Спелый дождь

Россия - это мы.

(Из сборника «Обугленные веком»).

116

НЕ СОЖЖЕНА СВЕЧА...

Тот, кому «повезло»

быть солдатом в сорок

первом, остаётся им на-

вечно, даже если ему было

тогда десять лет. Тем бо-

лее - если десять, а выбор

сделан без присяги.

Напомним, что Михаил

и сам был из семьи воен-

ных, где высоко ценилось

и воспитывалось чувство

патриотизма и долга. Его

деды разошлись разными

дорожками - но все счита-

ли, что сражаются за Родину и свободу. Отец был военным инженером,

испытателем танков на 183-м танковом заводе в Харькове (ныне завод

имени Малышева). В конце тридцатых арестовали... Через год отпустили.

Мише было семь лет, но он был потрясён и запомнил, как ночью отец,

держа в руках большевистский партбилет, пил и плакал (странное пове-

дение для военспеца и коммуниста!). А вскоре отец умер от скоротечного

распада легких. Его хоронил весь завод.

Михаила сызмальства учили брать на себя ответственность. Не слу-

чайно в сорок втором бабушка посылала 11-летнего внука выводить из

Харьковского «котла» советских солдат, хотя не могла не понимать, чем

рисковала.

С тех пор и навсегда Сопин остался защитником человека в погонах

– того, кто умирает по приказу. Ему нравились люди мужественные, с ак-

тивной жизненной позицией. В Перми казался прекрасным романтиче-

ский бросок молодёжи в Сибирь:

...Я завидую БАМовцам,

Рельсы бросающим в жизнь.

В Вологде однажды пригласили в молодёжную редакцию на встречу

с «афганцами» первой волны. Дома Миша рассказывал: его покорил рас-

сказ юношей о том, что когда им предложили защищать братский народ,

единодушно шагнули вперёд добровольно. Современное поколение этот

порыв не поймёт... а тогда это было искренне, и Сопин тоже откликнулся

стихами.

(К счастью, оба стихотворения не были напечатаны и потерялись).

Он не просто откликался на события времени (для не печатающегося

автора занятие более чем бесполезное). Он ими ДУМАЛ: «Освобождал в

сознании место, чтобы было от чего оттолкнуться, и двигаться дальше».

Но дискредитация афганской кампании уже начиналась, патриотич-

но настроенная молодежь оказалась заложницей политических игрищ.

Позднее Сопин скажет жестко:

Но человеком быть уже

На белом свете не престижно.

117

Если понимать Родину, говоря словами поэта, «не просто как собрание

берёзок-рбинок, а в совокупности с общественной жизнью, то она меняла

декорации быстрее, чем люди успевали разобрать, что на них изображе-

но». «У нашей Родины слишком непостоянное меню». Это очень знакомое

многим состояние отражено в стихотворении:

Я знать хочу,

За что мне власть

Вчера любить,

А нынче клясть.

...Я знать желаю след во след

Не через семь десятков лет.

А как же здесь быть человеку в погонах? Тому, с кого требуют не просто

любить или клясть, а умирать?

Солдата убивают дважды:

В бою и в памяти людской.

Отделяется Прибалтика. Громят могилы бывших освободителей, ко-

торых теперь именуют оккупантами. Полны сочувствия к человеку в по-

гонах строки:

Нет слез балтийских, русских, датских...

Они одни на белый свет.

Не трогайте могил солдатских.

Средь павших оккупантов нет!

Как реквием читается стихотворение «Двадцать девятое марта» на тему

чеченской войны. В те дни бригады ОМОНа гибли одна за другой, и не

всегда было ясно, почему. Помню кадры по телевизору: хоронят омонов-

цев Сергиева Посада, а сквозь толпу пробирается чудом уцелевший пар-

нишка. Его пытаются остановить, тележурналист суёт микрофон, но он

угрюмо отодвигает камеру: «Я ни-че-го не буду говорить».

А через короткое время - подобная история с Пермским ОМОНом. Этот

край (Пермь, Березники) почти родной. Мы многих там знали и с напря-

жением смотрели на телеэкран: вдруг появятся знакомые фамилии? Нет...

Но всё равно - на фоне знакомых городских пейзажей они как наши дети,

сверстники наших детей. Медленно проплывает по экрану список убитых,

задерживаясь на каждом имени...

ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТОЕ МАРТА

Памяти Пермского ОМОНа (2000 г.)

Все длишься ты, праздник,

В слезах о родимых и близких.

Убитых бригады

Глядят на сошедших с ума.

Я вижу Россию

В военных дождях, в обелисках.

Солдат безымянных

Земля возвышает сама.

118

Мне стыло от мыслей.

На юге по-мартовски тало.

Психозно гудит над страной

Похоронный завей -

Я слышу, я вижу,

Я знаю, земля, ты устала

И плотью, и духом

Своих хоронить сыновей!

Сегодня

Засадой

Расстреляна группа ОМОНа...

Мне даже молитва

Казенно звучит, как враньё!

И память моя

Окликает ребят поименно:

Простите,

Простите,

Простите бессилье моё.

* * *

Нас гваздали будни и беды

И лозунгов диких враньё

За множество лет до Победы

И столько же - после неё.

Без слов, без гранат, без атаки,

Вслепую - какая там связь!
–

Ложились под бомбы и танки,

Российской землей становясь.

Над нами

По росту, по ГОСТу

Шеренги чеканят шаги.