Старые долги

– Но есть там и люди, попавшие в банду случайно,и наивные молодые парнишки, которые верят, что Хефе строит цивилизацию... тем более что он весьма харизматичен и сам искренне веpит во многое из того, что говорит.

– Вы думаете?

Лесли покивала.

Кажется, священник ожидал, что она скажет что-то еще, но она вместо этого принялась наливать себе чай. По его примеру - сначала темную жидкость из маленького чайничика, а потом чистый кипяток из большого. Запах был непривычный - не сладковато-медовый, а терпкий, но приятный. Попробовала - вкус был чуть горьковатый и вяжущий, но тоже приятный.

– Из чего сделан этот чай? – поинтересовалась она.

– Я такого не пробовала!

– Из чая. Настоящего. С добавкой яблоневого цвета. – Лесли недоуменно уставилась на него, и священник пояснил: - Да, это тот самый чай, который люди пили до Перемены. Отец Келли сумел сохранить несколько черенков. Сейчас у меня за домом растет десять чайных кустов, я сам собираю листья, вялю и сушу.

– А... скажите, пожалуйста, как он размножается?!
– немедленно проснулся в ней маркетир.

Отец Доннел рассмеялся:

– Я понимаю, на что вы намекаете. Да, конечно, я дам вам несколько черенков. Но не знаю, приживутся ли они на севере - минусовых температур китайская камелия не выдерживает.

– Да я не для себя, – махнула рукой Лесли.
– Друзьям в Колорадо хотела подарить.
– Вздохнула: - У меня-то у самой с растениями плохо выходит - даже укроп на грядке за домом, и тот еле растет. Вот с животными - другое дело.

– Я дам вам черенки, – повторил священник, - и напишу, как их растить и поливать. Там самое важное полив и подходящая почва.

– Спасибо. И... святой отец, вам подсвечники нужны? – Брать что-то бесплатно она не привыкла.

– Интересная вы женщина, – покачал головой отец Доннел. – Только вчера убили человека, жизнью рисковали - а сейчас об этом и не вспоминаете, куда больше вас интересует чай. Ходите в мужской одежде - но при этом, насколько я слышал, любящая мать и хорошая жена. Готовы были пытать пленного - и беcпокoитесь о судьбе остальных...

– Кстати о пленных, – перебила Лесли, – там есть двое человек, которых я хотела бы забрать себе.

– В каком смысле?

– Скорее всего, они уйдут на север вместе с нами. Пока же я хочу, чтобы их не трогали и... словом, я сама о них позабочуть.

– Надеюсь, речь не идет о Хефе?

– Нет, ни в коем случае.

"Да он и не сдастся", - мысленно добавила она.

Он не сдастся,и в плен попадет разве что если будет ранен... или если впятером навалятся. Что с ним тогда сделают - повесят, расстреляют? Как-то само собой представилось, что егo, со связанными за спиной руками, ведут к виселице, а собравшаяся вокруг толпа кидает в него грязью - от этого мысленного зрелища Лесли стало не по себе.

– ...Мэм?
– отвлек ее от размышлений голос священника.

– Да?
– Она виновато улыбнулась: - Извините, задумалась.

– Я хотел попросить вас - постарайтесь больше не конфликтовать с Роном Франшо. Он очень любит дочь,и после того, что с ней случилось, ненавидит все, что связано с Логовом, даже воздух, которым там дышат.

ЛАВА СЕДЬМАЯ

В миле от Логова ведущую к нему дорогу пересекал овраг, широкий и глубокий. По весне он, наверное, наполнялся водой, но сейчас по дну струился лишь хилый ручеек. Через овраг был перекинут мост, подновленный свежими бревнами. Именно в этом овраге, рядом с мостом,и собралась в субботу, за два часа до заката, армия сопротивления.

Там же, в овраге, под натянутым брезентовым тентом был организован временный штаб. Сержант Калвер не захотел оставаться в Хоупленде, сказал:

– Может, на месте что дельное смогу присоветовать. Да и стрелять я пока тоже не разучился.

Сейчас он, сидя за столом, что-то объяснял Дрейку.

Лесли сидела на земле у откоса, прислонившись к нему спиной и притянув к себе с обеих сторон Дану и Юту. Их - и ее - черед придет, когда солнце опустится ниже и пустошь к востоку от Логова скроется в сумеречной тени - именно тогда по направлениею к базе двинутся оба диверсионных отряда.

Но до этого было еще полчаса, не меньше, и, за неимением более продуктивного занятия, она злилась на саму себя. Потому что не прошло и полдня после того, как отец Доннел просил ее не конфликтовать с оном Франшо, как они снова поругались (если не сказать хуже).

***

Вечером, уже почти ночью, она пошла гулять с сoбаками. Улицы пустынные,тихо, приятный свежий ветерок - красота!

И, проходя по одной из таких улиц, она услышала, что впереди кто-то разговаривает на повышенных тонах. По мере приближения стали слышны отдельные реплики: "Ты сделаешь так, как я сказал!" (это сказал мужчина); "Пусти меня!" (а это уже женщина); "Дрянь поганая, не смей меня позорить!" - за этим последовал звук оплеухи, болезненный вскрик (естественно, женский) и злобный рев: "Все пoняла?!"

И Лесли свернула в проулок, откуда доносились голоса. Возможно, этого не стоило делать, но пройти мимо как-то само сoбой не получилось. Шагов через тридцать, она увидела, что называется, "картину маслом" - здоровенный бородатый мужик, одной рукой прижимая к беленой стене конюшни худенькую женщину, вторую заносил для очередного удара.

– Ну-ка, прекрати!
– вырвалось у нее одновременно с осознанием, что женщина - это Сури, а мужчина - ее "любящий" папа.

Девушка взглянула на Лесли с мольбой (интересно, что ей надо - чтобы случайная свидетельница этой неприятной сцены выручила ее или наоборот, чтобы ушла?) - следом обeрнулся и Франшо.

– Ты?!
– рявкнул он. – Ты что здесь делаешь?!

– Отпусти ее, – негромкo сказала Лесли.

– Убирайся вон! Со своей собственной дочерью я как-нибудь сам, без тебя разберусь!

– "Собственная" - это твоя кобыла. А Сури - взрослый человек, и сама будет решать, что ей делать!

Франшо наконец отпустил девушку, напоследок дав ей подзатыльник, приказал:

– ну, марш домой и переоденься! Хватит меня позорить этими дурацкими штанами! Или ты что - хочешь быть похожа на эту... мужебабу?!

– Да, хочу!
– вдруг отчаянно закричала Сури.
– Да, хочу! ДА, ХОЧУ!!!

– х, ты...
– он снова попытался схватить дочь - она отскочила и пoвторила еще раз: