Спасите, мафия!
Шрифт:
«Пообещать не могу», — пронеслось у меня в голове, но вслух я ничего не сказала и лишь пожала плечами.
— Травоядное! — грозно процедил начальник всея разведки.
— А вдруг что-то непредвиденное произойдет? — возмутилась я. — Обещать не буду.
— Тогда не суйся в воду без экстренной необходимости! — изменил условия указульки этот холерик злобным тоном. А как иначе? Его, гордого оленя, заставили уточнения внести!
— Ладно, не буду, — улыбнулась я и, поймав полный немого возмущения взгляд, мысленно ехидно захихикала, но виду не подала.
Как только макушка вождя последнего из могикан, то бишь меня, скрылась под водой, я, уставившись на камень, произнесла:
— Senri-no michi mo ippo kara.
Переведя взгляд на реку, я увидела, как Хибёрд метнул в воду небольшой камешек, и тут же погрузила в воду левую ладонь. Через десять секунд возмущенных мыслей: «Чего вода такая ледяная?! Хибари-сан точно заболеет!» — лапку я убрала, вытерла, и сцапала лежавший у камня перочинный нож.
Вскоре от поверхности воды начали отделяться золотистые шарики, и я осторожно изловила один из них, поработав сачком. Поцарапав ножиком левое запястье, я бросила нож на берег и попыталась этот светоч негасимый сжать, но он вновь закосплеил железобетон, и примерно через минуту нервных попыток хоть как-то его деформировать, я вынуждена была накрыть его ладонью сверху. Шар исчез, а я начала напряженно вглядываться в мутную воду. Вскоре на поверхности показалась знакомая черная макушка, и я облегченно выдохнула.
— Еще раз, травоядное, — скомандовал комитетчик, отдышавшись.
— Чего?! — возмутилась я. — Да ни за что! Хоть забейте до смерти! Вода ледянючая!
— Травоядное, ты нарываешься, — процедил он.
— Ага, — кивнула я. — А Хибёрду, кстати, надо камушек дать. А то я могу не то ему выдать, так что…
— Травоядное! Ты… — слов на мою наглость этот деятель не нашел и, пыша яростью и возмущением, подплыл к берегу. Я тут же схватила одно из полотенец и протянула ему.
— Посидите, отдохните, согрейтесь, — затараторила я, пока он, укутавшись в бежевое огроменное махровое полотенце, сверлил меня возмущенным взглядом. — А я Вам чаек зеленый сделала! Не знаю, получилось или нет, я на чайной церемонии не бывала никогда, но, думаю, пить можно…
Я отвинтила крышку большого серебристого термоса и, налив в пластиковую чашку горячего чаю, протянула моей бежевой гусенице.
— Ты очень наглое травоядное, — сдался он и, тиснув у меня кружечку, уселся на второе полотенце.
— Это да, — хмыкнула я и, развернув маленькое полотенце, осторожно накинула его комитетчику на тыковку. — Но я же не для себя стараюсь.
— И это в тебе — самое странное, — хмыкнул Хибари-сан, скосив глаза на свой новый «головной убор».
— Что поделать, — усмехнулась я, усевшись рядом с ним. — Если бы все люди были одинаковыми, жить было бы скучно.
— Или наконец воцарился бы порядок, — не согласился со мной Глава CEDEF.
— Не скажите, — протянула я. — Вот представьте: все люди одинаковы. А кто же будет ими руководить? Если наводнить мир клонами, мысли их будут совпадать, но кто из них станет руководить государством, кто займется наукой? Даже если предположить, что они будут идеальны во всем, предпочтения у них будут одинаковые, например, все захотят стать военными, а кто же тогда будет учить детей? Кто станет врачом?
— По распределению, — хмыкнул герр Разведчик.
— А кто будет распределять? — вопросила я, глядя на реку. — Выборы правителя отметаются, потому как люди одинаковы, личных предпочтений быть не может, если по назначению — опять же, кто назначит, если титул будет наследоваться — уже различие, классовое…
— Жребий, — пожал плечами Хибари-сан.
— Но жребий — это удача, а они одинаково удачливы, — усмехнулась я. — Не покажется ли другим несправедливостью, что выиграл кто-то один? Да и потом, проводить жеребьевку среди миллиардов людей? Но даже если кто-то один и станет правителем, власть меняет людей, как и деньги. Его характер начнет едва заметно меняться, и через какое-то время этот человек уже будет отличаться от других. Те, кто станут военными, будут более жесткими чем те, кто пойдет работать в детские сады. И, в результате, люди всё равно станут разными. Если правителя можно менять каждый год, например, то хорошим хирургом не стать, если постоянно меняешь профессию. А род деятельности очень влияет на людей.
— Травоядное, ты любишь риторику? — ни с того ни с сего с усмешкой вопросил Глава CEDEF.
— Можно и так сказать, — пожала плечами я и улыбнулась. — Но я больше философию люблю. В риторике не сильна.
— Странная ты, — в который раз пробормотал он и встал. — Повторим. На этот раз попытайся погрузить в шар сбоку какой-либо предмет. Лучше всего камень.
Мне был выдан небольшой камешек и наше хождение по мукам продолжилось. После каждого эксперимента моя черепашка Тортилла выплывала на сушу и грелась, завернувшись в кокон из полотенец, а я что-то вещала и нарывалась на комментарии своего косплеящего гусеницу вождя. Комментарии эти, кстати, были емкие и очень глубокие, а порой еще и ехидные, и, что удивительно, мы с ним ни разу не разругались в пух и перья, мне не пытались пробить черепушку окинавским орудием убийства, да и вообще мы даже не спорили, только вели дискуссии в философском ключе. Что, кстати, довольно странно, ведь он молчун, каких поискать, но по большей части вещала я, так что, возможно, это и не было совсем уж дико странно… Жизненная позиция Хибари-сана
основывалась, как оказалось, на трех китах: человек должен быть силен духовно, он должен быть человеком чести, верным и преданным, он должен любить и защищать животных, детей и природу — то есть тех, кто не может постоять за себя перед лицом технологий и современных реалий. В этом я с ним была полностью согласна, и расстраивало меня только то, что первый «кит», в отличие от двух его собратьев, у меня отсутствовал. Кстати, что интересно, «хищниками» Глава Дисциплины считал не тех, кто мог закатать в асфальт с полпинка армию Македонского, а тех, кто был силен именно духовно, и в чьей душе присутствовали все три «кита». Потому он, думаю, и называл Мукуро травоядным — тот хоть и был силен как физически, так и духовно, человеком всё же был бесчестным, и таким образом второго «кита» ему явно не доставало. Сам же Хибари-сан, что интересно, считал, что человек может быть слаб физически и неспособен защититься при нападении маньяка, но если он начнет просить пощады — он жалкое травоядное, а если заглянет смерти в глаза с высоко поднятой головой — надо смотреть на его поведение в других жизненных обстоятельствах, а делать вывод, основываясь лишь на одном поступке, нельзя. Кстати, фразу «друг познается в беде» он поддерживал, как и я, и потому вот так, урывками с ним поболтав, я пришла к выводу, что наша идеология во многом схожа, разве что он сторонник физического решения конфликтов, а я — вербального. Помнится, Ананас что-то вещал о том, что мы бы с господином птичконосцем переругались через пять минут общения, потому как слишком разные? Так вот, он ошибся. Мы вообще не поругались, несмотря на все различия, а наша идеология оказалась довольно похожей, что не могло не радовать. Хоть как-то отношения сдвинулись с мертвой точки — уже плюс! А то я боялась, что он так и останется одиноким рыцарем и ни с кем на контакт не пойдет…Опыты же мои дали весьма странный результат: физическое внешнее воздействие шарикам было по барабану, если их поджаривали зажигалкой или тыкали не пойми чем с боков или снизу, но стоило лишь поместить что-то на шарик сверху, как он тут же исчезал. Вдвоем прикасаться к сфере было нельзя, да и вообще стоило лишь постороннему человеку тиснуть призванный другим шарик, как светопреставление завершалось. Хибари-сан же соизволил просветить меня на тему того, что он увидел под водой, причем сделал он это по собственной инициативе: на самом дне он обнаружил плоскую прямоугольную каменную плиту длиной чуть больше двух с половиной метров, а шириной — полметра. Примерно те же параметры были у алтаря в руинах, а что самое интересное, на поверхности этой плиты разведчик обнаружил символы, по расположению идентичные символам алтаря, но отличающиеся от них содержанием. Причем этот алтарь, вкопанный в дно реки, был обнаружен Хибари-саном уже давно, равно как и еще несколько камней с символами. Вот именно оттуда-то, из этого самого алтаря, и появлялись абсолютно все шары, причем, если их пытались поймать в воде, они исчезали независимо от того, кто их призвал. Другие камни с символами шариков не порождали, а алтарь в процессе разведения летающих сфер никак не менялся и ничем потусторонним, кроме сего светового феномена и аномально-холодной температуры, не выделялся. Казалось, что сферы просто поднимались из его недр, как из воды, и он для них преградой не являлся.
Завершив в пять вечера нашу эпопею с опытами эпичным повелением: «На сегодня всё, завтра продолжим», — Хибари-сан начал быстро одеваться, а я кинулась складывать полотенца и убирать в сумку термос и пустой контейнер из-под суши, которые схомячил, сначала, кстати, отнекивавшийся, Глава всея Дисциплины и канареек. Вскоре мы были готовы и пошлепали в сторону полей и фермы.
— Хибари-сан, я тут подумала, — пробормотала я закидывая сумку на плечо, — что если здесь шарики можно призвать, то и на руинах тоже. Ведь, когда мы были маленькими, мы часто видели, как ночью над лесом появлялись светящиеся сферы. Иногда мы даже ходили посмотреть на них и видели, как шарики плыли над руинами, но только издалека: стоило лишь кому-то подойти к поляне, как всё заканчивалось. А вот к реке мы не ходили, потому что и подумать не могли, что она тоже порождает эти сферы. Мы думали, они туда просто долетают от руин. Ну а из-за того, что вода в заводи ледяная, никто из нас там не плавал. Всё закончилось, когда мне было семь. Маша в ту ночь видела огромную сферу, которую потом назвала НЛО, и больше мы сияние не наблюдали, а Лена начала исследовать символику руин, чтобы понять, что это было и почему пропало. А недавно, год назад, Маша вновь видела большой шар, но на этот раз куда более плоский и шаром не являвшийся, вот только светопреставления не возобновились. Плюс, как оказалось, недавно пропал один из камней руин. Как думаете, может, стоит попытаться призвать свечение и там?
— Я уже пробовал, — нехотя пояснил Хибари-сан, — но на реке сферы можно призвать, только если неотрывно смотришь на иероглифы. Там же иероглифов нет, а призвать сферы, глядя на иные символы, невозможно.
— Хм. Но ведь если они раньше там появлялись, значит, иероглифы там были, разве нет? Может, учитывая, что на реке алтарь закопан, у руин закопан как раз камень с заклинанием?
— Ты что, предлагаешь бульдозер пригнать? — съязвил мой вождь, шлепая по сухому подлеску и сверкая мокрыми волосами.