Спелый дождь

(Любимое стихотворение отца, которое в 1989 году Глеб, уходя в ар-

мию, переписал в записную книжку).

77

БЕЗ КОНВОЯ ЛЕТЯТ ЖУРАВЛИ...

В 1990 году в журнале «Наш

современник» благодаря со-

действию В. В. Кожинова по-

явилась подборка стихов Ми-

хаила Сопина. Этот номер

попал в Америку. В городе

Монтеррее его случайно купил

писатель-эмигрант

Алексей

Коротюков. Сел за пишущую

машинку и напечатал:

«Вы первый русский поэт, к

которому за последние десять

с лишним лет мне захотелось обратиться...»

Письмо пришло в адрес «Нашего современника», оттуда переслали в Во-

логодское отделение Союза писателей, а те отдали нам.

Миша сказал:

– Уже только ради такого письма можно было жить и трудиться.

Алексей рассказывал о себе. Бывший московский киноактёр и кино-

сценарист, журналист, писатель. Уехал в Америку в 70-е годы. Причины

выезда не объяснял - впрочем, они прочитывались в его романе «Нелегко

быть русским шпионом», первую часть которого Алексей нам подарил.

В романе - тема лживости, пронизывающей всё общество сверху дони-

зу. Язва афганской войны. Слежка КГБ. Язык, стиль - всё замечательно.

Как хорошо этот роман читался бы, к примеру, в журнале «Новый мир»!

Какой «бомбой» мог бы оказаться, опубликованный вовремя! Увы, не слу-

чилось... Алексей Коротюков напишет свое последнее письмо к нам, так

и не узнанный в России, в убогой монтеррейской хибаре, где за стенкой

будет плакать соседский ребенок, а во дворе хлопать на ветру чужое мо-

крое бельё.

...А тогда завязалась тёплая переписка; к ней подключились и я, и

Алёшина жена. Они присылали нам фотографии с видами на океан, мы

удивлялись качеству этой любительской цветной фотосъёмки. («Кодак» в

России был ещё не известен).

Алексей рассказывал, что жизнь в Америке не такая уж простая. Рус-

ские эмигранты трёх волн держатся друг от друга особняком. У семьи

Коротюковых больше друзей среди американцев, чем среди русских.

Ощущение ненужности, одиночества. Русские писатели не котируются -

американцам достаточно одного Солженицына.

Разговор переключался на детей. Мы рассказали о гибели Глеба. У

Алексея и его жены Ирины - своя боль, сын Тимоша. Рядом - Голливуд,

зараза наркомании...

Мы поделились печалью - невозможно издать книгу Глеба. И тут Алек-

сей сделал нам роскошный подарок: прислал заверенные по международ-

ным стандартам права на издание своего романа «Нелегко быть русским

шпионом» сроком на три года (по замыслу, гонорар от публикации должен

был получить Михаил и на него издать Глеба). Думается, у Алеши была

тайная мысль: он хотел видеть опубликованным свой труд на родине.

Мы приложили титанические усилия - не ради гонорара, ради Алёши. Я

перепечатала роман на машинке, чтобы можно было давать на прочтение

78

без риска утерять единственный оригинал. По рекомендации ездила с ру-

кописью в Самару. Потом появилась возможность делать ксерокопии, мы

рассылали их по журналам. Но журналы закрывались, отовсюду - отказ.

Алексей обещал рекомендовать стихи Миши в «Континент» и ещё куда-

то... Возможно, действительно что-то было напечатано. Однажды Мише

в письме из Киева прислали десять долларов. За что, мы так и не узнали,

но купюру долго хранили «на счастье». Письмо прислала знакомая нашего

американского друга, которая была в Монтеррее, встречалась с Алексеем,

он дал ей наш адрес.

Переписка с семьей Коротюковых прекратилась так же неожиданно,

как и началась. Это были самые тяжёлые годы развала бывшей страны.

Мы разыскивали Алёшу, как могли, еще несколько лет. Полагая, что по-

чта не ходит через океан, просили бросить письмо в почтовый ящик США

людей, которые уезжали туда. Но он больше не отозвался. Не помогли и

друзья из Интернета...

Не мог он исчезнуть вот так, внезапно. Нет, наверное, в живых нашего

Алёши... А книга стоит на книжной полке, на титульном листе надпись:

«Михаилу Николаевичу Сопину, чья боль - моя боль. Алексей Коротюков».

* * *

Престижные квартиры, развалюхи,

Невольные и вольные рабы,

Апостолы, герои, воры, шлюхи,

Все из неё - из классовой борьбы.

Вот в чём итог: та страшная борьба

Плодит в душе чуму, разбой, усталость.

Взглянул в себя - там больше нет раба.

Но человека тоже не осталось...

* * *

Не знал я одежды

Достойнее лагерной робы,

И света не ведал

Светлей, чем в барачной клети.

У гроба, Россия,

Дай снять арестантскую робу.

Дай в саване вольным

Во имя твоё отойти.

* * *

Много сказано - прошлого ради.

Я уверен: ему же вослед

Мы расскажем о нынешней правде,

Может быть, через семьдесят лет.

Годы бедствий уйдут вместе с нами

В край распятой любви матерей.

Наши вопли останутся снами

Ледовитых бездонных морей.

Не слыхать автоматного воя.

А в небесной осенней дали

В первый раз, погляди, без конвоя

Над Отчизной летят журавли...

79

ГРЯДУЩЕЕ - КЛИНОМ

Ещё в Перми Миша написал стихотворение, которое было прочитано

моей подругой:

И путь мой не длинный.

И плоть моя - глина.

И слезы - озёра.

Грядущее - клином.