Советская поэзия. Том второй
Шрифт:
СТАРИННАЯ ЗАПОВЕДЬ
Скажут: «Меньше тебя нет никого!» — Ты не гневись. Скажут: «Больше тебя нет никого!» — Ты не гордись. Будь стоек, как камни эти, молчащие И в бурю и в снегопад, Будь щедр, как деревья, тень приносящие Всем, кто прохладе рад. Учись, как потоки эти упорные, Себе прокладывать путь. Чтоб ни стряслось, как снега эти горные, Чистым и светлым будь! ‹1960›
* * *
«Право
‹1960›
* * *
В мой легкий день я буду вспоминать Пиры, где я плясал, и песен звуки, В мой трудный день я буду вспоминать Твое лицо и руки. В мой легкий день я буду вспоминать Вином пиров наполненные чаши, В мой трудный день я вспомню только мать И горы, горы наши. ‹1961›
* * *
Ветер кажется мне белым: Он летел по снежным пределам. Ветер кажется мне зеленым: Он летел по лесистым склонам. В нем — дыханье свежих платанов, В нем — дыханье свежих становий, В нем — дыханье древних туманов, Запах меда и запах крови… ‹1962›
* * *
«Растет ребенок, плача» — есть пословица. Но если плач ребенка слышу вдруг, Так больно сердцу моему становится, Как будто горы в трауре вокруг. Я помню, как детей беда военная Гнала в крови, средь выжженных путей. Мне кажется — рыдает вся Вселенная, Когда я слышу плачущих детей. ‹1962›
* * *
Будь я живописцем, там, на скалах, Как бы я тропинки рисовал! Это мысли путников усталых. Вот они, уйдя за перевал, Тянутся в тени чинар зеленых, Это матери моей печаль, Как печаль тех сумерек бессонных, Что уходит по тропинкам вдаль, То печаль балкарок, кабардинок, Матерей… О, кто бы написал Горскую задумчивость тропинок На вершинах и в теснинах скал!.. ‹1962›
* * *
Нет, не зря в огне костра пылало Дерево-краса и гордость гор, И зола не зря золою стала: Зимним днем нас обогрел костер. Снег, что шел зимой, весной растает, Но не зря зимою снег идет: Хоть растает он, но пропитает Поле, где весною хлеб взойдет. Не бесследно то, что преходяще, Служит в мире все добру иль злу. Вот и вспомнил я огонь гудящий, Глядя на остывшую золу!.. ‹1964›
ЖЕНЩИНА КУПАЕТСЯ В РЕКЕ
Женщина купается в реке, Солнце
замирает вдалеке, Нежно положив на плечи ей Руки золотых своих лучей. Рядом с ней, касаясь головы, Мокнет тень береговой листвы. Затихают травы на лугу, Камни мокрые на берегу. Плещется купальщица в воде, — Нету зла, и смерти нет нигде. В мире нет ни вьюги, ни зимы, Нет тюрьмы на свете, нет сумы, Войн ни на одном материке: Женщина купается в реке!.. ‹1964›
* * *
Спасибо вам, мои учителя, Вам, горцам, мудрым, как сама земля! Я ваш закон перенимал с любовью, Учился вашему немногословью. Учился я молчанью вашей боли, Учился речи доброй в час застолья. ‹1965›
* * *
Среди миров огромных и светил Пусть я всего песчинкой малой был, Но и песчинкой малой — и таким, Наверное, я был необходим. Моя была мгновенна с жизнью связь. Но жизнь и без меня не обошлась. ‹1965›
* * *
Я спал в траве однажды. И под утро Необычайный сон приснился мне, Мне снился чудный сон — мне снилось, будто Все беды мира были лишь во сне. А наяву мир не будили трубы, Не строились во фронт ефрейтора И венский обыватель Шикльгрубер — По-прежнему подручный маляра. И не было ни пламени, ни дыма, И нету крови ни на чьей душе, И в прах не превращалась Хиросима, И друг мой не погиб на Сиваше. Я спал в траве. Мне снилось этой ночью, Что счастлив мир, нет ни на ком вины, Что мать меня встречала в доме отчем В тот день, когда вернулся я с войны; Что нету истин правильных, но стертых, Что время не было вовек таким, Когда мы дружно проклинали мертвых И памятники ставили живым!.. Мне снилось, что прошли все беды мимо, Я тихо спал в траве, и снилось мне: Прах Хиросимы, печи Освенцима — Все это с миром было лишь во сне!.. ‹1965›
ВОЛЫ ПОД ДОЖДЕМ
На зеленой лужайке два черных вола, И на серых рогах дождевая вода. Мирен отдых волов. Их сюда привели Грязь и камни дорог, где устали волы. Перед ними — трава. И забыта арба, На которую грузят зерно и дрова. На зеленой лужайке два черных вола, И на серых рогах — дождевая вода. ‹1965›
ГОВОРЮ С ЧИНАРОЙ И КОЛОСЬЯМИ
— Чинара! Тихий дождь идет. Ты счастлива, чинара? — Да. — А мне зелености твоей Вполне достаточно для счастья, И тень твоя во всю длину Лежит на глади сновиденья. — Колосья! Тихий дождь прошел. Вы рады ли, колосья? — Да. — А мне для радости довольно Того, что солнцу рады вы. И длится жизнь, и хлеб печется, И дети игры затевают, И не хотят остановиться Веселых мельниц жернова.
Поделиться с друзьями: