Ставрос. Падение Константинополя
Шрифт:
Фома, впрочем, рассказывал ей, что для греков древности соитие нередко было только способом сотворения детей, а для выражения любви служило все остальное: на что теперь наложила запрет церковь.
Если церкви дать волю, она наложит запрет на самую жизнь…
Иногда они выходили в море на хеландии вместе, но чаще Феодора делала это одна: она почувствовала, что пристрастилась к воде больше мужа, который не любил этой стихии, так легко обнажавшей человеческую натуру. У него было много дел при императоре – дел со скрытными людьми и дворцовыми опасностями, которые патрикий Нотарас привык и любил
К тому же, в море даже у берега водились акулы – и однажды, купаясь, они заметили меж волн серую блестящую спину с торчащим плавником. Никанор, самый бдительный, криками привлек внимание учеников и погнал их на берег.
Господин чуть не убежал сразу же – и остался только из большего страха: страха уронить себя в глазах воинов. А Феодора хотела даже продолжить урок: но тут ей уже воспретил Никанор.
Он тихо сказал госпоже:
– Сразу же, как только ты становишься храбрым, погибнуть легче всего – ты перестаешь трезво оценивать опасность. Потом ты понимаешь, что осторожность важна не меньше отваги. Сейчас нам лучше уйти.
Акула все мелькала, темная посреди золотистой ряби, все дальше и дальше. Но тут же у берега показался второй плавник.
Феодора и Фома ахнули одновременно и схватились за руки.
– Я так и думал! На самом деле они нечасто ходят стаями, - сказал взволнованный Никанор. – И нечасто нападают на людей. Но нападают быстро: и если их несколько, надо сразу же уходить.
Они молча оделись и пошли прочь; Феодора с мужем держались за руки всю дорогу, а полные ужаса Аспазия и Магдалина, которым были доверены дети, не смели даже напомнить господам о себе. Хорошо, что хотя бы дети так малы, чтобы ничего не понять!
А на другой день Феодора, заплыв дальше обыкновенного, - Никанор понемногу пускал ее все дальше, - в первый раз открыла в воде глаза: ей стало любопытно рассмотреть морское дно, хотя нырять она еще не пыталась.
Когда же она сделала это, то удивилась, насколько прозрачно море - как будто туда не выкидывали мусор со всего Царьграда. Водоросли колыхались, как волосы юных купальщиц; стаи ярких рыбок проскальзывали над ними. А потом Феодора увидела на дне какой-то темный продолговатый предмет, напоминавший спящего человека; и тут же, хлебнув воды, вынырнула, кашляя. Феодора поплыла назад так быстро, как будто за ней гнались акулы. Никанор похвалил бы ее за успехи; нет, не похвалил бы. Она совсем не рассчитывала усилий!
Встав из воды, Феодора хватала ртом воздух и шаталась. Учитель тут же оказался рядом и схватил ее за плечи:
– Что там? Акулы?.. Идем скорее на берег!
Феодора потрясла головой.
– Там… там утопленник! Мертвец!
Она понемногу приходила в себя. Уж не из тех ли он людей доместика схол, которых отправил на дно лучший комес императора?
И не сказать ли об этом комесу?
Никанор погладил ее по плечу.
– Здесь часто находят утопленников… ты знаешь, как тяжела наша жизнь, - сказал старый воин. – Но мертвецов не стоит бояться: живые куда опасней.
Феодора засмеялась. Потом повернулась к патрикию.
– Ты не боишься мертвецов, муж мой? Тогда иди сюда!
Она разглядывала дно еще сколько могла – и теперь ясно различала то тут, то там страшные, поеденные рыбами и оплетенные
водорослями человеческие остовы: на многих сохранились дорогие одежды, отягощенные золотой вышивкой и драгоценными камнями, и прекрасной работы доспехи.“Неужели все они уцелели с того нападения? Нужно непременно сказать комесу!”
Наконец патрикий утащил ее прочь почти силой – он теперь мог даже плыть, увлекая жену.
– Ты совсем себя не бережешь… подумай о детях! – сказал Фома.
Феодора рассеянно кивнула и направилась на берег. В этот раз она даже не подумала о том, чтобы выкупать детей; впрочем, выплыть при нужде все равно сможет только взрослый и сильный человек.
Дома она вдруг сказала мужу:
– Сколько детей ты хочешь?
Он удивился такому вопросу.
– Сколько Бог даст!
Феодора сжала губы. Как для него все просто!
– Бог даст – Бог обратно возьмет, - сказала она. Помолчала хмуро. – Мне кажется, нам надо повременить со следующим ребенком.
Патрикий недовольно посмотрел на нее – не столько это предложение ему не понравилось: нет, он и сам был бы не прочь повременить, потому что уже устал от детей, висевших на его плечах и отягощавших их все сильнее. Но патрикию не по душе было услышать такое от женщины, которая ему принадлежала.
Наконец он улыбнулся и сказал:
– Ты права, дорогая. Нам нужен отдых.
“А мне нужны снадобья, которые обещала Феофано”, - подумала жена.
Она помолчала и спросила:
– Разве наше имение не нуждается в присмотре? Мы уже больше полугода там не были!
“Когда же приплывет троянский конь…”
– Я подумаю об этом, - прохладно пообещал муж. – Ты же знаешь, что я не принадлежу себе.
Феодора увиделась с комесом через несколько дней: он сам нашел ее на пристани.
– Вы так отчаянно оглядывались, что я догадался, кого вы ищете глазами, - с улыбкой сказал Флатанелос. – Вам следует лучше притворяться!
– Я не умею, - мрачно ответила московитка. – И у меня срочные новости.
Флатанелос посерьезнел.
– Я понял. Говорите.
Она взяла его за руку.
– Комес, я вчера купалась – и увидела на дне мертвецов. Много мертвецов в богатых платьях и доспехах!
– сказала Феодора. – Может быть, это ваши?
Он стиснул ее руку так, что она чуть не вскрикнула.
– Весьма возможно! Нет… я на это почти не надеялся, - пробормотал моряк. – Ведь мы несколько раз ныряли за мертвыми и никого не нашли! Наверное, унесло бурями и приливами! Осенью и зимой так штормило!
Феодора кивнула.
– Вы поздно об этом подумали… и зимой было холодно нырять. А приливы доставили утопленников сюда.
Комес вдруг обнял ее; она испугалась и хотела вырваться, а он жарко прошептал:
– Вы просто находка для нашей империи!
Отстранился и сказал, глядя строгими карими глазами:
– Идемте, покажите мне, где вы их видели!
Они вместе прошли до самого края берега, так что замочили ноги; Феодора показала пальцем, где ныряла.
– Лучше всего, если вы на месте покажете… пока плаваете; но так нельзя, - поспешно прибавил улыбающийся комес. – Я понимаю.
Кивнул.
– Ничего, мы найдем!