Спасибо деду за победу

Подтянув подбородок к груди, Виктор Борисович визуально убедился, что ноги вполне себе присутствуют - вон они, затянутые в заляпанные грязью джинсы, валяются двумя брёвнышками поверх кучи веток! Попытался встать опять ... а ног так и не было!

В этот момент громко зачмокало, зачавкало грязью прямо возле уха. Над Виктором Борисовичем склонилось озабоченное лицо неугомонного деда. «Витёк, ты штойко-то? Ранило штоль? Где болит у тебя?»

Виктор Борисович замычал, показывая грязным перстом куда-то в сторону ширинки. Дед легко, как ребёнка малого, перекантовал центнер живого веса Виктора Борисовича со спины на живот, без всякой жалости макнув его физиономией прямиком в земелюшку родимую. И замолчал ...

«Дед, ну что там?» - заелозил животом по грязи Виктор Борисович, плезиозавром изгибая шею в направлении собственной задницы. Дед молчал как рыба об лёд. Виктору Борисовичу удалось наконец изогнуться и увидеть. И что он там увидел - лучше бы конечно не видеть.

На пояснице Виктора Борисовича, прямо по черноте кожанки, расплывались тёмно-багровые пятна ... раз, два, три ... «Это что же ... позвоночник перебило мне?» Виктор Борисович опять попытался пошевелить ногами. Ног по-прежнему не было. То есть визуально они были - но на любые попытки ими воспользоваться никак не реагировали.

И в этот момент где-то на грани слышимости опять возникли те самые голоса. Адские твари шли по их следу, не желая оставить их в покое, не желая позволить им жить. «Дед, ну что там?» - нетерпеливо переспросил Виктор Борисович.
– «Ништо, Витёк ... я тебя дотащу ... донесу как-нибудь ...» - донельзя фальшиво ответил дед, и эта фальшь больно вдарила по нервам Виктора Борисовича. И вот тут Виктор Борисович всем существом своим осознал, что ВСЁ ...

Было ли Виктору Борисовичу страшно? Ну только если совсем чуть-чуть. Во-первых, как любой обыватель XXI века, Виктор Борисович был подсознательно непоколебимо уверен, что смерть - это то, что бывает с другими, а уж у него-то жизнь так и будет крутить и крутить колесо. И даже сейчас эта уверенность упорно не желала его покидать — хотя бы уже всё, ясно же, что не жить. А во-вторых - он так уже устал за время этой бесконечной беготни по лесам и болотам ... ну что же - не он первый и не он последний. 27 миллионов погибло на этой войне - будет значит он 27 миллионов первым. В конце концов, он же сам сюда хотел. «Уж всяко лучше чем там безработным недопенсионером по помойкам шариться ...»

И от этих-то мыслей наполнился Виктор Борисович множеством эмоций. Были в числе этих эмоций и жалость к себе, любимому ... и гордость за своё скромное геройство ... и страх неминуемого, неизбежного и очень скорого небытия ... и сожаление о том, что так и не довелось ему выиграть войну и на рейхстаге расписаться ... и запоздалое беспокойство об оставшемся там, в XXI веке, Дениске ... и в конце - горькая решимость сделать всё как надо и правильно закончить свою такую долгую, глупую и бессмысленную жизнь.

«А я ведь в космос мечтал летать» - ни к селу ни к городу подумал Виктор Борисович. Оттолкнувшись руками перекатился на спину. Улёгся поудобнее. И тихо сказал деду: — «Давай, дед. Делай как договаривались. Рюкзак забери и нашим отдай». И крепко-крепко зажмурился.

Дед молчал. Птички пели. От земли сквозь кожанку поднимался холод, заливая усталое тело Виктора Борисовича. «Дед, не тяни! Давай, мать твою за ногу! Давай уже!» - не выдержав, выкрикнул Виктор Борисович.

И тут дед легонько щёлкнул Виктора Борисовича в переносицу. «Он что, издевается надо мной?» - обиженно подумал Виктор Борисович. И вдруг увидел сверху маленькую лесную полянку. Посередь полянки на земле валялся, разметавшись, толстый массивный мужик в грязной кожаной куртке и таких же грязных джинсах. А во лбу у мужика красовалась аккуратная такая дырка. А рядом с тем мужиком стоял другой мужик, воздев лицо к небу - и выл как раненый волк, перемежая всхлипы бессвязной многоэтажной матерщиной.

«Чё эта они?» - подумал Виктор Борисович и полетел вверх, вверх, прямиком к мутным серым облакам, через которые робко проглядывало нежаркое ещё солнышко.
– «Так это что же, я умер чтоль? Пал смертью храбрых в бою с немецко-фашистскими захватчиками? И сейчас меня там родственники встречать будут?»

«Да не, какие родственники» - инженерная привычка к логическому мышлению не изменила Виктору Борисовичу даже после смерти.
– «Дед вон он, слезу у моего трупа точит. Батя вообще в первый класс ходит ещё. Прадед-лишенец чтоль встретит?»

Виктору Борисовичу стало интересно встретиться с невиданным никогда прадедом, и он полетел быстрее, пронзая серые, сочащиеся влагой облака. Впереди нарисовался огромный сияющий круг, похожий на тот, через который они с дедом попали в сорок второй - но только намного больше и намного ярче. «Рай наверное» - подумалось Виктору Борисовичу.
– «Я же пал смертью храбрых. Значит мне рай полагается» - и рванул туда в чаянии знакомства с прадедом.

Но наперерез Виктору Борисовичу метнулась некая чёрная точка. По мере приближения точка превратилась в мрачного мужика, облачённого в потёртую кожанку и спортивные штаны. Бритая под бильярдный шар голова мужика была бугриста и покрыта многочисленными шрамами.
– «Это что ещё за хрен с бугра? Это явно не прадед» - подумал Виктор Борисович и пошёл на сближение с неожиданной помехой. Но о чём они говорили и до чего договорились - это совсем, совсем другая история, не имеющая никакого отношения к делам земным.

Глава 13. Имя же его сам ведаешь.

– «Докладывайте, Гельмут, что там у вас?»

– «Герр обер-лейтенант, на нашу засаду вышло двое русских. Один в форме, другой гражданский. В ходе боя гражданский был ранен. Второй добил его и скрылся».

– «Эти русские - настоящие варвары, Гельмут. Наши потери?»

– «Ефрейтор Ферзиг убит наповал, рядовой Полански легко ранен. Скрывшийся русский, судя по всему, был опытным бойцом».

– «Далеко не уйдёт. Что-нибудь ещё?»

– Герр обер-лейтенант ... этот убитый русский ... он странный какой-то ...

– «Что значит странный? Выражайтесь яснее, фельдфебель!»

– «Он странно одет. Не как русский. Герр обер-лейтенант, я в детстве жил с родителями в Америке. Этот русский одет ... одет как американец! Вам лучше взглянуть самому».

– «Не морочьте мне голову, Гельмут. Я за этот год на дохлых русских уже насмотрелся до тошноты. Отдайте труп местным, пусть закопают где-нибудь. Американец ... вы, Гельмут, фантазёр как все баварцы!»

– «Яволь, герр обер-лейтенант!»

Очередного убиенного фрицы как обычно скинули с телеги прямо посередине двора деда Евлампия. И как обычно - пинками выгнали Евлампия из избы вместе с глухонемой падчерицей Лукерьей. Гомонили по-своему, жестами показывая, что надо немедленно, прямо сейчас, похоронить тело, а то мол «шмутциг, фуй» - и зажимали носы. Мол, вонять будет.

Не повезло Евлампию жить на окраине деревни. Все эти дни именно его фрицы заставляли хоронить многочисленных бойцов несчастной армии генерала Ефремова, пытавшихся прорваться к своим и нарывавшихся на вражеские засады и ягд-команды, чистившие окрестные леса от окруженцев.

Но делать нечего - с фрицами не поспоришь. У них разговор короткий - чуть что не по ним, сразу очередь тебе в живот, и вот уже тебя самого соседи волокут на погост. Дед Евлампий, повздыхав и поматерившись втихаря, притащил из сарая носилки, взгромоздил на них уже успевшее окоченеть тело очередного страдальца, закинул сверху лопату - и на пару с молчаливой поневоле Лукерьей поволокли скорбный (и неожиданно тяжёлый) груз в сторону недальнего деревенского кладбища.

На окраине кладбища дед, хекая и сипя (годы-то не молоденькие уже!), кое-как расковырял в тяжёлой влажной глине неглубокую могилу. И перед тем, как свалить туда убиенного раба божьего, впервые оглядел его внимательным взором.