Ставрос. Падение Константинополя

Несколько мгновений комес не отвечал – тогда Феофано прибавила:

– К тому же, если уж мы сошлись, действовать нужно быстро! Мы слишком заметные люди, и турецкие власти могут уже сейчас дознаться и предупредить наше бегство!

– Турецкие власти никогда не спят… по крайней мере, в Константинополе они еще не могут позволить себе спать, - проворчал Леонард Флатанелос.

Феофано рассмеялась.

– Так значит, ты согласен.

Комес склонил голову; потом на скаку схватил руку Феофано и поцеловал ее.

– Да, госпожа. Ты совершенно права.

И он обернулся на Феодору; и его взгляд сказал московитке все.

А царица амазонок вдруг придержала своего черного белолобого коня – и, пропустив вперед спутника, ловко поравнялась с Феодорой, ехавшей позади Леонарда; и та ловко заняла ее место рядом с комесом. Тренированное тело действовало быстрее разума.

А когда подруги менялись местами, Феофано успела подмигнуть Феодоре.

– Мне кажется, у вас появилось много что обсудить, друзья, - сказала она обоим.

И вдруг Феодоре стало легко: она, как и Феофано, почувствовала себя автором этой драмы*, которую они, оказывается, ставили с василиссой вдвоем! И исход драмы был еще не решен!

Феодора засмеялась. Они еще не делали ничего предосудительного!

– Комес, я хочу рассказать вам о моей семье, - произнесла она. – Мы до сих пор почти все время говорили о вас и о ваших странствиях, потому что вы для нас сейчас самый важный человек… но поскольку вы едете к нам, это необходимо.

Комес, с такой же изысканной вежливостью, поклонился.

– Буду счастлив слушать вас бесконечно. И узнать о вас как можно больше.

И, в отличие от большинства дамских угодников, западных галантов, он не лгал и не преувеличивал. Феофано, ехавшая позади этой пары, улыбалась и щурила глаза, слишком хорошо представляя, что таится за учтивостью обоих.

Ну ничего: в конце концов боги присудят победу сильнейшему, как всегда бывает.

* Обширная система канализации в Древнем Риме, считающаяся прототипом античной канализации: Большая клоака функционирует до настоящего времени.

* Соловый (лошадиная масть) - желтоватый, со светлым хвостом и гривой.

* Драма, вопреки распространенному представлению, в своем исконном значении не равняется трагедии: трагедия – ее подвид, как комедия, мистерия и др.

========== Глава 110 ==========

Фоме Нотарасу не впервой было привечать гостей, которые затмевали его и принижали одним своим существованием. И любезность таких гостей оскорбляла его еще больше грубости.

Но он не был бы римлянином, если бы позволил себе показать свои чувства. И даже когда позволял, никто никогда не мог предсказать его поведение, которое сам патрикий предпочитал называть политикой. В этом они с сестрой были равны: и, пожалуй, Фома Нотарас имел преимущество перед нею, потому что его не сковывала необходимость сохранять мужество и благородство.

По иронии судьбы, приняв роль вождя, Феофано была вынуждена принять и другие атрибуты мужества…

Но, однако, пока все хорошо играли свои роли – как будто этих людей, господ и рабов, своих и пришлых, нарочно подбирали друг к другу. Когда дворовый мальчик прибежал к патрикию сказать, что возвращается его жена, Фома вышел встречать ее на дорогу. С внезапным острым и болезненным удивлением, точно напоровшись на колючку, он различил среди всадников, сопровождавших повозку, комеса Флатанелоса; но удивление быстро прошло.

Фома улыбнулся.

– Ну конечно, - прошептал он. – Моя дорогая Феодора.

Он оправил свой белый, как у комеса, плащ, поправил прическу и стал во весь рост на дороге, ожидая гостей; с каким-то жестоким удовольствием патрикий хотел увидеть лицо Леонарда, когда тот узнает мужа своей возлюбленной, и ждал, когда комес осадит коня…

Комес первым из всех осадил своего редкого солового коня – шагах в десяти от хозяина; спрыгнув с лошади, Леонард пошел к нему. Фома усмехнулся. Флатанелос не выдержал: этого следовало ожидать.

Комес, все еще привычно покачиваясь, быстро приблизился к патрикию; протянул ему свою сильную руку, и теперь настал черед хозяина крепко пожать ее.

Фома приветливо посмотрел герою Византии в глаза. Он уверился в этот миг, что Феодора еще не изменила ему со своим воздыхателем – обоим не позволило благородство, хотя они наверняка много мечтали друг о друге.

Патрикию вдруг стало почти забавно принимать Леонарда Флатанелоса у себя во второй раз – вот теперь он, бесталанный муж, был арбитром судеб обоих этих влюбленных!

– Приветствую вас, - улыбаясь, сказал Фома раньше, чем Леонард подобрал слова. – Очень рад видеть вас снова, спаситель империи. Догадываюсь, что привело вас в мой дом… позвольте вас поблагодарить!

Глядя в растерянное лицо Леонарда, патрикий подумал: не обняться ли с ним. Но решил, что это будет уже чересчур.

– Я приехал по просьбе вашей супруги, патрикий, и госпожи Метаксии… Феофано, - наконец нашелся Леонард. Он прокашлялся; Фома кивнул.

– Мои дорогие женщины всегда были предусмотрительнее меня самого.

Бесспорно… и чем дальше, тем предусмотрительнее.

Тут он увидел и Феодору; жена шла к нему с пустыми руками, а за ней нянька несла Александра. Фома отметил, что его наследник выглядит здоровым, и тут же забыл о нем, сосредоточившись на жене.

Лицо подходившей Феодоры выразило изумление.

– Фома! Ты снова подстриг волосы?

Фома рассмеялся и повернул свою красивую голову, потрогав светлые кудри на затылке.

– Тебе нравится?

– Нравится, - удивленно сказала московитка. – Ты теперь опять как…

Ей, как и комесу, понадобилось прочистить горло. Фома сощурил серые глаза, ласково улыбаясь; конечно, он понимал, что хотела сказать супруга. Он опять стал как римлянин, которые всегда стриглись по-военному коротко.

Отстранив комеса прикосновением к локтю, патрикий с нежностью взял голову жены в ладони и заглянул ей в глаза; она дрогнула, но потом вернула взгляд с твердостью и ясностью.

Она была еще верна своему венчаному мужу. Нет: Феодора никогда не станет такой, как Метаксия, - хотя именно сейчас ей очень этого хотелось бы!