Спасите, мафия!

— Откуда ты знаешь? — пробормотала я, почувствовав странное раздражение и неприятие того, что, возможно, он, после моих слов Такеши у института, возвращался к тем четверым, чтобы узнать, правду ли я сказала.

— Когда я услышал твои слова мечнику, — пояснил Хибари-сан, подтверждая мои опасения, — я вернулся к тем травоядным. Потому что не мог так этого оставить. Я… разозлился. Потому что не думал, что это происходило так. Я думал, они наносили лишь единичные удары, а ты сказала, что они тебя избивали всей толпой, и я… Просто разозлился и вернулся, чтобы найти всех, кто в этом участвовал.

Не знаю почему, но я вдруг почувствовала облегчение, ведь он не усомнился в моих словах, но одновременно с этим я испугалась за тех парней и, сжав ладонь комитетчика, тихо спросила:

— Они живы?

— Живы, — поморщился он. — Хотя это мне далось с трудом. Я вернулся и, заставив одного из них рассказать, кто еще тебя избивал, «навестил» еще двоих. Их лидер рассказал, что они с первого дня тебя доставали, и когда я спросил, сколько ударов они наносили, всё еще надеясь, что, возможно, лишь неправильно понял, он ответил, что тебя приходилось избивать до потери сознания, потому что иначе ты продолжала сопротивляться, даже если тебя били ногами всей толпой. Вот тогда-то я и понял, что сделал правильный вывод, и, несмотря на свою мягкость и уравновешенность, ты самый настоящий хищник. Я не думал, что когда-нибудь смогу найти человека, который и впрямь будет идеально подходить под это слово, но не будет озлоблен на весь мир. Останется… добрым.

Я растерянно смотрела в глаза Главы Дисциплинарного Комитета, и не знала, что сказать, потому что сама себя я хищником никогда не считала, но и говорить ему, что он ошибается, было бы жестоко, да и, если честно, мне не хотелось, чтобы он менял свое мнение обо мне. Но я ведь должна быть с ним честной, а потому я, скрепя сердце, пробормотала:

— Спасибо, Хибари-сан, но я и правда не такая уж сильная. Маша куда сильнее меня. Она никогда не терпит оскорбления, не позволяет себя унижать, а я на это никак не реагирую и всегда молчу.

— Потому что тебя это не трогает, — усмехнулся Глава Дисциплинарного Комитета. — Ее задевают подобные слова, а тебя — нет. Я же вижу: тебе и впрямь всё равно. Но когда тебя на самом деле оскорбляют и тебе больно, ты не молчишь. Когда чьи-то действия тебе неприятны, ты не молчишь. Когда унижают твоих друзей, ты не молчишь. Разве я не прав? Вспомни хоть сегодняшнее происшествие на рынке, когда этот… — Хибари-сан поморщился, не желая произносить имя врага, и процедил полным ненависти голосом: — иллюзионист коснулся твоей щеки, ты протестовала.

— Ну… да… — замялась я. — Потому что он все границы перешел.

— Вот именно, — вновь усмехнулся глава CEDEF. — А пока границы не перейдут, тебя не трогают ни оскорбления, ни унижения, потому ты и не отвечаешь на них. Это скорее выдержка и мудрость, чем слабость и трусость.

— Ну… Я не знаю, — пробормотала я, удивленно глядя ему в глаза. Никогда, если честно, с такой стороны на свое поведение не смотрела, так что и правда абсолютно не знала, что можно было в этой ситуации сказать…

— Зато я знаю, — хмыкнул комитетчик и снова посмотрел на щенков. — Это ведь моя классификация, так что мне лучше знать. Да и учти: со стороны виднее.

— Как скажешь, — улыбнулась я и подумала, что хочу соответствовать этим словам. — Я постараюсь и правда быть хищником.

— Не стоит, — поморщился Хибари-сан. — Просто будь собой. Потому что ты уже хищник, а наигранного поведения я не приму.

— А кто говорил об игре? — фыркнула я. — Я лишь сказала, что хочу стать сильной. Научишь меня драться? Мукуро учил, но у меня не получалось, потому что драться шестом — явно не мое. А он именно шестом меня драться учил — говорил, урон больше, чем от кулаков, полезнее будет.

Хибари-сан удивленно на меня воззрился, а затем, улыбнувшись краешками губ, кивнул и потянул меня на выход, всё еще сжимая мою правую ладонь в своей — такой большой, теплой и на удивление мягкой. Я улыбнулась в ответ, и вскоре мы оказались на залитой солнечным светом улице, полной излишнего шума, суеты и людей. Мы быстрым шагом направились к остановке, а я глянула на часы и в ужасе воскликнула:

— Времени почти не осталось! Бежим! А то опоздаем на автобус!

Хибари-сан рванулся с места, не отпуская мою руку, и я поспешила за ним, выкладываясь на полную, но понимая, что мы не успеем. Бегала я довольно быстро, но мы были слишком далеко от остановки и точно не успели бы с такой скоростью. Если бы рядом со мной был кто-то другой, я не раздумывая сказала бы: «Беги один, а я как-нибудь выкручусь», — но я точно знала, что Хибари-сана такие слова лишь приведут в бешенство, а потому мне оставалось лишь выкладываться на все сто и умолять судьбу-злодейку о том, чтобы автобус опоздал минут, эдак, на десять…

— Не успеем, — прошептала я обреченно, а Хибари-сан вдруг резко затормозил у какой-то грязной подворотни и, затащив меня в нее, тихо спросил:

— Ты мне веришь?

Я озадаченно кивнула, а он, заявив: «Я собираюсь успеть на автобус», — подхватил меня на руки, как принцессу, и я, не ожидавшая такого поворота событий, озадаченно на него уставилась. Глава CEDEF вдруг подпрыгнул и, отталкиваясь от чего-то ногами, в пару прыжков оказался на крыше.

— Держись, — бросил он, и я, обхватив комитетчика за шею и глянув ему через плечо, с восторгом обнаружила, что поднимались мы по огромным фиолетовым шарам с серебристыми иголками.

— Ролл, — прошептала я. — Боже мой, это же он!

— Ты его так любишь? — с усмешкой спросил Хибари-сан, мчась по крышам с огромной скоростью и перепрыгивая с одной на другую при помощи появлявшихся между домами ёжиков.

— Шутишь?! — воскликнула я. — Ролл и Хибёрд — два моих самых любимых героя «Реборна»! Они же просто… Они просто чудо! Когда он проколол тебе руку в вашу первую встречу, я подумала: «Вот что значит настоящая преданность», — он ведь в ужасе был, что случайно причинил боль своему любимому хозяину! Он ведь не наказания испугался, как многие думают, а не мог себя простить за то, что тебя поранил, я в этом уверена! Потому он и потерял над собой контроль, что не мог справиться с чувством вины.

— Точно, — кивнул Хибари-сан, продолжая мчаться со скоростью света. — Он потом, кстати, очень долго просил прощения: зализывал рану, смотрел на меня виноватыми глазами и посылал телепатические извинения. Животные из коробочек ведь не могут ни говорить, ни передать нам четко оформленную словами речь, но они могут посылать нам свои чувства и образы, больше похожие на размытые видения, чем на мысль. И он постоянно таким образом передо мной извинялся. Наконец, мне это надоело, и когда мы вернулись в прошлое, я напоил его молоком до такого состояния, что он от обжорства встать не мог — он ведь обожает молоко и пьет его, пока ему не поплохеет, если ему позволить, — я рассмеялась, а Хибари-сан с улыбкой продолжил рассказ, глядя куда-то вперед: — И когда он вот так объелся, что не мог уже сопротивляться и кидать мне мысленные образы: «Я виноват, прости», — я прочел ему двухчасовую лекцию о том, что не злюсь и что он может, наконец, простить себя и успокоиться. Под конец он уже плакать был готов, потому как не очень любит нотации, но терпеливо слушал. А когда я его спросил: «Понял?» — он мне послал образ, который я расшифровал как: «Я тебе никогда больше не причиню боли и не буду мучить такими долгими извинениями». Я понял, что мы достигли взаимопонимания, и моя маленькая хитрость удалась — он понял, что я не злюсь на его оплошность, но в ужасе от его извинений. В результате я отнес Ролла в парк, и мы втроем весь день провели на природе. Они ведь оба любят прогулки — что Ролл, что Хибёрд.

— А можно не любить природу? — вскинула бровь я.

— Некоторые не любят, — пожал плечами Хибари-сан и в очередной подворотне спустился по лестнице из Роллов на землю. Снова взяв меня за руку, он потянул меня к остановке и бросил: — Бежим.

Я ломанулась вперед, выкладываясь по-полной и наплевав на резь в боку, которая возникла из-за того, что я и впрямь мчала на пределе собственных сил, и вскоре мы перебежали дорогу и оказались на остановке, где толпилась куча народу, в которой обнаружились и мои сестры в сопровождении всех мафиози. Я шумно выдохнула и согнулась в три погибели, держась за бок, всё еще не в силах продышаться, а Хибари-сан отпустил мою руку и прошептал: