"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33
Шрифт:
— Насколько мне известно, ваша жена пришла в себя после операции. Как вы себя чувствуете после случившегося?
— Волнуюсь, я все еще в шоке.
— Это понятно.
Какое-то время он молча и внимательно рассматривает меня, после чего спрашивает:
— Где вы были, когда произошла авария?
Я почему-то слишком долго думаю и потом говорю:
— Я только что закончил работу и возвращался на велосипеде домой, по дороге услышал сирену.
— О чем вы подумали?
Я не понимаю, чего он хочет.
— О чем я подумал?
— Когда вы
— Ну, когда я повернул во двор и увидел ее велосипед.
— О’кей, — произносит полицейский, — а раньше? Когда вы услышали сирены?
— Что вы имеете в виду?
В нем чувствуется что-то враждебное: и в том, как он себя ведет, и во всей ситуации. Он должен быть на моей стороне.
— Вы сказали, что услышали сирены, когда ехали домой с работы. О чем вы подумали в этот момент?
Кажется, это было сто лет назад. Я помню покалывающий в ноздрях воздух, физически я чувствовал себя прекрасно и предвкушал спокойные выходные в семейном кругу.
— Не уверен, что я думал о чем-то конкретном.
Звуки сирен все еще звучат у меня в голове.
— Вы встретили кого-нибудь по дороге с работы домой?
— Нет.
Я пытаюсь упорядочить воспоминания. Не прошло и суток, а весь мир перевернулся.
— Да, кстати… Вспомнил. Я встретил соседей. Оке и Гун-Бритт.
На лице дознавателя появляется широкая и довольная улыбка.
— Вы с ними разговаривали?
— Да, недолго.
— Вы помните, что они сказали?
— Мы говорили о сирене, они сказали, что слышали удар где-то у выезда на дорогу.
Он кивает.
— И о чем вы тогда подумали?
— Ни о чем особенном.
— Вас это встревожило?
— Да, пожалуй. Меня это встревожило.
— Почему?
— Не знаю. Потому что соседи слышали удар. Произошла какая-то авария.
— Вы говорили, что торопитесь?
До меня начинает доходить. Видимо, Оке и Гун-Бритт что-то ему наговорили.
— Да, я, должно быть, именно так им и сказал.
— А почему?
— Я хотел узнать, что случилось. Я…
— Вы подозревали, что что-то могло случиться с Бьянкой?
— Нет. Или… просто было какое-то чувство тревоги, это могло быть все, что угодно. И я хотел поскорее попасть домой и убедиться, что с семьей все в порядке.
Полицейский почесывает бритую голову и меняет позу. Неспешно. Мысли в моей голове бегают по кругу. Он думает, что я что-то скрываю.
— Была ли у вас какая-либо особенная причина, которая заставляла вас думать, что пострадала именно Бьянка?
— Нет, не было. Это мог быть кто угодно. Мои дети.
Он не спускает с меня глаз.
— Когда вы поняли, что Бьянку сбила Жаклин Селандер?
— Я увидел ее машину. Она как раз из нее вышла.
— И о чем вы в тот момент подумали?
Я действительно пытаюсь это вспомнить, но все чувства тогда смешались. Кружилась голова, и все кружилось.
— Какие у вас отношения с Жаклин Селандер? — Дознаватель ставит локоть на стол.
— Мы… соседи… друзья… И ничего больше.
Он смотрит на меня выжидательно:
—
И ничего больше?— Ничего.
— А если я сообщу, что, по моим сведениям, между вами и Жаклин были любовные отношения? Что вы на это скажете?
— Это неправда.
Спокойно. Я не выйду из себя.
— Это точно?
— Я не знаю, от кого вы получили эти сведения, но между мной и Жаклин никогда ничего не было.
Он как будто ждет продолжения, но я замолкаю. Долгая речь в собственную защиту только усилит его подозрения.
— Тогда, думаю, мы на этом пока остановимся, — говорит он, после чего выключает диктофон и встает.
Он абсолютно уверен, что я лгу.
— Вы должны мне поверить. У нас с Жаклин никогда ничего не было. В этом смысле.
Он даже не смотрит в мою сторону.
Полицейский уходит, а я в растерянности продолжаю стоять в прихожей. Может, нужно пойти и поговорить с Жаклин?
Я не успеваю принять решение, как сверху из-за лестничных перил выглядывает Сиенна:
— Все прошло хорошо?
Я пытаюсь говорить спокойно:
— Ну да.
Она осторожно спускается на несколько ступенек вниз.
— Полиция тоже подозревает, что это не несчастный случай?
— Прекрати! — обрываю ее я. — Жаклин никогда бы не…
Я вздрагиваю.
— Бьянка ее боялась, — повторяет Сиенна. — Она писала мне, что Жаклин ей неприятна.
Она действительно так говорила?
— Бьянке с самого первого дня не понравилась Жаклин, — пожимаю плечами я. — А после того, что случилось с Беллой, она начала тревожиться еще сильнее. Но Жаклин не способна никого убить. Сама мысль звучит очень странно.
Сиенна смотрит на меня, в ее глазах читается упрек. Машет рукой, собираясь что-то сказать, но у меня в кармане начинает звонить телефон.
Незнакомый номер.
— Слушаю, — быстро отвечаю я, отворачиваясь.
— Микаэль Андерсон? — Голос звучит как будто издалека.
Сиенна спускается и следует за мной. А я иду, не видя ничего вокруг.
— Я звоню из реанимации больницы Лунда. К сожалению, вынужден сообщить, что состояние Бьянки ухудшилось.
Я застываю на месте. Контуры кухонной мебели расплываются, реальность исчезает.
— Но… как же так?
Голос в трубке звучит громче:
— Вам лучше приехать как можно скорей.
29. Жаклин
До катастрофы
Лето 2016 года
Одиночество — это боль. Я испытывала ее с самого детства. Моя семья жила как бы на расстоянии — родители всегда держали дистанцию и друг с другом, и со мной. Я ни разу не видела, чтобы они прикасались друг к другу. Они никогда не говорили, что любят. Друг друга или меня. Мы обитали в кукольном доме.
И настоящих друзей у меня не было. В это никто не верит. «Ты же такая красивая. Парни вьются вокруг тебя. Ты всегда получаешь того, кого хочешь». Но я никогда не могла быть той, кем хотела.