5. Наш перекрёстный анализ, кроме того, соответствует относительно равным временным интервалам существования Советской власти, в моменты, близкие к датам проведения общесоюзных переписей населения. Например, XVIII съезд партии, проходивший в 1939 г., совпал по времени с проведением переписи 1939 г., а XXII съезд (1961) проходил почти одновременно с переписью 1959 г. Первая общесоюзная перепись населения в СССР проводилась в 1926 г., и поэтому сопоставительный анализ за период времени, соответствующий периоду существования революционной элиты, оказался невозможным. Соответственно, мы начинаем с состава Центрального Комитета партии, избранного XIV съездом в конце 1925 г. Эта дата укладывается в рамки того периода, который мы назвали ранним сталинским, но, как уже подчёркивалось выше, у него имеется немало сходных черт с революционным периодом, когда доминирующее положение в партии также занимали представители первого поколения её руководителей.
В Центральном Комитете всегда было больше членов партии — мужчин, причём эта диспропорция особенно сильно бросается в глаза, если учесть, что женщины в населении страны составляли более половины. На XIV съезде партии, собравшемся в декабре 1925 г., в состав Центрального Комитета при общем числе его полномочных членов и кандидатов в члены равном 106 были избраны всего три женщины. Среди делегатов съезда их было ещё меньше, хотя в процентном отношении их доля оказалась значительно выше среди делегатов от промышленно более развитых регионов (табл. 7.1) [639] . Русские в Центральном Комитете ранней сталинской эпохи были представлены в пропорции, превышавшей долю русского населения в стране, но в значительно меньшей, чем в самой партии. Для удобства сравнения в наших таблицах указано только представительство в ЦК второй по численности нации — украинцев, но в 1925 г. в Центральном Комитете присутствовало также немало евреев (12%), кавказцев (7%) и прибалтийцев (5%). Украинцы, со своей стороны, были не столь заметно представлены в новом составе ЦК (5%), как среди делегатов съезда, и в непропорционально малом количестве по сравнению с их численностью в партии и обществе в целом. Возраст большинства членов ЦК находился в интервале от 30 до 50 лет, то есть в используемых нами терминах это был Центральный Комитет «первого поколения», почти все члены которого родились между 1881 и 1900 г. и (кроме пяти человек) вступили в партию ещё до революции. В то же время его социальный состав можно назвать довольно сложным. С одной стороны, официальная статистика указывает на то, что в Центральном Комитете практически не было крестьян, то есть людей, работавших в то время на земле, но, с другой стороны, более 40% его членов имели сельское происхождение. Фактически в Центральном Комитете за всё время его существования поддерживалось относительно равное соотношение людей, родившихся в городе и деревне. Самый высокий уровень горожан (56%) из всех составов ЦК, рассматриваемых в настоящей главе, был в Центральном Комитете, избранном в 1925 г., причём именно тогда Россия всё ещё оставалась преимущественно крестьянской страной, в которой примерно четыре пятых населения проживали в сёлах.
639
XIV съезд… С. 810 (среди делегатов от промышленных регионов женщины составляли 6%).
Наиболее очевидно по уровню образования и жизненному опыту их членов отличались от остального населения страны ЦК революционного и раннего сталинского периодов. В соответствии с результатами переписи, проходившей год спустя после XIV съезда партии, более половины граждан страны старше девяти лет были неграмотными [640] . Ещё выше оказалась доля неграмотных среди женщин, сельских жителей и людей старше 50 лет. Серьёзные проблемы с грамотностью испытывала и сама Коммунистическая партия, в которой 3% членов не умели ни читать, ни писать [641] , и лишь 1% имел высшее образование [642] . Особенно низким уровнем грамотности отличались народы Средней Азии: полностью неграмотной была треть членов Компартии Узбекистана и около половины Компартии Туркмении [643] . Однако делегаты съезда 1925 г. были намного более образованными, чем партия в целом. Более 5% из них имели высшее образование [644] . Ещё выше был образовательный уровень самого Центрального Комитета, 40% членов которого окончили те или иные вузы.
640
Всесоюзная перепись населения 1926 г. В 56 т. — М., 1928–1933. Т. 17. Табл. 12 (55.1% мужского населения старше 10 лет умел читать, но среди женщин эта доля составляла всего 31.1%, а для населения в целом — 42.6%).
641
Партия в цифровом освещении. Материалы по статистике личного состава партии. — M.-Л., 1925. С. 102.
642
Социальный и национальный состав ВКП(б). Итоги Всесоюзной партийной переписи 1927 г. — М.-Л., 1928. С. 41.
643
Там же. С. 145 (неграмотными в то время были 36.1% узбекских, 43.4% киргизских и 46.2% туркменских коммунистов).
644
XIV съезд… С. 810.