Ставрос. Падение Константинополя

Частная жизнь властителей была скрыта от простонародья и на улицах – патрикия Нотараса и его наложницу доставили в дом, который занимал наследник престола, в носилках. Свиту их составили как собственные слуги, так и проводники-итальянцы, любезно присланные Константином.

– Он не очень образован, - откровенно сказал Фома взволнованной Феодоре, пока они покачивались в тени навеса под мерные шаги носильщиков, - и не слишком интересуется искусством, равно как и религиозными тонкостями. Но зато храбр и силен – а этого нам не хватает, в отличие от художников и богословов…

– Как он посмотрит на меня! – сказала Феодора.

Фома засмеялся.

– Главное, как он посмотрит на меня, дорогая, - ответил патрикий, снисходительно поцеловав ее. – Если он окажет уважение мне, своему верному союзнику, тебе будет оказан самый высокий почет, можешь не сомневаться.

Феодоре на миг стало холодно. “Вот этим гречины и отличаются от нас”, - подумала она.

Когда они прибыли и носилки опустились на землю, Фома подал ей руку и помог выйти. Потом сразу отстранился от нее, отступив на несколько шагов. Он был взволнован – Феодора замечала это по его сдержанным жестам, блеску глаз; а уж как она сама боялась…

Но ее страхи не оправдались.

Навстречу им из дома вышел человек, похожий на Иоанна, но значительно моложе, сильнее и живее. Царевич приветливо посмотрел на Фому, потом приблизился, и они крепко пожали друг другу руки.

– Рад приветствовать вас, мой друг, - сказал он. – Рад вашему благополучному прибытию.

Патрикий отступил и изящно поклонился.

– Мне многое нужно рассказать вам, - сказал он.

Феодора узнала, познакомившись с библиотекой патрикия, что это странное обращение - как будто говорят не с одним человеком, а сразу со множеством, увеличивая важность особы, - первыми приняли и узаконили римские императоры, которым желалось быть, как Богу, едиными во многих лицах. Потом уже такая почтительность распространилась на самую высокую знать, и дальше - ниже…

Феодоре не нравилось это обманчивое взаимное умножение друг друга, и она испытала огромное волнение, когда взгляд наследника остановился на ней и он спросил:

– А вы, госпожа? Кто вы и откуда?

Такая военная прямота была бы неприличной, если бы эти слова исходили не из уст царского сына. Фома Нотарас с извиняющейся улыбкой взял свою спутницу под руку.

– Это Феодора, моя дорогая гостья из Московии… и подруга, - сказал он.

– Из Московии? Подруга? – быстро переспросил Константин с огромным интересом и каким-то весельем в глазах.

Феодоре захотелось провалиться сквозь землю. Но тут царевич отступил от нее и коротко поклонился, с самым невозмутимым и вежливым видом. Впервые Феодора заметила, что он тоже, на самом деле, уже старый человек…

– Рад знакомству, госпожа. Здесь вам будет оказано полное уважение. Не знаю, сочтете ли вы удобным мое простое жилище…

– Феодора неприхотлива, как и я, мой господин, - ответил за нее патрикий. Он улыбнулся. – Мы привыкли к военным трудностям.

Константин кивнул.

– Что ж, тогда госпоже Феодоре сейчас будут предоставлены комнаты для отдыха, - сказал он. – У вас большая свита? – спросил он московитку.

– У меня - только одна служанка, - сказала Феодора.

Константин улыбнулся.

– Тогда, наверное, вам будет достаточно одной комнаты?

– Да, господин, - сказала Феодора, мечтая в эту минуту только уйти с царских глаз.

Когда женщины, госпожа и служанка, наконец удалились, вместе со слугами Нотараса, господа остались одни.

Константин повернулся к патрикию. Сейчас он был очень суров.

– Итак, Фома, - сказал он, - вы привыкли к военным трудностям? Что вам нужно мне поведать, кроме того, что я уже знаю?

– Многое… государь, - ответил Нотарас, склонив голову.

Перед сном, когда он пришел поцеловать свою возлюбленную, она уже спала на своей одинокой пышной постели, и служанка – у ее ног. Фома улыбнулся этому зрелищу и, не потревожив сна Феодоры, вышел вон.

В это самое время, далеко от Корона, между миртовых кустов прогуливались двое – точно жених с невестой. Да они и были женихом и невестой, как заключил бы всякий, кто услышал бы их страстный разговор. Женщина отказывала мужчине.

– Только после нашей свадьбы, - сказала черноволосая античная богиня. Стоявший напротив нее такой же чернокудрый и полный жизни красавец склонил голову и опустил руки, словно его надежды были убиты. Потом он схватил и прижал к губам ее руку.

– Я слишком почитаю тебя, Метаксия, чтобы настаивать… Но дай мне сейчас клятву, что будешь любить меня!

– Когда на моей голове будет венец императрицы, - прошептала женщина, обняв его за шею. Но смотрела в глаза ему она с такой же суровостью. – И если ты чтишь меня так, как говоришь, зови меня так, как меня сейчас зовут…

– Феофано! Феофано! Ты лучше ее! – страстно воскликнул доместик схол.

Они поцеловались. Потом ушли в дом рука об руку.

Из травы медленно поднялся мальчик, который пролежал там скорчившись все время, пока заговорщики были вместе, думая, что они одни. Он не хотел подслушивать, но так вышло. И обнаружить себя, пока они говорили, было хуже смерти.

– Матушка, - пробормотал мальчик и побрел к дому, спотыкаясь на каждом шагу.

========== Глава 21 ==========

Микитка вошел в дом черным ходом: этот ход сейчас никто не стерег – в доме Феофано вообще недоставало слуг. Он догадывался, что греческая госпожа не живет здесь постоянно… И не опасается, что ее пленники сбегут, - куда им бежать, когда самим хозяевам этой земли, знатнейшим людям, очень опасно по ней передвигаться?

Евнух постоял немного в пустом холодном коридоре, собираясь с духом. Он сжал голову руками: казалось, она сейчас расколется от мыслей.

Заговор! Конечно, он знал о заговоре давно: но что это значит для него и матери… для империи ромеев? И мог ли Микитка думать тогда, когда познакомился с Феофано… в самом деле думать… что она хочет взойти на трон?

Нет, Микитке в это не верилось: должно быть, потому, что Микитка никогда не представлял себе, что ему, простому русскому мальчику, рабу, доведется замешаться в такие великие дела и знаться с цареубийцами, которые метят в императоры. Особенно с женщинами, обладающими такой властью и силой. Ему все казалось, будто это не по-настоящему, будто он слушает материну затейливую сказку, в которой сам никогда не будет богатырем-змееборцем - и ничьим спасителем!

Но теперь мать-сказочница замолчала и посмотрела на него, ожидая его решения, - как на мужчину!