Спелый дождь

Зависть правит толпой и азарт,

Срам и страх с круговою порукой.

Не зови.

Не вернусь я назад.

Мёртвым звоном меня не аукай.

БЛАГОВЕСТ

Едва под звоны

Отворили храмы,

Как хлынули толпой

В дворяне хамы.

Не дай нам Бог,

Изменится погода -

Не миновать

Семнадцатого года.

МАТУШКА

Величают тебя белой лебедью,

Свет-Ярославной.

С безответным вопросом

Подхожу к тебе, как по ножам:

Христианка ли ты,

Если ты не была православной?

Православна ли ты,

Полосуя плетьми прихожан?

Что ж вы, братья по вере,

Мужиков забивали в колодки

И вели на торги

Продавать православных, как скот?

И шалел от бесправья мужик,

Как от яростной водки,

Наспех лоб осенив,

Торопился в дубраву на сход.

Ой, не раз ты, не раз

Спотыкалась, Россия, на ровном:

То Приказ, то Указ -

Проявление высших забот.

Разъясняли друг другу

Православные волки и овны:

Общей Родины нет,

Есть своя у рабов и господ.

Непролазная ложь,

Будто прежде любили друг друга.

Отвернулся Господь?

Государю и нам не помог?

С головами накрыла нас всех

Бело-красная вьюга,

107

И семнадцатый год

Совместил эпилог и пролог.

ПЕВЦЫ

Певцы-слепцы,

Нам было так по нраву,

Свой край любя,

Воспеть над ним расправу.

Мы, славя слепо,

Приближали день -

День погребенья

Русских деревень!

О как звонкомедально лесть звучала -

Разбойный улюлюкающий гимн!

С тех самых пор положено начало

Губить - одним,

А каяться - другим.

Российский панихидный день -

Наш праздник:

Гуляй, круши,

Чтобы в конце концов

За море слёз,

Немыслимые казни

Посмертно обвинить вождя слепцов.

Отчизна, через сомкнутые веки

Я плачу о себе,

О человеке...

Сам пред собой - в закате золотом -

Слепой пастух,

Растоптанный скотом.

МУЖИК

Недавно в гости не просили -

Сегодня грабят.

Вороньё!

Не надо каркать о России,

Вы трижды предали её.

Кровь полевая не остыла.

Непостижимо:

Не враги -

Извечные каптёры тыла

Опять сгибают в три дуги

Того, кто мыкал все напасти,

Да в самый смак,

Да в самый шик

Тебя, архангел серой масти,

Российский спившийся мужик!

Не от трудов душа сломалась,

От вечной лжи

Ты сдал хребтом,

108

И если б выпрямился малость,

Стоял бы в уровень

С Христом.

* * *

Запеть бы мне,

Да голос тих.

Едва подумаю о добром,

Бьёт сердце изнутри по рёбрам,

И бред слетает с губ моих.

И явь мне шепчет:

Не трави

Живых! Пой в пустошь на причале.

Вся наша слава на крови -

Идейный полигон печали.

Не примирив народ и власть,

Служивых со сторожевыми

Дано нам

Вечно мёртвых клясть

И лебезить перед живыми.

* * *

Я знаю,

Чего мне не надо:

Чтоб вновь загуляла чума

Партийно-копытного стада,

Врываясь в сердца

И в дома,

Чтоб разумом

Правили страсти,

Погосты плодя без гробов,

Шизоидов,

Рвущихся к власти,

Младенцев с глазами рабов.

* * *

Мне тягостно и дико,

Что «самооговор» -

И правда,

И улика,

И смертный

Приговор.

Печальны вы

Иль рады,

Враги или друзья -

Не «выбивайте»

Правды.

Она у всех

Своя.

109

ОБУГЛЕННЫЕ ВЕКОМ

«Мы входили в жизнь без идеологических

шор, с широко распахнутыми глазами от бомб

1941 года. Мои откровения не давались мне

через лозунги и декреты. Всегда через личные

потери, через страдания. Мы искали в пра-

вителе высшего судию, а находили в рабе па-

лача. Мы жаждали от сильного покровитель-

ства, а находили в слабом садиста. Мы искали

в незнакомом друга, а находили в кровном

врага...

Мы собачьими глазами просили у общества

участливой нежности, а общество обеспечива-

ло нас ненавистью по высшей категории. Мате-

ринскую ласку, друга, любимую, свободу, пайку

и махорку нам годами заменяла ненависть. Так

было до тех пор, пока я не увидел, что нена-

висть плачет беспомощными слезами... Почему? Потому что наша ненависть

являла собой бессмысленную, щенячью форму самозащиты, рассчитанную

на милосердие от обнажённой общественной дикости.

Мы входили в мир без идеологических шор и уходим без иллюзий.

Именно это укрепляет меня в убеждённости: рано или поздно, при мне это

произойдет или без меня, если ненависть способна заплакать покаянны-

ми слезами, Родина неизбежно обретёт человеческий облик. Так думаю.

Над этим работаю» - таким предисловием начинается сборник стихов

«Обугленные веком» (1995 год).

Точнее концепцию своего творчества Михаил не выразил, пожалуй,

больше нигде.

Изданием этого сборника он обязан Совету самоуправления (так тогда

называлась городская Дума) и Администрации города, а инициатором вы-

ступил депутат-коммунист Владимир Громов. Удивительным образом за

стихи Михаила хватались представители разных политических течений:

им казалось, что он бьёт их врагов, и только потом соображали, что в та-