Ставрос. Падение Константинополя

– Боже мой, - пробормотала она со слезами. – Ведь это больше не может продолжаться… это должно закончиться! Когда, если не теперь?

Леонард отстранил ее от себя, крепко схватив за плечи.

– Именно сейчас, - сказал он. – Завтра Фома вызывает меня для объяснения… он прибудет сюда. Мы поговорим.

Она ахнула.

– Пока Фома все еще мужчина, пока он все еще храбр… пока никто со стороны еще не знает! – шепотом воскликнула московитка. – Ты понимаешь?

– Лучше, чем кто бы то ни было, - серьезно сказал Леонард.

Феодора медленно отодвинулась от мужа, глядя ему в лицо.

– А Александр? – шепотом спросила она.

– Патрикий все расскажет, - ответил Леонард. – Я ему верю. Напишет на бумаге, и передаст кому-нибудь в имении, - быстро прибавил критянин, предвидя возражения жены.

Феодора опустила глаза, ощущая, что сейчас разрыдается в голос. Разве так женщина должна себя вести с мужчиной, готовя его к смертельному поединку?..

– Послушай, - она вдруг заторопилась. – Милый…

Леонард схватил ее за руку, видя, что она раздевается.

– Нет, - твердо сказал он. – Не сейчас! Только тогда, когда я вернусь!

“Когда ты вернешься… когда ты убьешь своего спасителя, моего законного мужа и отца моего Варда…”

– Опять становиться твоим мужем, только на одну ночь… было бы слишком жестоко, - прошептал критянин, поцеловав ей руку. – Я не возьму тебя сейчас, как бы ни хотел…

Феодора хотела спрыгнуть с кровати, чтобы уступить уставшему мужу всю пышную постель и не искушать его своей близостью; но, конечно, комес не допустил этого и уступил возлюбленной кровать сам. Он даже вышел за дверь, устроившись в соседней комнате.

На другое утро комесу передали, что Фома Нотарас ожидает его за воротами.

Это было слишком рано: раньше, чем критянин ждал, но так даже лучше для всех. Леонард, не простившись ни с кем, - жена еще спала, - надел панцирь, препоясался мечом и вышел за ворота.

Фома Нотарас ждал его один.

========== Глава 165 ==========

Он был полностью готов к битве – при мече, в светлом панцире, изукрашенном белым серебром; но без шлема, чтобы совершенно ясно видеть и слышать противника. Губы патрикия при виде Леонарда Флатанелоса тронула слабая улыбка: хотя он не двинулся с места.

– Я вижу, ты тоже без шлема, - сказал Фома Нотарас. Ветер слегка шевелил его золотые волосы.

Леонард кивнул, глядя на Фому без гнева и без страха… серьезно и сочувственно.

– Ты хочешь что-то сказать мне? Говори, - предложил он.

Фома качнул головой.

– Сказать – нет… между нами все давно сказано.

Он вдруг сунул руку под широкий наплечник и достал сложенную вчетверо бумагу.

– Вот здесь все, что касается Александра – и других дел, важных для Феодоры и моих детей. Я сам отдам, не нужно никого звать!

Фома вскинул руку, останавливая Леонарда, потом подошел к воротам и бросил записку внутрь, просунув через решетку.

– Теперь ее найдут и прочитают, когда придут за трупом… или двумя, - Фома слегка рассмеялся.

– Трупом?

Леонард все еще не доставал оружия: может быть, надеялся, что до этого все-таки не дойдет.

– Нужно ли это убийство? Разве мало наши близкие вынесли? – спросил критянин. – А твоя жена?

– Моя жена, - тихо пробормотал патрикий. – Мои близкие… кто угодно, только не я!

Его губы дернулись.

– Как же мне тебя жаль, - произнес Леонард.

Он смотрел на патрикия так же, как когда-то – на заточенного в темницу Никифора Флатанелоса, перед тем, как убить его.

Фома прикрыл глаза рукой.

– Тебе меня жаль… и им всем, - сказал он с необыкновенным отвращением. – Даже теперь, после всего, в эту минуту… тебе меня только жаль!..

– Нет, - быстро возразил Леонард: он переступил с ноги на ногу и взялся за рукоять меча, но потом отпустил ее. – Я понимаю, скольким обязан тебе… и Феодора, будь уверен, понимает!

Патрикий кивнул.

– Она понимает, но для нее ты – навсегда герой, а я – только трус и себялюбец, - усмехнулся он. – Она навсегда запомнила меня таким, а тебя другим! Ты ведь знаешь, - сказал Фома с необыкновенным жаром. – Сколько на свете людей трусливее меня, сколько людей бездарных, сколько тех, кому безразлично все, кроме скотства! А разве я не служил вам эти годы, не требуя даже малой благодарности? И все же для вас всех я остаюсь только трусом и помехой в ваших делах!..

– Мы не… - начал Леонард; но тут патрикий выхватил меч из ножен и атаковал его. Он бросился на критянина так стремительно, словно прорывал заслон собственного страха; а потом для обоих мужчин не осталось ничего, кроме ярости и радости битвы. Фома Нотарас сражался хорошо, нападая, закрываясь, отступая в смертельном танце, которым наслаждались в цирках римские граждане, сладострастно волнуемые древними легендами, воплощавшимися в жизнь на арене. Несколько раз клинки встретились, удары были отражены с равной силой; меч патрикия скользнул по щиту Леонарда, потом меч критянина отколол край щита Фомы. А потом меч Фомы полоснул Леонарда по ноге… по незащищенному панцирем месту выше колена: именно там, где его когда-то ударил Валент Аммоний.

Леонард с криком упал на другое колено; Фома бросился на него, целя поверх щита. Он успел нанести удар, обрушив его на плечо врага; но тут Леонард поразил патрикия снизу в живот, под панцирь.

Критянин успел вырвать меч с прежней силой, еще не ощутив, что сам опасно ранен; и тут Фома упал на него всей тяжестью. Леонард обхватил патрикия руками, ощущая, как его заливает горячая кровь, вражеская и своя; вражеская боль и своя… Фома судорожно сжал Леонарда в объятиях и обмяк, уронив голову ему на плечо.

Он был мертв.

Леонард последним усилием столкнул патрикия с себя и ощутил, как боль охватила всю правую руку, плечо и грудь.

“Успеют ли они? Может быть, я сейчас тоже умру… я заслужил?..”

Леонард приподнялся на здоровой руке; его сразу пронзила резкая боль, он упал и потерял сознание.

Очнувшись, комес ощутил, что плечо туго перебинтовано, а правая рука притянута к туловищу. Правая рука, незащищенная щитом…

Тут он все вспомнил. Опять привстал на локте, ощутив, как темнеет в глазах.

– Лежи, - прошептала совсем рядом Феодора. – Лежи, милый…

Она плакала; Леонард улыбнулся.

– Я все еще с тобой, - прошептал он.

Феодора закрыла ему рот ладонью.

– Тебе нельзя разговаривать, - сказала она.

Его правая нога была тоже туго перебинтована; и лежал он в той самой пышной постели, которую уступил жене накануне ночью. Леонард кивнул, закрыв глаза.

Он помнил, что убил патрикия… и понимал, что сейчас Феодора жалеет и любит Фому не меньше, чем его, своего мужа. А то и больше. Одно неосторожное слово – и Феодора может навеки возненавидеть комеса: победителя, которому Фома Нотарас подарил свою жизнь.