Среда обитания
Шрифт:
– Не выспались, Аристарх Антонович?
– Какой уж тут сон...
– Далеко ли ездили?
– Никуда не ездил.
Корнилов снял трубку с телефонного аппарата. Набрал номер Белянчикова.
– Снимите пост на Зверинской у дома тридцать три. Пусть Степанов возвращается в управление.
Посмотрел внимательно на Аристарха Антоновича. Платонов отвел глаза.
– Вы знаете, гражданин Платонов, - жестко сказал подполковник, - дела ваши очень плохи. Очень.
– Но объяснение я принес.
– Аристарх Антонович испуганно посмотрел на Корнилова.
– Как договорились. Я все написал...
– Сегодня ночью сгорел дом Барабанщикова. Не просто сгорел - его подожгли. Мы подумали: qui prodest? Вы человек ученый, латынь, наверное,
– Нет, - мотнул головой Аристарх Антонович.
– Что же вы так? А говорили мне вчера, что кандидат наук. Мы, кстати, проверили - никакой вы не кандидат. Не защитились. А теперь вас другая защита ожидает. Qui prodest - значит: "Кому выгодно?"
Платонов не шелохнулся. Сидел бледный как полотно, ожидая, что еще скажет подполковник.
– Мы решили, что в первую очередь это выгодно вам. Приехали на Зверинскую, а вас нету дома. И соседи говорят - не ночевал. Машина у вас грязная, ботинки тоже... Что прикажете думать? Там, в Парголове, на Озерной, грязи хватает.
Платонов инстинктивно посмотрел на свои ноГи.
– А ведь вы, Аристарх Антонович, давали подписку о невыезде. И говорили мне хорошие слова об интеллигентности. Вы знаете, что по моему, милицейскому, разумению отличает человека интеллигентного? Чувство порядочности.
– Корнилов смотрел, как розовеют большие, чуть оттопыренные уши Платонова.
– То, что вы написали, я сейчас даже и смотреть не буду. Чтобы не ставить вас в неловкое положение. Мы вас задерживаем. По закону имеем право на семьдесят два часа. До того, как предъявлено обвинение. А новое объяснение я хотел бы получить от вас через час. Успеете?
Платонов кивнул.
Когда его увели, Корнилов вызвал секретаршу:
– От Бугаева нет сообщения?
– Нет, Игорь Васильевич.
– Тогда попроси зайти Белянчикова.
Вся история с погибшим в Орлинской церкви мужчиной получила неожиданный и зловещий поворот. Вначале Игорю Васильевичу казалось, что достаточно найти точки соприкосновения Николая Михайловича Рожкина, убитого из найденного у Барабанщикова пистолета, и самого Барабанщикова, как все станет ясно. Отыщутся скрытые пружины убийства, найдутся люди, знавшие обоих, скрестятся интересы. Но обернулось все по-иному. Существовал еще один человек, решительный и осторожный одновременно, и потому вдвойне опасный, человек, которому не хотелось, чтобы милиция обыскивала дом Барабанщикова, копалась в его вещах. А может быть, это какой-нибудь маньяк или проходимец вроде Аристарха Антоновича? Человек, который решил уничтожить коллекцию погибшего? Чтобы не досталась ни государству, ни родственникам. Решился ведь Платонов залезть в чужой дом за иконами. Корнилов посмотрел на часы - приближался полдень. Подполковнику не терпелось поскорее узнать, что выходил в Парголове Бугаев, хотя он и подозревал, что никакой сенсационной информации капитан не привезет. Все там проделано опытной рукой.
– Ну что? Пишет ученый?
– спросил Игорь Васильевич у Белянчикова, когда тот вошел в кабинет.
– Пишет. Почерк, я вам скажу, у него каллиграфический. Нам бы его на полставки протоколы оформлять.
– А по мне, так следовало ему в колонии месяцев шесть стенгазету выпускать "Солнце всходит и заходит", - проворчал Корнилов.
– Только ничего ему не будет. Скорее всего он действительно свои иконы с Озерной унес.
– Чьи бы ни были, а выходит, что он их спас, - сказал Юрий Евгеньевич.
– Сгорели бы они за милую душу.
– Это ты, Юрий Евгеньевич, правильно заметил, - усмехнулся подполковник.
– Коловращение жизни, как писал О'Генри.
– Игорь Васильевич, - спросил Белянчиков, - а почему ты решил, что Платонов не сбежал, а придет к нам?
– Стереотип мышления... Увидел Аристарх у меня фотографию мертвого Барабанщикова - воспользовался случаем и украл иконы.
– Корнилов поморщился.
– Свои не свои, но украл! Разницы-то почти никакой, - способ преступный. Поймали его с поличным. Платонов понял: не сумеет доказать, что иконы ему принадлежат, -
– Так это только твои догадки?
– разочарованно протянул Белянчиков.
– Догадки мои, товарищ майор, имеют реальное основание. Через час прочитаем опус Аристарха Антоновича - убедимся. А у тебя догадок никаких нет?
– Думаю, что ты меня снова к Рожкиной пошлешь.
– Правильно думаешь. Ее надо еще раз подробно расспросить. И про Барабанщикова, и про Аристарха Антоновича.
Белянчиков кивнул.
– На фото она Барабанщикова не признала, а фамилию могла слышать...
– Кстати, а где она живет?
– вдруг спросил подполковник.
– В Озерках... Ну-ка, ну-ка!
– спохватился Юрий Евгеньевич.
– А Барабанщиков в Парголове. Соседи.
– Вот видишь. Еще одна деталь.
13
Объяснительная записка, которую Аристарх Антонович положил на стол Корнилову, начиналась словами: "Серьезно продумав свое поведение аа последние сутки, я пришел к выводу, что непреднамеренно совершил ряд неэтичных поступков. Прежде всего, воспользовавшись имевшимся в моем распоряжении ключом от дома гражданина Барабанщикова, я пытался забрать оттуда принадлежавшие мне редкие иконы XVII века. Кроме того, я нарушил данное представителям милиции слово о невыезде из города. Совершил я эти поступки, находясь в стрессовом состоянии, вызванном беспокойством о возможной утрате для общества уникальных произведений древнерусского искусства..." Подполковник читал объяснение Платонова со смешанным чувством удовлетворения и горечи. Удовлетворения от того, что он не ошибся в оценке характера этого человека, его действий. Платонов писал, что, опасаясь за свою коллекцию, решил отвезти иконы на сохранение к своей бывшей жене, в поселок Вырица. И горечь испытывал Игорь Васильевич из-за неискренности, полуправды, стремления вывернуться, которыми дышало каждое слово в записке. "Сообщаю Вам, что все случившееся явилось для меня горьким нравственным уроком. Готов понести любое моральное наказание".
"Согласен только на моральное наказание, - усмехнулся подполковник. А на большее не согласен. Ну и фрукт! Долго же придется из него правду вытягивать".
Дальше в записке Платонов опять писал о том, что он интеллигентный человек, пользуется уважением в НИИ и много делает для страны и народа. Сплошная лирика - как называл Корнилов такие пустые словоизвержения, и только один конкретный факт. Платонов указал фамилии и адреса двух человек, которые знают историю приобретения им икон, отданных на реставрацию и присвоенных Барабанщиковым.
– Значит, инженер Кузовлев и реставратор Мокшин могут подтвердить, что иконы, изъятые из вашего чемодана, принадлежали раньше вам?
– спросил Корнилов, закончив чтение объяснительной записки.
– Да, - кивнул Платонов.
– Я же написал. Они все подтвердят. Мокшина я приглашал к себе домой, показывал иконы. Просил отреставрировать.
– Он отказался?
– Да, сказал, работы невпроворот.
– А где вы приобрели их?
Платонов насупился.
– Аристарх Антонович, вы же обещали быть откровенным.
– Я купил их у Барабанщикова.
– За сколько?
– Я уже не помню.
– Откровенность у Аристарха Антоновича получилась урезанной, но Корнилов хотел узнать, на какой основе строились отношения этих двух людей - погибшего и ныне здравствующего.
– Постарайтесь вспомнить.
– Я купил иконы несколько лет назад, - морщась, словно у него разболелся зуб, стал рассказывать Платонов.
– В то время я еще не увлекался коллекционированием. Купил просто так. Олег предложил, я и купил. За двести рублей все три.