Сталин и заговор генералов

28. Кондратьев Б.Н. (1887—19??) — начальник штаба Туркестанского фронта (капитан Генштаба), русский, сын офицера.

29. Петин Н.Н. (1876—1937) — командующий Сибирским военным округом (полковник Генштаба), русский, дворянин.

30. Паука И.Х. (1884—19??) — начальник штаба Сибирского военного округа (полковник Генштаба), латыш, из мещан.

31. Путин В.К. (1893—1937) — начальник УВУЗ РККА (прапорщик военного времени), литовец, из крестьян, член РКП (б).

32. Баранов П.И. (1892—1933) — начальник Управления ВВС РККА (солдат), русский, из рабочих, член РКП(б).

33. Муклевич Р.А. (1890—1938) — заместитель начальника Управления ВВС РККА (матрос), поляк, из рабочих, член РКП(б).

34. Меженинов С.А. (1890—1937) — помощник начальника Управления ВВС РККА (капитан Генштаба), русский, дворянин (с XVI в.).

35. Хорьков С.Г. (1892—193?) — начальник штаба ВВС РККА (подпоручик военного времени), русский, из рабочих.

36. Зоф В.И. (1889—1937) — начальник Морских сил РККА, чех, из рабочих, член РКП (б).

37. Блинов С.П. (18??—19??) — начальник штаба Морских сил РККА.

38. Векман А.К. (1884—1955) — командующий Балтийским флотом (капитан 2-го ранга), немец, сын морского офицера.

39. Панцержанский Э.С. (1887—1937) — командующий Черноморским флотом (лейтенант флота), поляк, дворянин.

40. Дыбенко П.Е. (1889—1938) — начальник ГАУ (матрос), украинец, из крестьян, член РКП (б).

41. Оськин Д.М. (1892—1934) — начальник Управления снабжения РККА (штабс-капитан военного времени), русский, из мещан, член РКП (б).

В возрастном отношении из 41 «генерала» только 2 имели возраст до 30 лет (4,9%); 28 — от 31 года до 40 лет (68,3%); 10 — от 41 года до 50 лет (24,4%); 1 — свыше 50 лет (2,5%). Советская военная элита немного «постарела». Ее средний возраст составил 37—38 лет.

В этнокультурном отношении: 26 «генералов» —- русские (63,4%); 6 — поляки (14,6%); 2 — евреи (4,9%); 2 — литовцы (4,9%); 2 — латыши (4,9%); 2 — эстонцы (4,9%); 1 — украинец (2,5%).

По социальной принадлежности: 7 «генералов» — дворяне (4 из древних родов) (17%); 7 — сыновья офицеров (17%); 6 — из служащих и интеллигенции (14,6%); 4 — из мещан (9,7%); 9 — из крестьян (ок. 22%); 5 — из рабочих (12,2%); 2 из солдатских детей (4,9%); 1 — сын священника (2,5%).

Образовательный ценз перечисленных «генералов» распределялся в следующем порядке: 22 кадровых офицера старой армии (53,7%), в том числе 2 генерата (4,9%), 10 старших офицеров (полковники и подполковники) (24,4%) и 10 младших офицеров (от подпоручика до капитана) (24,4%). 11 «генералов» были из бывших офицеров военного времени (26,8%). 4 «генерала» служили солдатами и матросами (9,7%), 4 не служили (9,7%). 19 «генералов» являлись генштабистами (в том числе 2 «причисленными к Генштабу») (46,3%). 20 «генералов» являлись членами партии (48,8%).

Хотя К.Ворошилов был достаточно известен в военно-политических кругах со времен Гражданской войны, репутация его с точки зрения нового высокого назначения вызывала серьезные сомнения, а его назначение — серьезное недовольство у значительной части советской военной элиты. Еще в самом начале ноября 1925 г., когда уже обсуждался вопрос о преемнике М.Фрунзе на постах Председателя РВС СССР и наркомвоенмо-ра, М.Тухачевский говорил с оттенком некоторого высокомерия, обращаясь к собеседникам: «Я не знаю, кого вы называли в беседах с членами ЦК и ЦКК, а я, не делая секрета, хотел бы предложить кандидатуру Серго Орджоникидзе. Мне кажется, что только он, с присущим ему талантом и душевностью, с его работоспособностью и другими достойными качествами, мог бы стать приемлемой для всех кандидатурой на пост наркомвоенмо-ра»⁹⁹⁷. На Г. Орджоникидзе и его влияние в высших партийных кругах ориентировались по опыту благоприятного сотрудничества в годы Гражданской войны также И.Уборевич, С.Пугачев. Вряд ли эта кандидатура могла бы вызвать серьезные возражения со стороны А.Егорова, С.Буденного. Поэтому назначенный на самую высокую должность в Красной Армии К.Ворошилов первые годы не пользовался особым авторитетом не только у советской военной элиты, в высшем комсоставе РККА, но и за рубежом. Куда более значительные влияния на дела, особенно в сфере военного сотрудничества с рейхсвером, в сфере военной разведки, оказывал его 2-й заместитель И.Уншлихт. Несомненно, в высшем комсоставе да и в партийной элите гораздо большее значение имел ставленник Г.Зиновьева, тоже видный комиссар, даже командарм в Гражданскую войну М.Лашевич. Однако доминирующей по влиянию фигурой оставался «неформальный лидер» армии М.Тухачевский.

«Позиция Уншлихта по отношению к нашей совместной работе метко охарактеризована Вами, — писал один из руководителей германского военного министерства Ф.Фишер представителю рейхсвера в СССР Лит-Томсену в январе 1926 г. — Центром тяжести он считает все вопросы снабжения, в то время как мы более всего заинтересованы в том, чтобы вскоре приобрести еще большее влияние на русскую армию, Воздухфлот и флот. Профессор Геллер с благодарностью признает поэтому, что Вы при первом же случае искали через Уншлихта пути к Ворошилову и в особенности к тов. Тухачевскому»². Этот фрагмент деловой переписки идеологически независимых ответственных лиц отражает их представление о реальной иерархии «лидеров» Красной Армии: М.Тухачевский, К.Ворошилов, И.Уншлихт. По-своему и в свою очередь на лидирующую роль Тухачевского в Красной Армии, отражая представления французских военно-политических кругов, указывает и название неоднократно упоминавшейся книги П.Фервака, изданной в начале 1928 г.: «Михаил Тухачевский — вождь Красной Армии». Эти представления характерны были и для руководства русских зарубежных военных организаций, в частности РОВС. Агент ОГПУ Власов, встречавшийся в октябре 1926 г. в Париже с А. Кутеповым, отмечал, что генерал «интересовался тт. Ворошиловым, Тухачевским и крупными военспецами из числа бывших полковников и генералов. Особенный интерес проявлял почему-то к т. Тухачевскому»¹.

Не задаваясь целью всесторонне охарактеризовать личность и военно-политическую роль Климента Ефремовича Ворошилова (1881 —1969), ограничусь некоторыми, но необходимыми штрихами. Суждения о нем в значительной мере замутнены официальной пропагандой, генетически связанной с теми или иными периодами советской истории. Период восхваления «первого марш&та», «первого красного офицера» сменится периодом умолчания, а затем и периодом «разоблачений». Думается, независимо от оценок К.Ворошилова как высшего руководителя Красной Армии, каковым он оставался на протяжении 15 лет, личность эта не была столь проста и однозначна, как она порой представлена в публицистике. Речь, конечно же, может идти именно о публицистике, поскольку научной биографии Ворошилова пока нет. Далеко не все близко знавшие Ворошилова оставили для потомства свое о нем мнение. Те же, кто это сделал, вряд ли были во всех случаях объективны. Конъюнктура политической борьбы подчас мешала быть непредвзятыми в оценках Ворошилова. Тем не менее даже в этих случаях они ценны. Не претендуя на целостность и тем более объективность, они, однако, отмечают некоторые, несомненно, присущие К. Ворошилову свойства личности, характера, поведения.

«Биография Ворошилова, — характеризуя его вряд ли достаточно объективно, вспоминал Л.Троцкий, свидетельствует о жизни рабочего-революционера: руководство стачками, подпольная работа, тюрьма, ссылка. Но, как многие другие в руководящем ныне слое, Ворошилов был только национальным революционным демократом из рабочих... В Февральской революции Ворошилов, как и Сталин, поддерживал правительство Гучкова — Милюкова слева. Это были крайние революционные демократы, отнюдь не интернационалисты... Хотя Ворошилов был из луганских рабочих, из более привилегированной верхушки, но по всем своим повадкам и вкусам он всегда гораздо больше напоминал хозяйчика, чем пролетария. После Октябрьского переворота Ворошилов, естественно, сделался средоточием оппозиции унтер-офицеров и партизан против централизованной военной организации, требовавшей военных знаний и более широкого кругозора... В кругах Ворошилова с ненавистью говорили о спецах, о военных академиках, о высоких штабах, о Москве»¹.

Тухачевский, в изложении Л.Норд, дал наркому краткую и своеобразную оценку: «Ворошилов, надо сказать, очень дубоват, но у него есть то положительное качество, что он не Лезет в мудрецы и со всем охотно соглашается»^{998 999 1000}.

Возможно, более обт>ективными, хотя и чрезвычайно фрагментарными представляются мимолетные впечатления лиц, чье отношение к будущему наркому было политически нейтральным и карьерно-незаинтересованным. «Ярким контрастом Буденному служил присутствовавший в вагоне Клим Ворошилов... — вспоминал, делясь своими мимолетными впечатлениями, Ф.Шаляпин, — добродушный, как будто слепленный из теста, рыхловатый. Если он бывший рабочий, то это был рабочий незаурядный, передовой и интеллигентный. Меня в его пользу подкупало крепкое, сердечное пожатие руки при встрече и затем приятное напоминание, что до революции он приходил ко мне по поручению рабочих просить моего участия в концерте в пользу их больничных касс. Заявив себя моим поклонником, Ворошилов с улыбкой признался, что он также выпрашивал у меня контрамарки»'¹.

«Ворошилов, коротенький, седеющий, в красных штанам с серебряными лампасами, — записал в своем дневнике И.Бабель, — все время торопит, нервирует, подгоняет Апанасенку... Ворошилову не терпится, он пускает в атаку всех, кто есть под рукой»¹.

При всей приблизительности и «вторичности» оценок представляется, однако, что характеристики Ворошилова, оставленные представителями русского зарубежья, наиболее объективны. Во всяком случае, для того времени. Они, разумеется, не претендуют на адекватность, но, будучи «из вторых рук», отражают некое устойчиво-усредненное мнение о новом наркоме, сложившееся в СССР и перенесенное в русское эмигрантское зарубежье. В этом отношении полезными представляются оценки, данные К.Ворошилову в одноименном очерке Р.Гуля. «Климентий Ефремович Ворошилов — русский, народный, низовой. И ладно скроен и крепко сшит... Ворошилов весь — безудержность и русская бесшабашность. Сотрудники Ворошилова, бывшие генералы и полковники, говорят: «Если Климентий Ефремович вспылит — ураган!» И Ворошилов сам сознается, что «излишне горяч»... Кроме бунтарского темперамента, у военного министра России нет ничего. Простому уму Ворошилова чужды теории и схемы... Ни интеллигентности, ни наследственной культуры у Ворошилова нет... Ворошилов — боевой генерал. Хоть в стратегии и тактике не Бог весть уж как разбирается бывший слесарь, зато в бою в грязь лицом не ударит»^{1001 1002}.

«Ворошилов — главнокомандующий Красной Армией в случае войны, — так начинает свою характеристику новому Председателю РВС СССР и наркому по военным и морским делам профессор, полковник А.Зайцов. — Военная его подготовка для этой роли уже очерчена выше, и ее можно признать равной нулю. Заняв пост народного комиссара по военным и морским делам, Ворошилов быстро усвоит внешнюю военную выправку. Он ходит всегда в форме и даже по-светски щеголевато одетым. На парадах носит кубанскую шапку, к которой почему-то всегда питали слабость все деятели русской Гражданской войны на обеих сторонах. Научится править автомобилем, лихо выезжает на парады на вороном коне и славится своей стрельбой из винтовки и револьвера. Таким образом, внешняя военная выправка им усвоена полностью, и с этой точки зрения его нельзя спутать со штатскими коммунистами. Вопрос только в том, достаточно ли для будущего главнокомандующего в наше время обладать военной выправкой, быть видным коммунистом, но с багажом общеобразовательной подготовки в размерах 2-классной земской школы и военной, приобретенной только на службе. Правда, что многие из маршалов Наполеона немного по своей подготовке превосходили Ворошилова, но зато ими руководил Наполеон, и свои жезлы они получили на полях сражений, а не партийной линии, как Ворошилов»¹⁰⁰³.