Спасите, мафия!

— Прикрывай отход.

Мария обернулась и бросила еще несколько ножей в преследователей, убив троих существ, которые тут же исчезли, и на их месте появились новые воины. Ножи, убившие самураев, рухнули на мерзлую землю. Маша кинулась назад, и вскоре они с Франом и Маэстро были уже рядом со мной. Иллюзионист был без сознания, а темную куртку пропитала алая влага.

Фран… Как же так? Его-то за что?! Это светлое, доброе существо, перенесшее в своей недолгой жизни столько боли, сколько не каждому старику на долю выпадало!

— Держись, только держись, — бормотала Маша дрожащими губами, судорожно начиная расстегивать куртку парня.

Я заканчивала перевязку руки Такеши, а моя сестра, казалось, обезумела… Она разорвала рубашку иллюзиониста и застонала, схватившись за голову. Я бросила косой взгляд на тело раненого и застыла от ужаса. Его ранили в левый бок, и бледную кожу заливала алая кровь, толчками вырывавшаяся из рваной раны, но не это послужило причиной нашего шока. Всю грудь парня покрывали шрамы — от тонких и едва различимых, словно от пореза острым ножом, до широких и уродливых, словно от рваных или скальпированных ран…

— Не стой столбом! — крикнул Маэстро, зажимая рану парня, и я кинула Маше саквояж. Голос мужчины привел мою сестру в чувство и медицинский чемоданчик она поймала, хотя глаза ее оставались пустыми и словно не верили в происходящее, отказываясь принимать такую реальность…

Но Маша — до ужаса сильный человек, а потому она сумела справиться с собой и принялась дрожащими руками извлекать из саквояжа бинты. Я поняла, что она сделает всё, что нужно, и вернулась к ране Такеши, а Мария начала быстро обрабатывать рану паренька, бормоча:

— Только держись, слышишь? Только держись, хороший мой…

Я закончила перевязку и велела Ленке привести Такеши в чувство, а сама подползла к бледному, лежавшему в луже собственной крови иллюзионисту и начала зашивать рану. Каким-то чудом внутренние органы не были задеты, однако крови парень потерял до ужаса много, и это пугало. Маша держала иллюзиониста за руку, сидя сбоку от него и раскачиваясь вперед-назад, но даже не замечая этого: весь ее мир сузился до хрупкой фигуры безумно сильного человека, лежавшего у ее ног. Он столько пережил в своей жизни, что даже думать об этом было страшно. И все испытания он преодолел с честью, сумев сохранить собственную душу ослепительно-белой, чистой, сияющей. Он заслужил хотя бы толику света и счастья, так почему у него хотят отнять даже надежду на это?..

Моя сестра шептала что-то подбадривающее, но иллюзионист не приходил в себя, и я понимала, что виновата в этом кровопотеря, но переливание на поле боя делать — нонсенс, да и не знали мы группу крови иллюзиониста… А если бы и знали, где бы мы достали кровь?..

— Его надо везти в больницу, — хмуро пробормотала я, но голос мой почему-то усилился, хоть я и не участвовала в сражении. — Слишком большая кровопотеря.

— Не надо! — крикнул нам сверху Мукуро в теле Вадима, не прекращавший атаки с помощью фуда. — Иллюзия восполнит потерю. Главное, приведи его в чувство, и он сам себя вылечит, а я пока создам иллюзию вместо него!

— Да почему?! — возмутилась я.

— Потому что нас отсюда не отпустят, — усмехнулся иллюзионист, и я с ужасом посмотрела на Владыку Эмма. Мы что… в ловушке?..

— Вы знали, на что шли, — безразлично прошелестел он, и я вдруг подумала, что ненавижу его. Именно ненавижу, потому что столько боли живым существам причинять никто не имеет права, какова бы ни была его цель…

— Что ж ты за божество-то такое? — процедила я, накладывая парню повязку, но мой голос усиливать не стали.

— Король Ада, — то ли издеваясь, то ли и впрямь поясняя, ответил этот самый «король», почему-то меня услышавший.

— А я думала, боги должны быть добры к людям! — крикнула я, не оборачиваясь.

— Доброта бывает разной, — уклончиво ответил Эмма, перемещаясь в воздухе и уклоняясь от атак мафиози.

Когда я закончила перевязку, Ленка уже привела в сознание Ямамото, и я быстро проверила его состояние, пока Маша осторожно похлопывала по щекам иллюзиониста, пытаясь заставить его очнуться. Такеши был в относительной норме (хотя какая уж там «норма» при таком ранении?), и рвался в бой. Так как на ногах он держаться еще мог, я не видела причин удерживать его и, крепко обняв парня, прошептала:

— Спасибо тебе за всё, Такеши.

— Не вешай нос, — с улыбкой ответил он. — Возможно, мы еще не прощаемся. Улыбайся чаще: улыбка помогает жить.

— Конечно, — улыбнулась я и, чмокнув парня в щеку, отстранилась. Он призвал короткий меч и, прикрепив его бинтом к левой руке, бросил на меня прощальный взгляд.

Наши глаза встретились. Столько боли, добра и молчаливой поддержки было в бездонных черных омутах, что сердце мое сжалось от осознания того факта, что это всё же конец. Прощание. Но прощание с улыбкой на губах, потому что решимости моего Друга драться до конца мог бы позавидовать любой. Драться за друзей, драться за свою честь, драться за то, во что он верил больше всего на свете — за искреннюю, счастливую улыбку дорогих его сердцу людей…

Я улыбнулась мечнику, но не прощаясь, а словно говоря: «Ты справишься и будешь счастлив», — и поймала такую же улыбку в ответ. Такеши призвал катану и, пошатываясь, кинулся обратно на поле боя.

— Вот это сила духа, — протянул Маэстро, глядя парню вслед. — Повезло вам с друзьями. За таких и впрямь жизнь отдать не жаль.

— Это точно, — кивнула я. Как только фигура Такеши приблизилась к полю боя, я улыбнулась ему на прощание и, пересилив себя, отвела взгляд от человека, шедшего на смерть и давно уже ставшего мне братом…

Глубоко вздохнув и встряхнувшись, я смочила ватку нашатырем и сунула ее под нос Франу. Через пару секунд тот поморщился и открыл глаза, а Маша, всё это время неотрывно смотревшая на лицо паренька, вцепившись в его ладонь, вдруг прижала ее ко лбу и разрыдалась. Если честно, я такого не ожидала, потому что Маша всегда сдерживает слезы, но сейчас она плакала от радости, а не от боли, и я могла ее понять. Она ведь Франа братом называла, значит, он был ей очень дорог, но, думаю, она и сама не понимала, насколько дорог он ей был на самом деле, потому что слова словами, а эти слезы дорогого стоят.

— Не плачь, — пробормотал парень и попытался приподняться на локтях, но Маша вцепилась в его плечи и остановила его, затараторив:

— С ума сошел?! Тебя только что ранили, куда тебя несет? Ты же иллюзионист — вы вообще можете к полю боя не приближаться и драться…

— Ты хочешь, чтобы я сидел в окопе и кидал гранаты, когда мои друзья сражаются на передовой? — перебил ее Фран и осторожно вытер слезы моей сестры кончиками пальцев. — Может, я и иллюзионист, может, я и слаб в физическом бою, но я никогда не отсиживался и не буду отсиживаться в тылу, пока мои друзья сражаются.